Волжанка

Вновь с почтальоном батальона
К нам сумка с письмами пришла.
Мы окружили почтальона,
Как чрезвычайного посла.
И раздалось:
- Кадыров. Спичкин.
Багдасарян. Дончак. Рубцов...
Как на вечерней перекличке
Звучат фамилии бойцов.

Все пятьдесят четыре глаза
На почтальона брызжут свет.
Кому письмо,
Кому два сразу,
А мне по-прежнему всё нет.
Шуршат листы - и стало тише,
Как будто нет вокруг войны.
И вдруг своё я имя слышу
С повозки бати-старшины.

Бегу на зов.
- Где пропадаешь?
Забыл, что в баню взвод идёт?
Ты что бельё не получаешь? -
И хмуро свёрток подаёт.
И виновато, и сутуло
Я замер перед старшиной.
Рубашка тёплая пахнула
Домашней свежей белизной.

Хотел скорее удалиться
И вдруг - на крае рукава -
"Привет, боец!
Бей крепче фрицев!" -
Увидел чёткие слова.
Гляжу на эти строки в оба,
И прояснился хмурый день
От слов: "Ульяновская область.
Р-н Карсунский. Б - Урень".
А ниже: "Ева Ильичёва".
И тут же, в скобках:
"Напиши".
И всё. И более ни слова.
И всё так просто. От души.

Я без конца друзьям-солдатам
Твердил, волнуясь, допоздна:
- Мне не бельё -
Письмо, ребята,
Сегодня выдал старшина.
И жарко сделалось в землянке,
И озарял мне душу свет.
Ведь мне, волжанину,
В о л ж а н к а
Прислала с родины привет!

Ну а друзья острили долго,
Такой им повод дал я сам:
- Да-а, плохо,
Ева-то на Волге,
А ты - в Прибалтике, Адам...

Привыкший к шуточкам армейским,
Ничуть я не был уязвлён,
Но женским именем библейским
Буквально был заворожён.
Взгляну направо иль налево,
И в потайной своей тиши
Мне сердце шепчет:
"Ева, Ева!"
И соблазняет:
"Напиши!".
И вот в землянке нашей роты,
Когда утихла вся братва,
Я стал набрасывать в блокноте
Свои ответные слова.

И в тусклом сумраке землянки
Плыла за строчкою строка:
"Спасибо, милая волжанка,
Прими привет от земляка.
Благодарю за пожеланье,
За человеческий порыв...".

Но оборвал моё вниманье
Необычайно сильный взрыв...

В землянке всё пришло в движенье,
Никто ещё не разберёт:
То ль немец начал наступленье,
То ль свой обычный артналёт?
Опять расплачиваться роте
За этот вражеский разбой.
Стояли мы почти в болоте,
В траншейке - в метр глубиной.
И та была почти зарытой,
Когда пронёсся ураган...

Вот возле бруствера - убитый,
С письмом в руке, Багдасарян.
А рядом - юный и красивый,
Прижав трофейный автомат,
Лежал, как спал, Рубцов Василий,
И кровь стекала на приклад...

С тех пор прошли десятилетья,
Немало пройдено дорог,
Но с Евой я за годы эти
Связаться письменно не смог.
И до сих пор нередко снова
Всё задаюсь вопросом я:
Жива ль ты, Ева Ильичёва,
И какова судьба твоя?

На фронте мы благодарили
Вас, незнакомых нам подруг,
За всё, что воинам творили
Ладони ваших добрых рук.