Наброски на манжетах, которых нет

НАБРОСКИ НА МАНЖЕТАХ КОТОРЫХ НЕТ

Валентина Душина

В ведёрке ветка осенних хризантем. Запах от них в квар-
тире стоит густой, насыщенный.
Ярко-жёлтые, каждый цветок – как солнце.
На Пушкинской, у старушки взяла. Растение с крепким
корнем. Посадила в землю.
Много завязи на тонких зелёных веточках, аромат от со-
цветий сильный, терпкий, чувственный, слегка горькова-
тый... со множеством тончайших оттенков.
Строем идут осенние дни, туманные, дождливые, скорб-
ные. Ветер срывает дрожащие листья с веток и несёт их над
проспектами, машинами, домами. Поднимая высоко, высоко
в небо. Лиловые, лимонные, пурпурные, вишнёвые, розо-
вые, оранжевые... где они вскоре пропадают из вида.
Голы деревья во дворах, парках. Когда иду в высоких тё-
плых ботинках, шурша опавшей листвой, чудится, что меж
стволов стоит осень и улыбается мне скупой жалостной
улыбкой на худом прозрачном лице. Слёзы наполняют мои
глаза, в горле теснятся рыдания. Таково влияние разлито-
го в свежем воздухе благоухания, исходящего от коры де-
ревьев, поникших трав, листьев, корней. Везде и во всём
ощущаешь незримое присутствие смерти. Серый сухой куст
полыни, растущий на обочине, кланяется долу под налетев-
шим ветром.
Ощущаешь всю хрупкость своего бытия.
Чувствую себя сиротой казанской, когда с самого утра
и до вечера зарядит дождь, а я стою у окна и смотрю на мут-
ные потоки воды, растекающиеся по стеклу. Уходишь в себя.
Прячешься от лихолетья, и вся жизнь твоя развернётся, как
свиток, и промелькнёт перед глазами.
Мало заглянуть в себя, надо что-то оставить на земле, чтоб
не пропасть бесследно. Как пчела собирать пыльцу и произ-
водить мёд.
И если сегодня ничего путного не получается, то только
и остаётся, как занять себя какой-либо пустяшной работой.
Спрягать глаголы, вышивать думку*, чтоб не сбежать в Ита-
лию, Францию или Венецию. Подалее от серой обыденно-
сти, обречённости и смертей.
Разве можно написать что-то дельное, будучи ишаком,
запряжённым в воз с неподъёмными камнями. Который та-
щишь всю свою сознательную жизнь.
Изредка что-то пишешь на коленке, между едой, туале-
том, сном, работой, очередным подорожанием и поездкой
в трамвае. Балансируя между двумя столь разными понятия-
ми – надо и могу.
Написать письмо Богу? Так он и так знает о занудливо-
сти бывших мужей, пьянках и всеядности богемных друзей.
О соседях-наркоманах, бездомных собаках и кошках, воро-
нах и бомжах. О грошах, которые ты откладываешь на похо-
роны в жалкой попытке не омрачить жизнь близким.
Когда тебе за шестьдесят, только и остаётся, что наблю-
дать жизнь.
Голая правда, с которой сняты все покровы, глядит
на тебя, и ты не знаешь, что с ней делать. Мучительная и не-
правдоподобная, которую невозможно принять.
Зажигаю восковую свечу перед иконостасом. Свеча пах-
нет пчёлами и летом. Даже цвет у неё медовый. Завариваю
чай, нарезаю яблочный пирог.
На стук ножа бежит домашний питомец. Крупный и тя-
жёлый рыжий кот. (Наполняю для него мисочку мясом.)
Думаю о судьбах русской литературы. Пандемии, выбо-
рах, холодной зиме. Как сказал Маркес: «Жизнь – это все-
го лишь нескончаемый ряд счастливых возможностей вы-
жить».

* Думка – подушечка.

Публикация - сборник Серебряный родник 7 2022г