Я помню тот запах гибискуса...

Я помню тот запах гибискуса,
Тишину породившую грусть:
Как во тьму вновь глядела я искоса,
Да читала стихи наизусть…

И вдруг оникса отсвет на нише,
Порождённый движенья крылом -
Благодарна кому-то там свыше,
За последний наш вечер вдвоём.

Звон цепей и вдруг резко - затишье,
Среди фраз и тончайших обид:
Вновь движение тихое, мышье,
Шаг уверенный в плоскости плит.

А волны цунами средь пламени,
И глаза, что давали мне свет,
Вдруг заставили думать, что в знамени,
Мы способны найти же ответ…

Рывок - и раскрытые крылья,
Хриплый крик, что не дал и вздохнуть,
Породивший лишь боль и усилья,
Что пытались тот миг оттянуть…

Ведь мой ангел-спаситель, мой милый,
Вновь заблудшей души лишь покой,
Из последнего тратил все силы,
Чтобы вновь повидаться со мной…

Но, увы, я забросила веру.
И навряд ли тут можно помочь:
Полюбив вдруг мираж и химеру,
Я бездумно лишь бросилась прочь…

Аромат тот, шипы и занозы,
В вихре вальса рождались во мне:
Те что в холоде росшие розы,
Распустились из праха в стене…

Лепестки, как перо, были чёрными,
Не давали забыть ни на миг;
Эпизоды вдруг стали повторными
Тех последних и злостных интриг…

Ведь мой ангел почил, обезволенный,
Попытавшись меня уберечь:
Рай ему был когда-то дозволенный -
Он решил же себя вдруг обречь…

И ведь глупо отречься от чистого,
Тоже веру свою променять…
Неужели спасая лишь близкого?
Мне, конечно, уже не понять…

Ведь мой ангел, душа, что-то светлое,
Вдруг предстал же посмертном плодо;м…
И улавливая что-то в нём беглое,
Я буду страдать же потом…

И этот гибискус далёкий,
Вдруг впитавший тот оникса цвет,
Такой же, как я, одинокий,
Подарит мне новый рассвет…

Как будто не звякали цепи,
Словно вовсе и не было тьмы.
И все мысли об этом нелепы -
Ведь по-своему счастливы мы.