Матрос неизвестного флота

Тюрьма состоит из ума, заключённого в трюм.
И старый матрос, в сотый раз напиваясь, угрюм.
Он выходит на воздух, который сплошная соль,
как на сцену в спектакле, где он – король,
подменённый в детстве и выброшенный за борт,
а таких принимает к себе лишь порт…
Шатается палуба под его башмаками.
Он шагает, как будто гребёт руками.

Матрос состоит из чаек, снов и кораблей.
В драке нет его лучше, и нет его в драке злей.
На предплечье его якорь с куском цепи,
на груди ягуар мёртво клыки сцепил.
Выпитый ром частично задел бушлат.
След от ножа на бушлате, тёмные пятна заплат.
Шатается палуба под его башмаками.
Он шагает, как будто гребёт руками.

Дом состоит из шконки, тарелки, сна и стакана.
Крысы прогрызли подкладку его кармана
и, не найдя ни радости, ни хоть какой поживы,
славят крысиных богов, что покуда живы.
Трюм не имеет выхода и освещенья тоже:
коль попадаешь в него – прирастаешь кожей.
Палуба накренилась, волне отдавая дань.
Старый матрос – перекошенная бизань.

Жизнь матроса состоит из воды и суши.
На земле все звуки несопоставимо глуше,
чем в стремительных водах любого на вкус моря.
Волны бьются о борт, белобрысой луне вторя.
Парус навис старухой, прядущей вечность,
над беспечным бродягой, которого звать «беспечность».
Шатается палуба под его башмаками.
Он шагает, как будто гребёт руками.

Смерть матроса сидит на плече седым попугаем.
Попугай у матроса, конечно, предполагаем,
оттого и любим, и захолен, и отлелеян,
и к плечу, как к рее, примотан или приклеен.
Говорит попугай на семи языках засапожным матом.
Лишь матрос понимает его подсознаньем сжатым,
и шатается палуба под его башмаками.
Он шагает, как будто гребёт руками.

Детство матроса отсутствует и даже не снится,
не позволяет мечтать – позволяет башкою биться
о просмоленные борта, чтоб прийти в себя после рома.
Если бьёшься в борта, как волна, то, похоже, дома.
Если бьёшься в борта, то свою судьбу проживаешь.
Если бьёшься в борта, значит, дышишь, не умираешь.
Только палуба стонет под стоптанными башмаками.
Он шагает, как будто гребёт, и гребёт руками.

У матроса есть песня без слов, без ритма и без припева.
В этой песне в него влюбляется королева.
И когда он в ночи эту песню в пространство воет,
даже ветер собою пространство не беспокоит.
И летит этот хрип через смрад табака и пота,
видно, быть моряком – не сказочная работа.
И расшатывать палубу старыми башмаками.
И шагать, и шагать, и грести, и грести руками.

У матроса есть возраст невидимого причала.
Он глядит на причал и, прищурившись одичало,
проступает из прошлых жизней мираж запретный,
будто кто отозвался на крик его безответный,
уходящий за борт по доске, как слепая шельма,
весь в рубиновом свете огней несвятого Эльма…
Кто ж теперь расшатает палубу башмаками?
Кто шагнул в никуда и гребёт в никуда руками?

Это старый матрос неизвестного мне флота,
что глядит из глубин, словно ищет ещё кого-то…

12 ч. 59 мин.
13.02.2022 года