Алхимия звёздной болезни стихотворца

Михаила Анищенко-Шелехметского

(Нетипичное исследование жизни и природы творчества поэта)

Из справки, опубликованной на сайте Самарской писательской организации Союза писателей России: «Анищенко. Родился 9 ноября 1950 года. Служил в армии. Работал корреспондентом многотиражных и областных газет, ответственным секретарём областной газеты «Молодёжная волна», сотрудником пресс-службы Самарской городской администрации. Окончил Литературный институт…
Лауреат Всесоюзной литературной премии имени Николая Островского. Поэт. Член Союза писателей России с 1997 года.

Произведения: Что за горами: Стихи. – Куйбышев: Кн. изд., 1981; Не ровен час: Стихи. – Куйбышев: Кн. изд., 1989; От тебя это было: Стихи. – Самарское отд. Литфонда России, 2001; Тебя ещё нет, меня уже нет: Стихи. – Самарское отд. Литфонда России, 2001; Квадрат тумана, роман. – Самара: Русское эхо, 2008; Поющая половица: Стихи. – Самара: Офорт, 2008; Образ: Стихи. – М.: Прогресс-Плеяда, 2008»

Это моя вторая публикация вообще и на сайте Стихи.ру (первая публикация «Роняя слова осторожно о вящем…» - http://stihi.ru/2022/01/19/9028), в частности, после ухода из жизни в 2012 году известного куйбышевского-самарского, советского, российского поэта, мечтавшего о всемирной славе, Михаила Всеволодовича Анищенко.

Признаюсь: много лет сомневался – писать или не писать, печатать или не печатать написанное, пережитое. Почитав же «художественную» автобиографию из-под пера Михаила, в коей в своих несчастиях он винит в основном всех, кроме себя, а также посмертные слезливые, далёкие от реальности сочинения поклонников и поклонниц поэта, я всё же решился…

Горькая правда лучше, чем сладкая ложь!      

Я мало чего знал о Михаиле в 70-х годах прошлого века, потому что у каждого из нас по жизни была своя колея. По мере вхождения в журналистскую и писательскую среду в начале 80-х годов (я тогда служил в милиции), всё чаще слышал о нём разноречивые отклики от коллег по журналистскому ремеслу и представителей известного в Куйбышеве литературного объединения «Молодая Волга», которым руководил поэт Анатолий Ардатов. Михаил Анищенко, парень из рабочей семьи, сам рабочий одного из машиностроительных предприятий Куйбышева, входил в пятёрку лучших стихотворцев этого объединения. Его стихи публиковались в местном поэтическом альманахе и областной прессе. Многие признавали его поэтическое дарование, но отмечали вспыльчивый, скандальный характер, драчливость…

Должен признаться, что лично я от куйбышевского-самарского «литературного цеха» всегда держался подальше, поскольку от его ремесленников за версту разило зловонным перегаром спиртного, болезненным самолюбием, высокомерием и лицемерием. Мне достаточно было общения с отдельными более-менее трезвыми поэтами, писателями, обладавшими здравым умом, талантом и тактом. Справедливости ради следует сказать, что не менее зловонной (в прямом и переносном смысле) была и остаётся куйбышевская-самарская журналистская среда, но в ней всё же ощущалась относительная дисциплина и даже ответственность за написанное и опубликованное – ремесло обязывает. 

К сему добавлю, что многие типажи обоих цехов достойны пера сатириков, особенно те, кто с какой-то собачьей преданностью обслуживали власти предержащих, пристроившись в партийной, советской и профсоюзной прессе, радио и телевидению. Такие же сегодня и их последователи, по-собачьи преданно обслуживающие нынешних временщиков во власти, олигархов и криминалитет. Всё тот же и Союз журналистов, находящийся на содержании у заказчиков информационной какофонии, создающей для простолюдинов, обывателей ложную картинку так называемой стабильности в государстве, в самарской провинции, особенно во время очередной предвыборной кампании. И Михаилу Анищенко ради заработка довелось «повариться» в этой тоскливой токсичной среде, что не могло не отразиться на его характере, пристрастиях, привычках, мешавших с головой уйти в литературное творчество, к чему он был призван…

В 1977 году Михаил был принят в Литературный институт имени А.М. Горького, через два года в Куйбышеве вышла в свет его первая книга стихов «Что за горами», отмеченная премией ЦК ВЛКСМ имени Николая Островского. После столь стремительного взлёта поэт попадает в круговорот событий, обстоятельств, отношений, спровоцировавших «звёздную болезнь», сопровождавшуюся душевными порывами, разрывами на фоне известных пагубных привычек. Коллеги по журналистике и местной писательской организации лишь наблюдали за болезненной ломкой поэта, но никому в голову не приходило остановить его от падения. Наоборот, литературные и журналистские цеховики, среди которых было немало завистников, собутыльников, поклонников и поклонниц – наливали и наливали… По этой причине «восходящая звезда» самарской поэзии – Михаил Анищенко, невольно оказавшийся в жизненной и творческой колее Николая Рубцова, трижды исключался из Литературного института, который окончил лишь в 1988 году.

В 2001 году Самарским отделением Литературного фонда России тысячным тиражом была издана очередная книга стихов поэта под скорбным названием «Тебя ещё нет, меня уже нет…». В ней чёрным по белому было напечатано вот это откровение:

Хотя б напоследок – у гроба,
Над вечным посевом костей,
Подняться на цыпочки, чтобы
Стать выше проклятых страстей.

Подняться туда, где и должно
Всю жизнь находиться душе.
Но это уже невозможно,
Почти невозможно уже.

В моей памяти остался один «одноактный спектакль», участником которого был и Михаил Анищенко, срежиссированный председателем правления самарской писательской организации Александром Громовым перед его очередными выборами.
(В ту пору Михаил уже расстался со своей семьёй; завёл отношения со странной соседкой по даче; неожиданно бросил работу советника мэра в городской администрации, куда его пристроила влиятельная поклонница; получил немалую отходную сумму денег и перебрался на п.м.ж. в п. Шелехметь, в свой дом, ставший свидетелем угасания поэта на фоне алкогольной зависимости, эпизодических творческих авралов, и много чего ещё, о чём позднее расскажут близкие ему люди, согласившиеся на интервью через несколько лет после смерти поэта).

Спектакль был разыгран в стенах областной библиотеки. На собрание были приглашены и ветераны организации, и послушная союзная молодёжь, особо опекаемая председателем, поскольку она обеспечивала перевес голосов за него в случае непредсказуемого бунта стариков. Эти бунты, как правило, возникали в канун выборов председателя и правления организации, но быстро угасали из-за волевой немощи бунтарей. Самыми заметными «пассионариями» в своё время были поэты Диана Кан и Евгений Семичев, в конечном итоге смирившиеся со всем тем, против чего пытались бороться. Да и авторитет их среди писателей был «подмочем» рядом неадекватных поступков.

На это собрание из шелехметского «логова» явился и Михаил.
Его болезненный вид говорил об очередном запое: худой, помятый, на голове растрёпанные седые волосы, цвет лица серый, взгляд мутный, губы с синевой, руки трясутся – настоящий шелехметский леший в человеческом обличии. Перед началом собрания начальник писателей, бывший, к слову, комсомольский функционер, сам много лет страдавший от пагубной алкогольной зависимости, для смягчения напряжённости среди предполагаемых революционеров, организовал импровизированную выпивку в одном из закоулков библиотеки.

Как и предполагалось председателем, опьяневшие «инженеры человеческих душ», в том числе и Михаил Анищенко, после возлияния были готовы голосовать за что угодно и за кого угодно. Слово стыд не отражает в полной мере то, что я чувствовал тогда, глядя на этих людей, называющих себя поэтами и писателями…

Верю ли я слову этих стихотворцев и прозаиков? Нет, не верю. Они жили и живут по каким-то двойным, тройным стандартам, вне морали: на словах они одни, в деле другие, в гражданских проявлениях или непроявлениях третьи, быстро меняют окрас как хамелеоны, в зависимости от общественно-политической обстановки или окрика очередного хозяина. Вот и сегодня многие поэты и писатели, бывшие комсомольцы и коммунисты, легко перестроились, будто по команде сверху перебежали под крыло так называемой «Русской Православной Церкви» и стали изображать из себя «глубоко верующих»; кто-то изображает из себя политических деятелей под крылом оппозиционных партий, на самом деле купленных и управляемых «хозяином», «императором».

Да, они освоили ремесло стихосложения, сочинения повестушек и рассказиков, да, начитаны, да, красноречивы, внешне харизматичны. Но нечестны, эгоистичны, лукавы, высокомерны, трусливы, ленивы, алчны, лишены совести и чести в общепринятом понимании этих понятий людьми здравыми, не обременёнными перечисленными качествами «посягающих на вечность».

Это какая-то особая категория людей с пограничной психикой и расторможенной головой: с одной стороны, одарённых, с другой стороны, страдающих от этого дара, изнуряющего их, доводящего до исступления из-за творческих неудач, удач, признания, непризнания, нездоровой популярности и безразличия окружающих.

По мере обретения всякого рода фобий, они начинают играть в мессианство, ожидать от общества особого внимания, всероссийского признания, хотя обществу они по большому счёту «по фигу», «по барабану» «до лампочки», как и властям. И у чиновников Союза писателей до каждого «гения» руки тоже не доходят, слишком их много развелось. Вот и приходится им, незамеченным, недооцененным впадать в печаль, заливать её горькой, искать всякого рода приюты, лазейки хоть к какой-нибудь славе, пусть даже дурной, скандальной. Не миновала эта участь и Михаила Анищенко-Шелехметского, не совладавшего с даром стихотворца, однажды «скромно» изрёкшего:

Прощевай, моя опушка,
Прощевай, тропа в бору!
Ухожу… Но, словно Пушкин,
Весь я тоже не умру.

Я могу назвать фамилии сотен таких сочинителей, в том числе широко известных, «признанных литературной элитой» и различными группами поклонников, с их подачи обласканных и властями. Но это ничего не значит и ни на что не влияет ни в мире литературы, ни в гражданском обществе. Мир литературы и гражданское общество давно существуют параллельно, редко пересекаясь.

За прошедшие тридцать лет литературный цех России так деградировал, что говорить о его влиянии на общество, как это было во времена социалистического СССР, не приходится. Нынешние дипломированные литературы не всегда способны отделять зёрна от плевел, ложь от правды, искусный фальсификат от продукта подлинного искусства, сотворённого талантом светлых одарённых людей, слово которых лечит ум и души читателей. Такие были и есть в России, только их не слышно и не видно, потому что они брезгуют жить и пробиваться  к популярности по неписанным правилам литературной богемы, коррумпированных чиновников писательских сообществ и их кураторов от коррумпированных властей. Ведь до какого позора докатились так называемые писательские союзы последние годы – до продажи членских билетов союзов денежным графоманам и прочим бездарным словоблудам!

Почему я так думаю и так пишу?

Потому что свободен от всякого рода союзных, корпоративных, групповых интересов, неприемлемых для меня придуманных кем-то уставов, правил и обязательств. Писатель, поэт, как я разумею, не профессия, не должность, а призвание, предполагающее свободу духа и свободу творчества. Всё остальное зависит от читательского интереса, если, конечно, твои произведения до него дойдут…

Не только я заметил распространённое явление в среде российских как бы интеллектуальных либеральных элит (интеллигенции) – частую смену взглядов, убеждений. При этом оправдывающих свою трусость, приспособленчество и измены цитатами из трудов неких «классиков», «мыслителей», - таких же трусов, изменников и приспособленцев из прошлого. Один из часто цитируемых последние десятилетия, обласканных либеральной российской властью, - клеветник, как назвал его в своём Ответе на «Архипелаг Гулаг» Маршал В.И. Чуйков, - Александр Исаевич Солженицын.

И ведь додумались временщики включить в школьную учебную программу так называемые произведения (по их разумению) «современного классика». Не исключено, что те, кто ставил памятник в Москве этому антисоветчику, даже не удосужились вникнуть в его пропитанные злобой и ложью тексты. Помню, с какой яростью, ненавистью к социалистической Родине читал Солженицын свои пасквили на радио «Голос Америки», обслуживая американских фашистов в масках «демократов», ведущих непримиримую войну с СССР, Россией на полное уничтожение.

Вот и Михаил Анищенко, начитавшись всякой ереси, в своём стишке «Добрый Филя. Отчаяние» выплеснул с бодуна из почерневшей от злобы души вот такое:

Тянет гниющей травою из лога,
Дождик косой, как сапожник идёт.
Родина горькая, словно изжога,
Мучит ночами, и спать не даёт.

Жутко на родине, словно на плахе.
Люди мычат только «мэ» или «бэ».
Всюду бандиты, ворьё, олигархи
И берегущая их ФСБ.

Пьяненький Филя кричит за осотом,
Небо, пронзая обломком весла:
«Мне бы командовать натовским флотом,
Чтоб уничтожить империю зла».

Тьма вызревает на гаснущих сводах,
Звёзды над нами светить не хотят.
И на идущих во тьму теплоходах
Иерихонские трубы гудят.

Стихи.ру //www.stihi.ru/2012/04/19/7430

До сих пор не могу понять, как у него язык-то повернулся…

Я ответил Анищенко-Шелехметскому, грезившему о всемирной славе «великого русского поэта» так:

Перед концом, блеванув за осотом,
В пьяненьком Филе узрел он «посла»:
«Мне бы командовать натовским флотом,
Чтоб уничтожить империю зла»*.

Какие же счёты у Миши к Отчизне,
Видного, как глаголят, поэта?
Жаждал он славы всемирной при жизни,
Но не хватало про НАТО куплета...

Стихи.ру //www.stihi.ru/2012/04/19/7430

05.10.2019

Замечу, что Анищенко был в свои молодые годы убеждённым комсомольцем, коммунистом, но по мере утраты идейных, нравственных ориентиров, способности противостоять жизненным неурядицам, преодолевать препятствия на пути личностного и творческого развития, многократно менял свои взгляды, убеждения, что просматривается в его стихах разных лет. Но свою колею он так и не нашёл, растворился в подражательстве наставнику по Литинституту Юрию Кузнецову и в большей мере – горемычному русскому поэту Николаю Рубцову. Остро ощущаемая им собственная несостоятельность и довела его до душевного расстройства, озлобленности, свалила в чёрный мир религиозных заблуждений, мистики, фальшивого мессианства, свела в могилу.

В каком болезненном раздрае с самим собой, с близкими находился «мистический поэт» Анищено-Шелехметский, насколько зависим был от «зелёного змия», можно судить по его последнему порыву – побегу теперь уже из Шелехмети и Самары. Вместе со своей названной женой Омелией – Татьяной Пашковой – он отправился на ловлю желанной славы в Истру, ближе к московскому литературному бомонду, надеялся, что навсегда.

Я тогда работал в правительственном информационном агентстве «Самара» и в порядке творческой нагрузки вёл «Международный альманах «Литературная губерния», где с 2007 года постоянно публиковал и стихи, и, намой взгляд, не очень удачные прозаические опыты Михаила, всячески поддерживал его. Я уже знал, что он в Истре, где ему снял квартиру поэт, предприниматель Алексей Ивантер. Михаил как-то позвонил мне на мобильный телефон и, еле ворочая языком, сказал  следующее: «Володя, ты мой лучший друг!... Дай денег! Я тут у пивнухи, а у меня ни гроша!»
Друзьями, замечу, мы никогда не были, знакомыми, коллегами – да. Но суть не в этом. Я ему ответил: «Миша, я в Самаре…» В ответ услышал, мягко говоря, недовольное бурчание. Это был наш последний телефонный разговор.

И раньше он не раз звонил, и не только мне, с заигранной нотой отчаяния говорил, что вот-вот повесится. В это время, судя по всему, «нутро его горело» после вчерашнего загула. Потом он молча выслушивал мои комплименты в его адрес, как бы успокаивался и присылал очередную порцию стихов для публикации, которые называл бредом. Стихи были написаны мастерски, но от них действительно веяло чем-то мрачным, смертельным, свидетельствующим о безысходности и беспросветности, куда поэт загнал себя сам:

Отпущу свои мысли на волю –
И в реке почернеет вода,
И жена от немыслимой боли
Побредёт неизвестно куда.
<…>
И под шорох кладбищенских листьев,
В беспросветной почти полумгле
Ничего я не вспомню о мыслях,
Погубивших меня на земле.

Как Николай Рубцов, смерть в крещенские морозы Миша себе не напророчил.  Умирал в конце ноября под Ульяновским спуском у легендарной самарской пивнухи «На дне», на руках подруги Татьяны Пашковой, вернувшись из последнего побега в пресловутую шелехметскую «берлогу»…

Один из дипломированных мифологизаторов, преподаватель Литинститута Сергей Арутюнов, не удосужившись поинтересоваться об обстоятельствах происшедшего хотя бы у кого-то из известных в писательском союзе друзей Михаила, через год после его смерти (!) сочинил вот такую далёкую от реальности «отсебятину»:
«Он умер 24 ноября, накануне зимы, на 63 году жизни, в глуши, в полуразвалившемся деревенском доме. Сердце. Образ этой гибели и сейчас стоит передо мной грозно и неотступно. Каким потоком могло снести этого человека туда, куда городская «скорая» приезжает часа через три, где, может быть, есть медпункт, но до него надо идти минут этак двадцать по промёрзлой распутице, стучать в тёмные занавешенные окошки?
От чего он бежал? От того же самого, что преследует каждого посягнувшего на вечность».

И смех, как говорится, и грех!

Поэт Алексей Ивантер лаконично, правдиво, эмоционально охарактеризовал эти обстоятельства, отвечая на мой вопрос: 
«…поклонница - сучка - прислала ему три бутылки бальзама, он их уговорил в Шелехмети, в Самаре на причале упал и не встал. Всё».

Как читатель и человек пишущий, много лет отдавший редакторской работе на литературном сайте, признаюсь, что за годы своих прямых контактов с поэтами и писателями, пришёл к выводу:
от лживого человека – лживые слова;
от больного человека – больные слова;
от честного человека – честные слова.

Несмотря на так называемый «концептуальный подход», придуманный окололитературными теоретиками, отделяющими жизнь человеческого духа поэтов и писателей во всех его ипостасях от их творчества, я, прежде чем читать стихи поэта или рассказы писателя, всегда интересуюсь имеющимися подробностями его реальной жизни. Мне интересна первооснова, природа творчества данного человека, автора, а не заказные слащавые предисловия и авторская «художественная» (придуманная) биография, гримирующая толстым словесным слоем подлинный, нередко жуткий образ сочинителей.

Для меня лично примером высокого литературного творчества советской эпохи, мужской чести и гражданского мужества является всё, что связано с именем русского поэта Николая Алексеевича Заболоцкого.
Примером же ложной героики, домыслов о «всенародной любви», настойчиво навязываемой обществу, незрелой молодёжи известными группами либеральной интеллигенции – всё, что связано с именем лицедея, автора актёрских песен, разного качества поэтических текстов, «вольнодумца» на поводке, алкоголика и наркомана Владимира Семёновича Высоцкого.   

А теперь обещанные интервью (большие фрагменты) близких Михаилу Анищенко людей, согласившихся на откровенный разговор (под запись на диктофон) через несколько лет после его ухода из жизни. 

Мои вопросы и ответы Дмитрия Вырыпаева, экс-директора ГУ «Международный центр развития культуры Самарской области»:

- Дмитрий, при каких обстоятельствах вы познакомились с Михаилом Анищенко?

- Мы познакомились, наверное, в 2007 году, практически через неделю после публикации в газете «Новые известия» статьи Евгения Евтушенко. Это было достаточно смешно: когда эта статья вышла, все начали бегать, я имею в виду чиновников. Ко мне в гости заглянул тогдашний пресс-секретарь Министерства культуры Илья Чернышов, который сказал, что есть такой поэт, которого Евтушенко невероятно высоко оценивает. Я попросил переслать мне по электронной почте эту статью и стихи. Когда закончился рабочий день, я прочитал статью. Она талантливо была написана и давала представление о Михаиле Анищенко. Потом прочёл стихи и… тут меня, как говорит молодёжь, накрыло. Сильные стихи очень были. Особенно в то время.

Что греха таить: культурой много лет никто не занимался, писателей никто не поддерживал. Они в какое-то подполье ушли и по большому счёту не были доступны широкой публике. Под таким глубоким впечатлением я провёл ночь.
Утром я позвонил Чернышову и попросил его организовать мне встречу с поэтом. Он пообещал это сделать. Я спрашиваю: ему после этой статьи собираются помогать или что? Он отвечает: «А что там помогать. В Союзе писателей сказали, что за полгода до этого издали книжку Анищенко – роман «Квадрат тумана», причём впервые за много лет».

И вот, спустя дней десять,  он ко мне пришёл. Начало встречи было очень тяжёлым, потому что Михаил был абсолютно потухший. Он начал говорить, что никому не нужен, мне никто помочь уже не может. Я ему в ответ: ну что, мол, умирать будем прямо здесь и сейчас? Жутко я его этим разозлил, но тем самым и вывел из ситуации безысходности. Он сказал: «Не дождётесь!» Я ему не понравился, что обоснованно: сидит такой мордоворот в дорогом костюме, в неплохом кабинете и пытается ему «помогать». Прямо в клинч мы вошли. И тут я ему предложил традиционный русский жест: водку пьём? Он ответил: «Водку пьём». Я достал бутылку, мы выпили по стакану. Сейчас уже можно говорить, я не госслужащий. Водка может быть ядом, может быть и лекарством. В данном случае она была лекарством. Он расслабился, осмотрел мой кабинет, увидел портрет Президента Путина. Портрет необычный, а из журнала «Таймс» с надписью «Русский царь». Михаил оценил это: «Любите хулиганить?» Я ответил: не без этого. На нашей работе без хулиганства с ума можно сойти. Мы выпили ещё раз, закусили конфетками, лимончик был.

Было часов двенадцать дня. Я, правда, предупредил своих, что у меня беседа и не надо меня дёргать к министру и ещё куда. Спрашиваю: что, плохо так всё? Отвечает: «Плохо. В деревне меня терроризируют, денег нет, писать тяжело, в стране разруха и прочее…» Я говорю: ладно, примем терапевтическую дозу антидепрессанта и прикинем план действий. И накидали некую историю: он более фантазийную, а я практическую. То ли благодаря водке, то ли ещё чему, мы замечательно провели день и вечер, он читал стихи, в кабинет потихоньку собирался народ, который со мной работал. До вечера мы читали, пили, потом женщины развезли нас по домам. Случился праздник свежей неформальной жизни. И самое смешное, он говорит на прощание: вот, мол, мы погуляли, а завтра ты забудешь обо мне.

На следующий день в 10 часов утра я ему звоню: ты дома? Через 10 минут выходи, я за тобой заеду. Он ночевал в квартире своей первой жены. Я за ним заехал. Он признался, что болеет с похмелья. Я купил бутылку коньяка, дыню ташкентскую и поехали ко мне. И там часа за полтора мы конкретизировали, что нам надо делать дальше. Я его отвёз домой. И на третий день после этого я пришёл к министру Ольге Васильевне Рыбаковой по каким-то другим делам, а она меня спрашивает: «Ты, говорят, гулял на днях?». Я говорю: гулял с поэтом, с которым вы все бегали десять дней назад. Он, говорю, реальный поэт. Нас с вами забудут, а его помнить будут. Она: «Ты так думаешь?» Я:  надо полагать. Она: «Прикинь, чем мы можем помочь…»  Она дала добро на издание книги стихов Михаила. По моей просьбе состоялась встреча поэта и министра культуры. Они понравились друг другу. Он уже выглядел иначе – на выходе из депрессии. Книжку «Поющая половица» мы выпустили. В этой же книжке я разместил его опыт художественной биографии. Он получил гонорар за эту книжку.

Жизнь начала поворачиваться к нему передом, у него вырастали крылья. И он, воодушевлённый, поехал на Грушинский фестиваль. Его пригласил Борис Кейльман, чтобы он там почитал стихи. Жил он в вип-городке. Его народ слушал, чем он был доволен.

Мы договорились с организаторами фестиваля о поэтическом вечере Михаила. Должен был быть тендер, но никто заявку не подал, поэтому мы начали готовить вечер сами. Тендер всё ж таки выиграло Агентство Татьяны Ефремовой «Концерт-Самара». Сценарий уже был готов. Вечер планировался в ОДО. Были афиши, больше половины зала было занято. Он жутко волновался, заикался, кашлял. Я ему рюмаху налил, он курил от волнения, но вышел, почитал. Был дуэт, который пел песни на его стихи и другие исполнители, был хороший видеоряд. Это тоже придало ему энергии. О нём стали писать в газетах. Большой хороший материал о нём сделала Татьяна Самойлова для журнала «Перформенс». Была фотосессия, он любил позировать. В журнале «Русское эхо» была опубликована первая часть романа «Квадрат тумана».

Миша говорил мне, что однажды во сне к нему пришёл Шекспир и потребовал, чтобы он написал о нём. Потом Рембо… Прямо так и сказал. Увлекшись Шекспиром, он написал книжку за зиму «Бездна» - вариант названия мой.  Министр выделила деньги на издание этой книги. Была презентация «Бездны» в галерее «Новое пространство» при Областной библиотеке. И за эту книгу он получил хороший гонорар. И здесь я ему сказал, что вряд ли смогу чем ещё помочь, потому что меня на госслужбе не будет, с министром отношения изменились не в лучшую сторону. И он заговорил об отъезде в Истру, меня же попросил присмотреть за его домом в Шелехмети.

Несмотря на препятствия, я успел приехать на вокзал и не с пустыми руками. Когда-то в Индии купил мужской перстень «9 планет» из белого золота с девятью драгоценными камнями. Его я и подарил Михаилу на прощание. В Истре у них не сложилось. Алексей Ивантер снял им квартиру, оплачивал её, устроил Татьяну на работу. Обещал устроить Мишу, но не сложилось, в том числе и из-за известной привычки, выбивавшей его из колеи. Он вернулся оттуда потухшим. Ивантер снял ему квартиру в Самаре, на Комсомольской, оплачивал. Поддержало Мишу то, что он стал публиковать стихи на сайте Стихи.ру, где быстро обрёл широкую читательскую аудиторию и был удостоен премии «Народным поэт».

В Михаиле была одна особенность: он очень хотел славы и, на мой взгляд, заслуженно, поскольку был невероятно талантливым человеком. И слава для него была неким инструментом, чтобы его стихи получили б;льшую аудиторию. Одновременно он этой славы ужасно боялся. Вот такая ситуация зажима, которая явно прослеживается в его судьбе.

- Что вам известно о встрече Михаила с Евгением Евтушенко в Москве?

- Я эту историю тоже немножко знаю. Евтушенко пригласил его пожить у себя дома, ещё до Истры, в Переделкино, предоставил ему комнату, питание. Миша помыкался, ему было тесновато, начал искать, где бы выпить, а у Евтушенко алкоголя за столом не было. В результате он где-то напился, что было непозволительно, сам спровоцировал конфликт и от Евтушенко убежал...

- А кто «терроризировал» Михаила в Шелехмети? За что его, якобы, чуть было не убили местные, после чего появилась статья Евтушенко с довольно толстым намёком на традиционную болезнь русских талантливых сочинителей: «Веничка Ерофеев из Самары»?

- Не могу сказать, что терроризировали, убивали…
У них в Шелехмети сложившийся деревенский мир, вполне понятный. А тут близко с этим миром обитает некий персонаж, который никак в него не вписывается. И он там с мужиком, который возглавлял местную самогоночную мафию, вступил в клинч, Мише наваляли. Убивание это носило мифическое, комичное содержание. Получил он за дело. Пить было нельзя. Быстро становился неадекватным. Были у него сильные качели: эйфория-депрессия. Поскольку поэты всё эмоционально сильно переживают, именно в таком состоянии Михаил и позвонил Евтушенко, после чего всё и закрутилось…

- Как вы узнали о смерти Михаила и что было потом?..

- Если коротко, Миша нашёл предлог и сбежал в Шелехметь, там принял немалое количество подаренного ему какой-то поклонницей кедрового бальзама, сосед угостил ещё и водкой. К утру ему стало плохо, он отправился на пристань в Рождествено, оттуда на теплоходе  в Самару, под Ульяновский спуск. Здесь у него произошёл сердечный приступ, о чём мне сообщила Татьяна Пашкова, встречавшая его. Врачам  «Пироговки» спасти его не удалось. У Тани истерика. Мы её забрали к себе, дали успокаивающее, уложили спать. Позвонил Громову, обсудили организацию похорон. Громов сообщил о случившемся первой жене Михаила Татьяне, она – сыну, дочери в Краснодарский край. Алексей Ивантер помог деньгами. Нашли возможным похоронить его на городском кладбище.

Мои вопросы и ответы Татьяны Пашковой,  названной жены Михаила Анищенко:

- Татьяна, расскажите, пожалуйста, немного о себе и о первой встрече с поэтом Михаилом Анищенко в посёлке Шелехметь.

- Я Пашкова Татьяна из рода Румянцевых. Родилась в г. Петропавловск Казахской ССР. Пришло время, моя мама решила переехать в г. Токмак (Киргизия). Там я училась в техникуме на гидрометеоролога. Мама меня не любила за то, что я рыжая в бабушку (говорят, что рыжие – от дьявола). Мама полюбила другого, у них родилась дочь. Я решила уехать в Тольятти, где встретила Володю, который потом стал моим мужем. В 1980 году мы поженились. Здесь  родились мои дети, состоялась семья.

В 90-х годах муж хорошо зарабатывал, я в торговле работала. Меня всегда почему-то тянуло в Самару. В 1993 году были семейные трагедии, я пошла молиться в храм, услышала голос Матери Божьей, пошли потоки сильные, и я начала с той поры видеть и слышать…

В Шелехмети мы с мужем Володей купили дом. Мой сын выбрал это место. Он дружил с мальчиком из этого села. Я в это время училась на отделении педагогики и психологии Тольяттинского госуниверситета, но учёбу не закончила, диплом не защищала.

В 2003 году Господь издал Указ, что собираются приближенные или родственные души. 1 мая муж привёз меня в Шелехметь.
У меня была собака Рики (ризеншнауцер), мой охранник. Смотрю, какой-то алкоголик сосед в тельняшке, страшный такой. С другой стороны какой-то парень крутит одно и то же: «Ах, какая женщина…» Куда, думаю, я попала? Но мне очень понравилась природа. За калиткой сразу озеро. Я стала работать с Исидой. Это наша великая Матерь Божия!

Страшным в тельняшке, на первый взгляд, оказался поэт Михаилом Анищенко. Я говорю: здравствуйте, Михаил. Потом я его звала Михайлушкой. Он на меня смотрит. А я думаю: какой-то больной. Я говорю: хотите, я могу вам помочь? А он отвечает: «А кто вы такая, Татьяна?» Я кое-что ему рассказала о себе, и он стал ко мне приходить. Мой муж, так получилось, не посещал меня месяца три, жила без денег, собаку было нечем кормить. Михайлушка меня подкармливал каждое утро. Запомнился суп с оливками, он называл его змеиным. Он становился ко мне ближе и ближе, стал в меня влюбляться...

Вода в округе была только у меня. Я всем соседям сказала: приходите, берите воду. Михайлушке я разрешила прорезать проход в деревянной оградке, чтобы он ходил за водой, что он и сделал. Когда приехал мой сын и увидел натоптанную тропинку от дома Михайлушки, сказал: «Да он ходит к тебе, потому что влюбился в тебя!». Нет, отвечаю, просто ходит за водой, он хороший человек, поэт, мне книжечку со своими стихами подарил.

Я была счастлива, что могу ему как-то помочь. Предложила ему: давайте, мол, я вас поставлю на свой канал и вы будете писать, и выше пойдёте. Тут приехала его жена, на меня недоброжелательно посмотрела. Я понимаю… Но у меня никаких мыслей тайных насчёт Михаила не было…

Однажды он говорит: «Мы должны здесь жить и работать вместе». Муж не ревновал меня, у нас с Михайлушкой были отношения как у брата с сестрой. Однажды я приезжаю последним теплоходом, он встречает меня. Я такая нарядная. Он приглашает меня к себе, мы сидим до утра, говорим и говорим. И он мне объясняется в любви, говорит, что очень скучал. Почти месяца меня не было. Он в это время работает с владыками, получает информацию, что должны жить здесь.

Я не знаю, что мне делать. Пропадаю из своей семьи, закрываюсь дома. У Тани, его жены, отпуск, она приехала к Михаилу, но большее внимание он направляет на меня. Тут тьма сработала. Мне не надо было слушать его. Он в это время ещё не был разведён с женой. И мыслей не было таких, что они расстанутся. Но всё-таки я ему поверила и согласилась с тем, что мы должны здесь жить.

Мы встречаемся, начинаем работать, нас объявляют «высшей парой»,  которая должна работать по всей Самарской области и далее, радугой, должна идти наша работа по всей Земле. И мы, как истинные продолжатели рода Евы и Адама, начали работать на этом уровне. Было очень сложно. Он понимал всё это…

- И как развивались события дальше?..         

- Когда мой муж меня потерял, я не знала как себя вести, что мне делать. А тут ещё сплетни по селу пошли про нас с Михайлушкой, дошли они до мужа и до сына. Был ещё негатив от местной бабушки-колдуньи. Муж Володя составил документы на дом, перевёл на меня, приватизировала я сама. Володя не понимал моего поведения. Он хороший человек. Я съездила домой, объяснилась с семьёй, что я всех люблю, но по предназначению свыше я уезжаю из семьи. С мужем мы развелись в 2006 году по его инициативе. С Михайлушкой мы были творческой парой…

Потом я все свои дорогие украшения сдала и дом продала, чтобы нам было на что жить. Мы стали жить в его доме. За мой дом я получила всего 250 тысяч рублей. Продажей занимался риелтор. Он, как выяснилось потом, продал дом за 600 тысяч – обманул нас. Я не стала разбираться…

Жена Михайлушки уже не приезжает, она послала его матом…
Глава Самары Георгий Лиманский продолжает платить ему зарплату. Однажды по зову учителей мы пришли к нему, но он нас не принял, и мы общались с его заместителем Валерием Трояном. Он посмеялся над нами, хотя мы много полезной информации передали ему через Эль Мория и Сен-Жермена, но он не послушал нас. И место главы города будет занято другим человеком.

Лиманский выплачивает ему деньги за то, что Михайлушка, как он говорил, не ходил в отпуска. Я увидела, что у него большая пачка денег. Он прятал их от меня, хитрил. Мы на эти деньги могли бы прожить, а он стал пить. Дал, правда, на бытовую технику. Михаил после этого уволился из городской администрации.

Как-то я гуляла, смотрю – чёрное пятно, какой-то объект был. Потом, когда я его фиолетовым огнём сожгла, он устремился поменять свою траекторию. Я поняла, что тьма работает, что мы под наблюдением. Михаил стал выпивать, ему всё не нравилось, стал капризничать. Я устроилась продавцом в магазин в селе Новинки. Три тысячи я получала. Миша пенсию получал, стало полегче.

Когда к нам приезжали из Англии по поводу Мишиной книги о Шекспире, им сказали: «Да вы что! Он такой алкаш, там такая хибара!» И этих людей вернули назад. А мы готовились. Сделать это могли городские или областные чиновники.
Зимой мы всё украшали в египетском стиле. Мы должны расширять уровни Вселенной. Михайлушка как-то сказал: не буду, дескать, с твоими владыками работать, мне нужны стихи, слава! У него пошёл канал такой, выровнялись блоки негативные. Он по ночам писал, я в 5 часов просыпалась, заменяла его, молилась и шла на работу…

Мишина сестра тоже занималась какими-то практиками, с его сыном Максимом ездила к Саи Бабе в Индию. Максим никаких отношений с отцом не строил…

- И всё же с семьёй он не прерывал отношения?.. 

Он уезжал в Самару, Таня его, естественно, принимает, а он мне каждый вечер звонит пьяный, говорит: я тебя люблю, я без тебя жить не могу. Мне позвонили люди, сказали, чтобы я забрала своего любимого, он тут в клумбе валяется, не хочет идти к своей жене. Я приезжаю за ним, он такой лохматый, некрасивый. Забрали его вещи. Едем в ГАЗели, он говорит пассажирам, что он главный поэт России, а эта женщина украла вещи у моей жены. Такой он был.

Он жил так: писал, когда хотел, напивался, продолжалось это неделю и больше. Запойный был, очень много курил. Я просила его не курить, а он говорил, что он лучше пишет, когда курит. У Миши в голове один суицид был: пойду повешусь, упаду с балкона, очень хотел, чтобы его пожалели…

- И вы всё это терпели…

Я его любила. Я говорила: пойдём, зарегистрируемся, живём уже 10 лет с тобой. А он всегда говорил: «Что ты меня хоронишь?» Идём на Троицкий рынок, он меня дочкой называет, унижает, материт, чтобы все слышали, и гордится этим. Как так?..
Когда напивался, вёл себя неадекватно, грязный, немытый бегал за мною, я его боялась. А потом становился нормальным человеком. Однако моя жизнь была самой лучшей в те почти 10 лет совместной жизни с Михайлушкой, в союзе с Природой. Он не был верующим, говорил, что не видно Бога, почему он не помогает? И всё же его поднимали всё выше и выше. Ему этого хватало.

- Что за вера, которую вы исповедуете?

- В основном я работаю с «Белым братством». Рерихи – мои Учителя. У нас в России 532 точки проявления Бога. Лерианцы дают энергию творчества…

- Правда ли, что его жестоко избили шелехметские хулиганы, заставляли его «рыть себе могилу в горах»?..

- Михайлушка мне позвонил ночью, меня, говорит,  пришли убивать. Я утром приезжаю, его на самом деле избили, но всё было не так, как он описывает, что его возили в горы, рыл могилу…
Сказали, что он ходил подсматривать за женщинами в баню. Михаил был странный человек, скорее всего так и было.

Он винил меня в том, что произошло, стал издеваться надо мною. Когда приезжали его поддержать писатели Громов и Чепурных, он сказал, что выгонит меня. Это было унизительно. После этого он уехал к Тане, а меня бросил. У них хорошие отношения восстанавливались, а потом он опять запил. В это время Дмитрий Муратов в «Новой газете» опубликовал материал о Михайлушке со стихами, на редакцию вышел Евтушенко. Что было дальше вы знаете…

- Татьяна, много легенд появилось об обстоятельствах смерти Михаила. Расскажите, как это случилось.

- Одна женщина прислала ему из Сибири бальзам. В это время мы вернулись из Истры, живём в Самаре, на Комсомольской. Вижу, он засобирался в Шелехметь «поухаживать за цветами». Я прятала его паспорт, который ему был нужен, чтобы получить посылку с бальзамом, но случилось, как случилось. Он уехал в Шелехметь 23 ноября, встретился с местными пьяницами, пили всё, что у них было…

Приплыл Михаил из Рождествено на другой день. Как пил «Фанту», на губах всё засохло, бежал ко мне с рюкзаком, такой страшный, а народу много, ветер холодный был. Он меня начал целовать в губы, обнимать, что первый раз такое было. Я говорю ему, Михайлушка, давай отойдём, так нехорошо. А он начал хвастаться, что он большой поэт, пусть, мол, смотрят! Я уговариваю его: Михайлушка, ты посмотри, какой ты грязный, падал что ли, пойдём в сторонку. И он взял вот так…
Как бил меня ни за что. Меня муж никогда не бил. Рука прямо такая жилистая, размахивается, и в этот момент падает на меня, язык у него выпал изо рта.
Я думала, шутит, наверное. Он часто так делал, будто у него с сердцем плохо, а сам притворяется. Смотрю, а он падает. Два парня были рядом, я к ним обратилась за помощью. Они отвели его к скамейке, положили. Он говорить уже не мог.

У меня истерика. Женщина вызвала «скорую помощь», она ни едет и ни едет.
Я кричу: Господи, спаси, Господи, спаси! Позвонила Вырыпаеву Диме первому. Он не приехал. «Скорая» всё-таки приехала. Михайлушку как бомжа бросали в машину. Я им говорю: это поэт! Они отвечают: «Это артист!» Вели себя медики очень грубо. Михаил, конечно, пьяный был…

Он умер в «Пироговке». После этого меня отвезли к Вырыпаеву, я там переночевала. Меня даже на прощание не пригласили в церковь, у гроба сидела бывшая жена. Мне никакого внимания. Меня поддерживал только Денисов Владимир, друг Михайлушки. Мы в храм попали только ночью…
По инициативе его бывшей жены меня выписали из дома в Шелехмети. Так я осталась ни с чем… Все знали, что он не работал, что я продала свой дом, я его одевала, он всегда достойно выглядел. Но так обошлись со мною…

После смерти Михайлушки я поняла, что всё потеряла, что никому не нужна ни тут, ни там. И захотела уйти. Дай, думаю, повешусь. И здесь мне звонок: родной голос Валерия Новоскольцева, я обрадовалась. Он стал возвращать меня к жизни, а я стала поднимать этого человека. Он с Отцом-Создателем работает. А я третья с ними нахожусь...
(«4 ноября 2021 года, на праздник Казанской иконы Божией Матери, на 58-м году жизни скончался поэт, публицист и общественный деятель Валерий Николаевич Новоскольцев», - сообщалось на сайте «Русская народная линия», - В.К.).

Татьяна Анищенко, бывшая жена поэта:

- Миша очень хотел славы. Всегда играл, подражал Рубцову… Однажды, когда я была беременна, захожу в туалет, а он подвешенный, в петле. Я ужасно перепугалась, а он смеётся. Постоянно говорил о смерти, играл этим, смотрел на реакцию.
Он после событий с этой Татьяной возвращался домой, просил прощение за то, что натворил, ругал эту женщину, плакал. Она, мол, зовёт. Такое впечатление, что она обладала гипнозом, постоянно звонила ему. Но он принял её игру, хотел посмотреть, проверить на себе то, о чём она говорила ему, внушала, что они будут влиять на Самару, Вселенную и т.д.

Анатолий, сосед по Шелехмети, сказал потом, что они ничего не пили плохого. Миша попросил купить чистой водки, он купил, выпили. Утром Анатолий пошёл на рыбалку, шторы были у Миши зашторены на окнах, спал. Потом уехал. Видимо, плохо ему было. Как было дальше, я не знала…

***

Думаю, этих подробностей из первых уст вполне достаточно, чтобы осознать суть смертоносной алхимии «звёздной болезни», доведшей поэта Михаила Анищенко до преждевременного ухода из жизни.

Ничего личного. Только правда.

Владимир Клименко (г. Самара)

10.02.2022