Анатолий Горюшкин

АНАТОЛИЙ ГОРЮШКИН
(1933 - 2022)

В талой, мутной воде утонула ступня.
Из ручья еле выпростал ноги.
И присел на распил обнаженного пня —
у лесной, непросохшей дороги.
Не распил, а ладонь. Ноздревата. Крепка.
Я на ней по складам разбираю
торопливую повесть сухого сучка,
почек бред и листвы бормотанье.
Постигаю с трудом давней жизни уклад —
и приливы ее, и отливы.
И как будто история вспять потекла —
надо мной наклоняется липа.
А за ней деревенька из мрака встает,
полунищая, полуслепая.
И как ворон, над ветками кружится год —
одна тысяча... дальше не знаю.
Что оставлено нами?
Лишь кольца стихов да серебряный иней на срезе.
И стоит хмурый пень на разломе эпох —
возле темного леса. На въезде.

У старого дома

И вспомнил я: в этой холодной печурке
когда-то огонь, как охотничий пёс,
обгладывал чьи-то сосновые чурки
и в угли совал свой испачканный нос.

У старого дома в глухом переулке
стоял я, к закату спиной прислонясь,
и слушал, как ветер строптиво и гулко
гуляет по дому, на что-то сердясь.

Обрушена кровля. Остыла печурка.
Но чуден закат. Он окно золотит.
И в пыльном окне в ожидании чуда
как юная девушка память стоит.

Отец

Он думает: «Ручьи вовсю текут…»
И представляет очень ясно,
как этой ночью вскрылся пруд,
вздохнул – и, почернев, поднялся.
И он садится на постель.
И задыхаясь, ищет что-то рядом.
А за окном – московская метель,
с ее косым, не детским взглядом.
И утро буднично во всем.
Сиделкой с равнодушными руками
оно к нему приходит в сон,
побалтывая каплями в стакане.
«Что ж… Значит это… Значит, суждено…
Не оторваться. И не отвертеться…»
Он смотрит в потемневшее окно –
как в прорубь… И ныряет в детство.

***

Мы опять рассуждаем – о том и о сем.
Заливаем прозренье дешевым портвейном.
Нас немного осталось за длинным столом.
Он, как старая шхуна, несет нас по ветру.
Укачало одних – и забросило в трюм,
где вода сатанеет за медной обшивкой.
А другие… другие смеются и пьют,
локоть к локтю, в тяжелые кружки вцепившись.
Взбаламученной чайкой взметнулся поднос.
Вал девятый, как счет неоплаченный, близок.
И пространство уходит у нас из-под ног,
словно палуба шхуны. Смеясь над Эвклидом.
Ну, и качка, друзья. Не пора ли нам в дрейф.
Разгулялась, вопит в сотню глоток стихия.
Ну, и ночка, друзья. Не пора ли нам в дверь –
под фонарь, что заносит над нами секиру.
Мудрецы и слепцы, дегустаторы слов,
флибустьеры полночных пирушек и трапез,
мы вином запиваем извечное зло,
заедаем орешком по кличке «арахис».
От стола до порога один только шаг.
За порогом – как шкура медведя – Россия.
Что-то надо решать… Что-то надо решать…
По последней… Решительно. Смело. Красиво.