Разбитая чаша

ВНИМАНИЕ! СЧИТКА НЕ ПРОВОДИЛАСЬ!


Давным-давно на свете жил
Один жестокий хан,
И за жестокость заслужил
Он прозвище Тиран.
В его дворце - ковры, сафьян
Да злато-серебро.
Во всех державах грабил хан
Бесценное добро.
Но драгоценнее всего,
Как голубой рассвет,
Хранилась чаша у него,
Что краше в мире нет...

Однажды хан врагов разбил
Жестоко, как всегда,
Чужие земли захватил,
Разграбил города.
Немало войска потерял,
Чтоб в битвах победить.
И, возвратившись, приказал
О славе протрубить.
И затрубили трубачи
У ханского крыльца,
Да так, что в стенах кирпичи
Шатнулись у дворца.
А голубая чаша вмиг
Упала на паркет,
И разлетелись черепки,
Как звонких горсть монет...
Три дня свирепый хан молчал,
Был с горя нездоров,
А на четвёртый день призвал
Известных гончаров.
Как глянул, так сильней огня
Ожёг, и гончары
Упали, головы склоня,
На пышные ковры.

- Ну вот, - напрягши желваки,
Угрюмо хан сказал
И на осколки-черепки
Рукою указал. -
Я вам даю всего три дня,
И вы за этот срок
Склеите чашу, чтобы я
Заметить шва не мог.
И кто веленья моего
Ослушается? Ну?..
Повешу всех до одного
И глазом не моргну...

Собрав осколки, мастера
Пришли в гончарный ряд.
- От хана, брат, не жди добра, -
Вздыхая, говорят.
И что ни вздох,
Всё только "ох"!
За каждым словом "ах"!
- Ох, чтобы ты, мучитель, сдо-ох!
- Ах, помоги алла-ах! -
Гадали, думали всю ночь,
Всех изожгла тоска.
А не сумеет ли помочь
Гончар Усман-ага?

Усман-ага?
Кто не слыхал
Об этом старике.
Известный мастер проживал
В далёком кишлаке.
Его кувшины и горшки,
Как стёклышко, тонки,
Как медь, звонки,
Как пух, легки
И, как гранит, крепки.
Их покупают нарасхват,
Везут во все концы
Послы из царств и государств,
Заморские купцы.
Кто приобрёл кувшин такой -
Доволен будет век.
В кувшине этом даже в зной
Вода что горный снег...

Свернула ночь свои шатры,
И рано поутру
Толпой явились гончары
К Усману-гончару.
- Салам, отец!
- Салам, сынки.
- Усман-ага, салам! -
И в узелочке черепки
Кладут к его ногам.
- Усман-ага, не откажись,
Речь не о пустяке.
И наша смерть,
И наша жизнь -
Вот в этом узелке...

Старик тот узел развязал,
Взглянул на черепки -
И головою покачал:
- Не склеишь тут, сынки...
- Ну что ж, - вздохнули мастера, -
Теперь надежды нет.
- Но нет и худа без добра, -
В ответ заметил дед. -
Раз чаша жизни на весы
Поставлена у вас,
То вы не вешайте носы,
Пока не пробил час.
Трёхдневный срок, конечно, мал,
Так дело не пойдёт.
Просите хана, чтобы дал
Он ровно целый год.
За этот срок я для людей
Не пожалею сил.
Не допущу, чтобы злодей
Невинных погубил...

Проходит двести,
Триста дней.
Кончается и год...
Душа болит ещё сильней,
В дугу всех горе гнёт.
Подходит срок, а деда нет.
Промчались дни, как сон.
Куда же делся мастер-дед?
Склеил ли чашу он?..

О, чаша, чаша,
Чья рука
Твой образ создала?
О сколько слёз ты за века
Невинных пролила!
О, если б слышал плач и стон
Тот, кто тебя творил,
Тебя без жалости бы он
Тогда ещё разбил...

Вот день последний настаёт.
На хане нет лица.
Он созывает весь народ
На площадь у дворца.
Вокруг и стон, и вопль, и плач,
Но непреклонен хан.
- Казни ослушников, палач!.. -
И грянул барабан...

И вдруг подъехал дед-гончар
На дряхлом ишаке,
А рядом с дедом - внук Джафар
С большим узлом в руке.
И каждый сразу разглядел,
Что за год мастер-дед
Намного больше постарел,
Чем за сто долгих лет.
Он к обречённым сделал шаг
И руки всем пожал,
И подаёт Джафару знак,
Чтоб узел развязал.
Столпились все вокруг него,
И дружно грянул возглас: "О-о-о!..".
А кто-то в руки блюдо взял,
Протиснулся вперёд
И обходить тихонько стал
Взволнованный народ.
Бросали в блюдо кто что мог:
Кто серьги, кто халат,
Кто медяки, кто кошелёк,
Кто благодарный взгляд.
Но мудрый мастер возразил:
- Я без даров богат.
Я чашу людям возвратил,
И мне не надо никаких
Подарков и наград...

Он шёл сквозь строй счастливых глаз
И слышал вслед слова:
- Не посвятишь ли, дед, и нас
Ты в тайну мастерства?
- В моей работе тайны нет, -
Вздохнул он тяжело, -
Люблю я с самых малых лет
Родное ремесло.
А тут и весь секрет, сынки:
Ладони всё творят.
Ведь обжигают-то горшки
Не боги, говорят...

А дома внук сказал ему:
- Прошу тебя, мой дед,
Открой хоть внуку своему
Ты мастерства секрет.

Не скрыв усмешку добрых глаз,
Дед слова не сказал,
Забрал кувшины и тотчас
Уехал на базар.
"И мне не хочет доверять.
Ах, до чего упрям!
Тогда попробую узнать
Его я тайну сам...".
Обшарил каждый уголок
И дедовский сундук,
Но ничего найти не мог
Нетерпеливый внук.
Лишь в куче глины откопал
Он грязный узелок,
А в руки взял да развязал -
И обмер паренёк.
Как полевые васильки,
Заголубели вмиг
От чаши ханской черепки...
И тут зубами, как в тиски,
Джафар зажал язык.
И тайны мрак прорезал свет.
И понял всё Джафар,
Что чашу хану создал дед,
Столетний дед, безвестный дед,
Мудрейший дед, великий дед,
Полуослепший нищий дед,
Простой узбек-гончар.
Его бы должен наградить
За подвиг грозный хан.
Его бы чтить да возносить,
Ему бы в золоте ходить,
Ему бы славу протрубить
На весь Узбекистан!
Но дед молчал, чтоб уберечь
Собратьев по труду,
Чтоб гнева хана не навлечь
И не попасть в беду.
Да, лишь теперь
Джафар узнал, зачем и почему
Усман-ага не открывал
Секрета никому.

А вечерком Усман-ага
Был у родного очага.
О как он стал и слаб и стар!
Всё отняли года.
Но видел в нём сейчас Джафар
Волшебника труда.
Заметно было: дед устал
От долгого пути.
Джафар его под руку взял
И прошептал:
- Прости...
Прости, не знал я ничего,
Мой мудрый аксакал. -
И руки бледные его
Джафар поцеловал.
- Я верю, дед, тот день придёт,
Заря для нас взойдёт.
И руки эти воспоёт
Наш труженик-народ.
Творенье древних умных рук
Ты точно воссоздал... -
И поклонился деду внук,
И на колени встал.

И прослезился добрый дед.
- Всё, брат, нам по плечу.
Но я ещё тебе в ответ,
Родной, сказать хочу.
Приятны мне твои слова,
Я счастлив: понял внук,
Что нет на свете волшебства
Волшебней наших рук.