щёлк

Полутьма. Ничего не разобрать, окна заколочены.

Они втолкнули меня сюда пинком, я упала на колени. Одна из них подняла меня за шкирку и поволокла вперёд. Затхлый воздух, пол скрипит под её ногами, в нос забивается пыль. Здесь никто не живёт, это заброшенное место.

Меня втащили в комнату и бросили на кровать. На ней нет матраца, нет даже хиленького пледа или простыни, только скрипучие железные пружины. Та, что тащила меня, теперь уложила и привязывает руки к спинке кровати. Зря она, я не сопротивляюсь и не буду. У меня нет сил, я не помню, когда ела в последний раз. Они поймали меня вроде бы несколько дней назад, держали в каком-то погребе, не удосужившись кинуть ни хлеба, ни тряпки, чтобы укрыться. Мне приходилось пить воду из крошечных лужиц. Я не знала, день сейчас или ночь.

Вторая заходит в комнату и начинает покрикивать на первую: быстрей, хватит возиться, скорее. Первая огрызается и шикает на неё.

Я знаю, что им нужно. Мой ребёнок.

Ещё знаю, что они не собираются ждать родов. Они хотят достать его сами.

Мне уже всё равно. Я понимаю, что не смогу ни убежать, ни драться. Они вспорют мне брюхо и достанут малыша. Он нужен им для какого-то богомерзкого ритуала, нужен именно мой, я не знаю точно, почему – они что-то говорили про лунные циклы и прочую муть. Это не имеет значения.

Обе выглядят молодо, не старше тридцати. У одной длинные, чёрные, спутавшиеся в космы волосы и рот весь в болячках. У второй такие же патлы, но русые и короткие, а глаза водянисто-серые, почти бельма. Они явно не заодно, кажется, мой ребёнок нужен им обеим, но работать в команде они не хотят. Держаться вместе, пока это выгодно, но младенца поделить не получится.

Та, что волокла меня в комнату, силой открывает мне рот и вливает туда что-то безвкусное. Я глотаю, и через пару секунд всё перед глазами начинает плыть, звуки и цвета становятся далёкими, мутными и приглушёнными. Я равнодушно наблюдаю, как ведьмы достают ножи, тряпки и спирт. Сейчас они будут меня вскрывать.

Черноволосая подходит ко мне и скалится. Может, мне кажется, но её рот растягивается неестественно широко и я вижу, что зубов у неё, как у акулы. Поганое отродье.

Вторая подбегает к ней и начинает кричать что-то о том, кто из них должен вырезать из меня ребёнка. Кажется, это хочет сделать она.

Ведьмы начинают ругаться, сначала они говорят на человеческом языке, но потом переходят на рычанье, клокотание и какой-то неизвестный мне диалект. Они стоят по обе стороны от кровати, направив друг на друга ножи и лают, как псины, изредка выкрикивая что-то нечленораздельное и понятное только им и самому Сатане.

Я не уловила, в какой момент туман перед глазами рассеялся, а звуки и краски снова стали привычными. Нет. Они стали ещё ярче, чем были.

Я услышала, как в углу копошится мышь. Почувствовала, как из другой комнаты несёт тухлятиной – наверное, там сдох какой-нибудь мелкий зверёк или несколько. Повела носом: чувствую, чем пахнет на улице, хотя окна заколочены – цветёт сирень. Слышу, как далеко, наверное, не меньше, чем в километре отсюда, ездят машины.

Меня не пугают внезапно обострившиеся обоняние и слух. Наоборот: не понимаю, как я жила до этого.

Кротом жила.

Когда я дёргаю рукой, уже знаю, что сил хватит, чтобы высвободить её. Так и есть.

Секунда – свободна правая. Ещё секунда – свободны обе.

Я медленно приподнимаюсь и смотрю на них. Они застыли в недоумении, мигом заткнувшись.

Пауза длилась недолго, через мгновенье они с воплем бросились на меня, выставив вперёд ножи. Одна из них вцепилась зубами мне в плечо, но я с лёгкостью её стряхнула. Вторая успела полоснуть ножом по моему большому круглому животу. Хлынула кровь. Ведьма завизжала ещё громче и сунула пальцы в открытую рану, я схватила её за запястье и отшвырнула, как котёнка.

Мне смешно, так смешно. Я поиграю с ними.

Они поочередно бросаются на меня, шипя, рыча и визжа, выкрикивая что-то на своём бесовском языке, но я отшвыриваю их, выбивая из рук ножи и забавы ради ломая им пальцы и целиком руки. С вывернутыми культяпками, не чувствуя боли, они кидаются ко мне снова и снова, кровь из моего живота течёт на пол, но я не обращаю внимания. Интерес к этим двум шавкам пропал, мне нужно сделать другое, а с этими пора покончить.

Я встаю и, оставляя за собой кровавый след, подхожу к черноволосой гадине. Одним движением сворачиваю ей голову, брезгливо бросаю на пол и наступаю босой ногой ей на рожу, вдавливая нос, глаза и рот в язвах поглубже в черепушку. Это было необязательно, мне просто захотелось.

Вторая сорвалась с места и кинулась бежать, но я догнала её в два прыжка, выколола пальцами оба глаза, сломала запястья и выбила коленные чашки. Рухнув, она завыла. Даже интересно, хватит её жалких ведьминских силёнок на то, чтобы вернуть себе зрение и конечности? Жаль, некогда понаблюдать.

Я возвращаюсь в комнату, ложусь на кровать и медленно раздвигаю руками рану на своём животе, чувствуя пальцами мягкую, влажную плоть. Совсем не больно, только кровищи целое море.

Вот и плод. Ребёнок. Из-за него вся суета.

Дурочки, они хотели забрать его для каких-то своих колдовских штучек, но я лишу их этой возможности – и остальных тоже, на всякий случай.

Вырвав из себя младенца, я понимаю, что он мёртв. Что ж, ожидаемо.

Всё, что я знала и помнила о себе раньше, все границы, все нормы и правила – всё это стало таким смешным и игрушечным, зачем я вообще когда-то жила в этой тесноте и тоске? Теперь во мне только ярость, сила и тёмная, распирающая изнутри радость.

Я подношу плод к губам, вдыхаю аромат собственной крови и вгрызаюсь в него зубами.

Как в яблоко.

Укус, ещё укус.

Сладко и мягко.

Закрыв глаза, чавкая и торопливо пережёвывая, я иступлённо доедаю своего мёртвого ребёнка.

Расправившись с последним куском, я причмокиваю, облизываю пальцы и встаю. Пора валить отсюда.

Проходя мимо уже не воющей, а жалобно поскуливающей ведьмы с выколотыми глазами, я останавливаюсь и любуюсь. Глупая крыска. Надеялась вспороть меня как кролика вместе со своей подружкой и даже не подозревала, что главное чудовище здесь я.

Ладно, ладно. Справедливости ради, я и сама не подозревала.

Харкнув на скулящую ведьму и оставив её ползать по полу, натыкаясь на предметы, я вышла на воздух. Вдохнула его, почуяв разом все ароматы, и поняла, что мне необязательно идти пешком или даже бежать на своих двух. Я могу кое-то другое.

Согнувшись пополам и наклонившись чуть вперёд, я опёрлась на руки и рванула вперёд на четырёх конечностях – так быстро, что в ушах засвистел ветер. Я неслась по лесу, когтями взрывая свежую землю и ощущая под ладонями и стопами мягкую траву.

Как же хорошо. Чем я была до этого? Не помню, но, думаю, чем-то очень несчастным.

В несколько минут я добегаю до шоссе, встаю на ноги и отряхиваюсь. На мне длинная ночная рубашка в синий цветочек, когда-то она была белоснежной, но теперь вся перепачкана землёй, кровью и слизью. Я беру в руки свои волосы и подношу к лицу. Они тоже белые, если их отмыть от грязи.

Искренне расхохотавшись неизвестно чему, я медленно иду вдоль шоссе. Навстречу мне едет огромный грузовик. Меня разбирает озорство, я даже не успеваю понять, что делаю и зачем – просто поднимаю руку и щёлкаю пальцами. Щёлк! И машина загорается, резко и целиком. Через несколько секунд раздаётся взрыв.

Как прекрасно!!

Я хохочу, я никогда в жизни не была так счастлива как сейчас, никогда со мной не случалось ничего более правильного. Я чиста и свободна, во мне нет ни желания мести, ни злости или обиды, я просто хочу смотреть, как по щелчку моих пальцев взрываются тачки.

Вон едет легковушка, отлично, давай ближе, ещё ближе… Щёлк! Пламя тебя проглотило, маленькая машинка.

Через пару минут снова грузовик. Щёлк! Прощай и ты, здоровенная железка.

Меня распирает от счастья, я подпрыгиваю на ходу и пританцовываю, щёлкая пальцами при виде каждой встречной машины.

Впереди целая жизнь, в которой мне предстоит узнать, что ещё я умею, и я не собираюсь тратить время на то, чтобы понять кто я и почему проснулась.

Нет. Я, пожалуй, взорву ещё пару тачек, а потом пробегусь по лесу.

Такой солнечный сегодня денёк.