Наблюдения
В умирании, синяя слива
рожает под пальцами кость.
Грязно-белые пальцы отлива,
вдруг разжимают горсть,
и оставляют краба. Боль же
не оставляет следы
на песке и посуде. Больше
в поголовье волос седин.
Я - полный ноль, - чека,
выдранная из гранаты.
Я - звук колокольчика,
с язычишком из ваты, -
его ария. Улыбка трупа
тому, кого мне не видно
уже не кажется глупой.
Но, я живой и мне стыдно.
Сердце ножкой сучИт,
пяля в чужое рыжье
глаза и уши, мельчит,
будто калибром ружье.
Приклад, проверяя плечи,
иногда выбивает плечо,
и часто целишься в нечет,
а пуля ложится в чет.
Разум доверчив. Свят
для эскимоса гон нерп.
Мозгом намертво вмят
в образ молота серп.
Флаги. Морские мили.
Столетия. Тонны. Влажно
преет желе извилин...
Но я жив, и мне страшно.
Так лицо океанского рифа
пусто и бесстрастно, как кол,
вбивающий смерть. Для грифа
безразличны возраст и пол
мяса, звавшегося человеком.
Вся эта фантасмагория
сочетается в браке с веком,
но так ступает история.
Страх существует, как
часть человека. Часть
не лучшая, но кулак
символизирует власть,
пока существует нос,
пока существует боль. Но
я рожден, раз пришлось.
Я живой. И мне больно.
Очевидно, что слову "роз"
ассоциация - живой запах.
Так по гудку паровоз
узнаваем, по силе в лапах
медведь. По бедрам - баба,
демонстрирующая самость,
темп желаний - по строгости тАбу,
а по старому другу - старость.
Все это в полдень. В день,
далекий от старости, равно,
как и от рождения. Тень
падает нАотмашь. Плавны
как положено, облака. И красно
в закрытых глазах поволокой...
Звуки, запахи, солнце. Ясно,
что я жив, и что мне одиноко.
Свидетельство о публикации №122020901076