Пение

Размеренный пульс школьного дня – долгие паузы уроков и свистящие как  пули минуты перемен – обрывался, едва перевалив за его середину, и – наконец, предстояла дорога домой, полная разнообразных удовольствий, не доступных чуждому глазу, сознанию и уху. Встреча с цветком на спуске к реке – поздним, нежданным, посреди пожухлой травы и буйного пожара отгорающих листьев. Последняя летняя нежность и трепетность.  А еще – маленькие разноцветные камушки на дне, полузанесенные песком и притушенные струями вечно бегущей воды,  мокрые доски мостков, старая ель на повороте у пожарного пруда, одна она осталась почему-то, когда рубили лес и строили поселок, и теперь встречает проходящих приветливым взмахом больших лап в зеленой овчине. Мелкота лиственного подростка рядом не годилась ей в приятельство, слишком несоразмерны. Годились они разве что сорить на широкие еловые рукава круглыми золотыми монетками. И можно было остановиться и услышать тихий звук их падения.
Но главное ждало дома.
Понятно, что сначала нужно переделать текущие домашние дела – вымыть оставленную с утра посуду и выхлопать полосатые тканые дорожки, чисто вымести белый дощатый пол.
Но и делая все это, можно было уже начинать петь. Петь, растворяясь в звуках, все  песни, что знаешь, все романсы, арии из опер и оперетт, протяжные и замысловатые цыганские распевы. Это было счастье. Никто тебя не слышит, ни за одной стеной, ни за другой  - никого нет дома, все еще на работе. И можно петь, пробуя голос на силу и диапазон, начинать снова особенно трудные места, пока не получится чисто и красиво. А все, что было уже к той поре любимо и отмечено, обладало красотой невероятной, трогающей до слез, наполняющей душу сиянием и восторгом. Свободой. Силой.
…Гори, сияй, моя звезда!..
Так и пою всю жизнь.