Серебряная карета. гл. 11

11

Среди тех, кого погубило распутство,
Снискала несчастье невинная дочь,
«Девица краса» -- так её благородство,
Народ оценил её женскую мощь.

Царевна она – дочь царя Годунова,
Рождением – Ксения имя дано,
Красавица, скромным характером, словом,
В ней всё целомудрие как рождено.

Смиренный тип девушки в русском народе,
Не чаял души в ней отец, царь Борис,
И о;бразова;нье, что чтилось, как в моде,
Он дал ей примером, как чёткий эскиз.

Умела читать и писать, знала ноты,
Пристрастие к пению в ней рождено,
Отец, опасаясь судьбы дурной квоты,
И счастья в России ей не суждено;

Он думал в Европе найти ей и мужа,
Где все просвещённее, нравы мягки,
Кому как ни ей был вояж этот нужен,
На Запад дарить вот такие цветки.

Прославить красу и дух русских женщин,
Примером в том служит судьба дочерей,
Все трое в учёной Европе повенчаны
За самых известных тогда королей.

Тому Русь обязана лишь Ярославу,
Они, его дщери, Европу открыв,
Совместно с мужьями царили во славу
Тогдашней Руси, бывшей словно нарыв.

Но Ксения будто родилась несчастной,
Любовь и сочувствие к ней москвичей,
Не только за то, что была столь прекрасной,
А скромность и ум, всё светилось с очей.

Но личная драма упрочила чувства
Всех знавших её, как царевну людей,
И в них, в этих чувствах явилось искусство,
Ценить и щадить её личность сильней.

А драма – внезапно, пред самою свадьбой
Скончался жених её, шведский он принц,
Так в жизни бывает, судьбою ей бабьей
«Был загнан ей в душу жестокий тот шприц».

Едва не лишившись рассудка от горя,
Как новая к ней привязалась беда,
Отец умирает, а следом и вскоре,
От рук самозванца вся гибнет семья.

Сама же содержится в царской неволе,
Наложницей держит её во дворце,
Сломав её жизнь и скрутив её волю,
Насилье творит на Руси он, в венце.

В глазах москвичей, повидавших несчастья,
Насилье над жертвой, причём сиротой,
Проглоченной им, его мерзкою пастью,
Как грехопадением царской судьбой;

Считалось в народе и верою русской,
И ждал его страшный народный весь гнев,
Тем более он и с супругою польской
Считают, что русский здесь трон – это хлев.

Его даже польские други с восторгом
Писали на родину, как он пленён,
Красавицей Ксенией, ею покорно,
Как муж и как царь, он уже побеждён.

О жизни разгульной в российской столице
Дошли эти слухи и к Мнишекам в дом,
Как муж её, царь, без неё веселился,
Конечно, родился в ней горечи ком.

И хуже того, есть соперница даже,
Ей ревности муки вселили и злость,
В таком, оказавшись семейном пассаже,
Она должна бы;ла глодать эту кость.

Не стала писать ему письма ответом,
И Мнишек тревогу забил, как отец,
Строчить ему на;чал депеши с приветом,
Такой его страсти приблизить конец.

Прервать отношения с бывшей царевной:
«Пое;лику, эта Борисова дочь,
Не может тебе быть в достатке как верной,
Ты царь и женат, и гони её прочь».

Такие подробности жизни в России
Пугали разрывом и с Польшей, семьёй,
Решил он конец положить всей стихии,
И связи со Ксенией выбрал конец.

Упрятал подальше он царскую дочку,
Постриг в монахини, в глухой монастырь,
Тем самым уменьшив в истории строчку,
Каков слыл в любовных делах – богатырь.

Но Дмитрий по-прежнему ждал всё ответа
От слишком далёкой любезной жены,
Два года минуло, как лучиком света,
Как вспыхнувшим чувством обожжены.

Нам странным всем кажется это молчанье,
При долгой разлуке – ни слова в ответ,
За годы разлуки грядёт отмирание
И облик любимого сгинет в кювет.

Единственно, чем привлекал её Дмитрий,
Надеждой покинуть Самбора свой взор,
И из захолустья попутным тем вихрем
В столицу России взлететь на простор.

Вот там и раскроет она свои чувства,
Не он, а она будет править страной,
Не даст она людям питаться их грустью,
Проблемы народа пойдут стороной.

И Мнишек страдал, он боялся разлуки,
А с нею потерю и всех их наград,
Он дочь уговаривал не лишь от скуки,
Она потерять может райский тот сад.

Он доводы ей приводил и примеры,
А может ли царь, молодой, полный сил,
Природой отпущенной им в полной мере,
Монахом всё время, два года бы жил?

-- Добро уплывает, моя дорогая, --
Журил свою доченьку Мнишек, отец:
-- Кто мог бы быть с ним и какая другая,
Коль ложе с ним делит ваш общий венец»?

Последние доводы крахом богатства
Взорвали дремавшую в недрах ей грусть,
И вправду – как глупо, любого коварства
Она может ждать, так немедленно – в путь!