Вокзал

Старик Вокзал массивной тушей сидел на кресле-качалке и пускал дым из ноздрей. Он смотрел куда-то вдаль, хотя невозможно было сказать, на что именно.

Если бы кто-то спросил, о чём он думает, тёплый огонёк проснулся бы в потускневших глазах. Старик суетливо оглянулся бы вокруг, словно не веря, что вопрос адресован ему… Рассеяно стряхнул бы пепел на новые чёрные брюки…
Если бы его кто-то спросил, он бы поспешно вытянулся в кресле, чего не делал уже много лет, неуверенным жестом пригладил бы седые взлохмаченные волосы…
 Если бы его кто-то спросил, поезда побежали бы по рельсам без надрывных криков, и дым из ноздрей стал бы не таким чёрным…
Но его никто не спрашивал… Всю жизнь он сидел и смотрел на суетящихся людей, на проезжающие и отбывающие поезда. Стук колёс, гул голосов и шум крыльев напрочно засели в его голове… Иногда он даже переставал отличать голоса людей от свиста локомотивов.



Три существа занимали мысли Вокзала столько лет: голуби, люди и поезда.. Да и о чём ещё думать? Ведь он никогда не видел жарких стран и заснеженных горных вершин, никогда не плавал под парусами и даже не ловил в канаве карасей.. Он всегда оставался на посту, серьёзный и молчаливый, и серое здание с холодными рельсами было всем его миром…

Голуби казались Вокзалу самыми беззащитными созданиями: они нелепо двигали шеями, и , как истуканы, болтались по перрону. У голубей была одна задача – поесть, но иногда, глядя на их суетливый бег, можно было совершенно забыть, что это движение имеет смысл. Они бежали не стаей, не поодиночке, и когда какой-то предмет оказывался слишком близко, резко меняли своё направление. Они были похожи на рассыпавшиеся по столу бусы, которые никогда не теряют ускорения, они были похожи на вечный и бессмысленный голубиный двигатель…
Сначала Вокзал думал, что эти птицы просто повторяют друг за другом, но потом понял, что они лишены возможности двигаться по-другому…
Глаза голубей были так же пусты, как бессмысленны траектории их передвижения, но иногда старику казалось, что глаза эти наполнены страхом и болью, детским недоумением… Иногда казалось, что они кричат о помощи… Будто эти существа родились и не поняли, почему они голуби и почему так странно ходят, почему их все пинают, и почему от этого не укрыться…

Вокзал не любил смотреть в глаза голубей. Временами ему казалось, что в них живёт оголённая и обглоданная до костей суть жизни…
 


Погода чаще всего стояла пасмурная, и под серым небом ржавели поезда, угрюмые и молчаливые. Как старые лошади, они лишь иногда фыркали и стонали от натуги. Но поезда знали свой маршрут, как бы тяжело им ни было идти, поэтому отчаяния в их жизни было меньше. Зелёные и серые, старые и ржавые трудяги, они были сердцем вокзала, поэтому старик с упоением слушал стук их разгоняющихся колёс, наблюдал сверху, как вагоны текут по его иссохшим венам. Он находил в этих железных громадинах что-то романтичное, и это грело его душу.
 


Когда Вокзал был ещё молод, его не особо интересовали люди. Поначалу он проникся к ним сочувствием, так как подумал, что они устроены также, как голуби: что у них просто нет возможности что-то изменить и думать по-своему, и поэтому глаза их также потеряны и пусты.

Но шло время, и наблюдая за людьми, Вокзал стал понимать, что они могут быть такими, какими захотят, что в жизни их присутствует множество возможностей , но они продолжают повторять всё друг за другом. Тогда он решил, что люди глупее голубей, ведь голуби легко найдут выход из открытой клетки…
Люди приходили и уходили, приезжали и уезжали, люди текли рекой… Они обнимались и плакали, кричали и смеялись, спешили куда-то или спали на скамейках…
Вокзал стал чаще наблюдать за людьми, ему даже захотелось поговорить с ними, но он не мог… Он был проклят и испещрён рельсами, и уже не надеялся, что кто-нибудь снимет с него это проклятие…
 
В молодости Вокзал страстно верил в чудо, и каждый день открывал глаза с надеждой, что сегодняшний день - тот самый, особенный… В те времена он бодро спрыгивал с кровати и варил ароматный какао... Его входные двери тогда легко поддавались нажиму, а шпалы не были скованы ржавчиной, дневной свет легко проходил в огромные чистые окна…

Сейчас, запутавшись в кольцах табачного дыма, глядя на мир сквозь подёрнутые дымкой стёкла, он уже не пытался вспомнить, откуда взялось это проклятие… Может быть, оно перешло ему от бывшего хранителя вокзала, а может быть, наложено давним недоброжелателем… Старик так много времени провёл здесь, в дымовой завесе собственных выдохов, что с каждым днём действительность имела всё меньше смысла…
Люди не видели его, хотя каждый день он принимал в гости сотни и тысячи… Он был лишь ступенькой из одного мира в другой, верным и безмолвным стражем… Средством и подпоркой на пути к месту назначения… Люди множество раз проходили через его заллы, но никто никогда не радовался, что находится на вокзале, не хотел с ним встретиться. В мыслях люди всегда были дальше, в своих путешествиях… Никто никогда не любил его, не хотел услышать, а именно это условие и могло снять давно неразрешимое проклятие…