Волжское

давно устав от вихрей яростных атак,
сбежав от дел, от бабы и привычек,
выходит на воду, нахохлившись, рыбак
высиживать холодную добычу.

над ним клубится потревоженный туман,
под ним грустят разбуженные рыбы
и на наживку не клюют - держи карман!
хотя теоретически могли бы.

воспоминания досадно моросят,
их память выбирает как слепая.
рыбак накатывает 250
и сразу благодарно засыпает.

его сознание не держат якоря,
оно гребёт в своей воздушной лодке,
за привередливость сазанов не коря,
по воле волн и скоропальной водки.

пейзаж безмолвствует, но слово "выходи"
в неслышном шелесте незримых вёсел. -
душа выходит из резиновой ладьи,
бросая в ней всё, что рыбак не бросил,

она кидается в туман, как в белый свет,
и наслаждается отсутствием картины,
душа несётся будто в левой полосе,
хоть знает, что все полосы едины. -

как будто - Кама ли, Ветлуга ли, Ока,
Шексна ли, Вятка, Агидель, Сухона -
одна мечта, один маршрут, одна река,
один кумир, одна на всех икона.

и близок каждому и грандиозен лик,
но - слой чего-то вроде белой пыли
его надёжно скрыл от глаз. аллах велик! -
икона есть, а лика нет. приплыли.

все времена ища пред чем упасть,
нашли туман и присно и сегодня.
надежды, как оторванная снасть,
осели в Каспий будто в преисподней.

чьи крови вашею разбавлены водой,
Сура, Молога, Агидель, Ветлуга?
Чья память илом устилает ваше дно,
за веком век цепляясь друг за друга? ...

И вроде бы, уже умчавшись далеко,
но в пустоте споткнувшись как на кочке,
душа утрачивает цели и покой,
и - иншалла! - приходит к прежней точке.

а в ней - давно во всю играет поплавок,
туман рассеялся, вода сверкает.
рыбак не чувствует затёкших рук и ног.
рыбак мычит, но всё же подсекает.

и, вдоль борта уже подсачек волоча,
душа азартно посыпает матом.
и держат их в реке два старых кирпича,
обмотанных ворованным шпагатом ...


("Золотой корабль", 2015)