Смерть в последний день весны

В странные дни, словно так преднамечено,
Совершенно непредсказуемо, как будто вне времени,
Цветы в пурпурном саду источают кровь.
В начале апреля ты неизбежно возникла,
Словно из ниоткуда, как наилучшее слово —
Я даже не выходил из пространств за чертою —
За трассой, что вкруг города тянется лентой, с закатных полей за ней;
Мы родом из ночи на той заправке заброшенной,
Где песок пропитан резиновой пылью и вязким дизелем.

Лето 2020, русская Луизиана, лунный свет в наших стаканах, терасса.
Мы разбавляли пойло древним маслом из цилиндров, осей, чаш и пружин
твоей старой Хонды извечной, и не спали по три ночи к ряду —
ни в одну из ночей того лета сон не сомкнул наших век.

Никогда и ни с кем нам не было так хорошо,
В конце весны мы бы просто умерли.
О, смерть в последний день весны! нет ничего приятнее.
Нет ничего трагичнее, нет ничего сакральнее,
И навсегда это так чертовски божественно,
Словно я, многоликий, стал наконец сразу всем.

Я был собой, я был тобой,
Я был травой и цветами в пурпурном саду,
Я был одиноким деревом в поле за городом,
Я был демоном твоего первого овердоза
(теперь уже можно признаться),
Я гадал по пятнам крови на обоях,
По смещениям позвонков в шее и пояснице,
Я был шрамом через всё твоё лицо,
Я был ножом в своей руке,
Я был твоим лезвием.

Я был Сатаной — озарённо-уставшим, огромным,
Отправляющимся в одинокий ночной драйв
На твоей красной Хонде,
Когда к девяти часам вечера
Мы с тобой были уже мертвы, убиты
Полной потерей контроля
И невольным тревожным сном,
Чьё испарение ломит кости и студит трахею,
Сплетая канаты из жил —
Сквозь пелену я слышал кашель стартера, запах салона...
Капли бензина падали на моё лицо.
Да! мы облили себя бензином,
проглотили по десять лезвий,
Спичка — и пламя вспыхнуло,
И мы кричали от удовольствия.
Я был своим криком, я был твоим криком...

Я носил маску на маске, в сотню слоёв,
Словно бинты на своём изрезанном в лоскуты лице.
Мои перьевые ручки — мои номерные ножи.

Нам было хорошо, и мы никогда уже не оправимся,
Неупокоенными мы на смертном одре возляжем в последнем оргазме,
До конца не уляжется взвесь бешеной лихорадки жизни,
Смертельной для сердца, — напоследок поразим себя внутрь ещё раз,
На пике силы, в точке максимальной перегрузки мозга,
от разброда завитого в грубый рог,
Критической усталости желёз и сосудов,
распущенных, как твои рыжие волосы белой полночью,
Мы заснём в последний день весны, на рассвете,
Цветы оплачут нас кровяной акварелью росы.


28 января, 2022 год