Моя Никитинка

Никитинка*! Родимый островок!
Ты мне опять даёшь любовь и силы.
Ты молоком грудным меня вскормила
и мне не просто детство подарила,
а безмятежный жизненный пролог…

В одном из поэтических блиц-турниров нашего, ульяновского, Союза писателей России прозвучала фраза моего коллеги, Ильи Таранова, о том, что все мы живы прошлым, как бы ни отрицали этого. Зацепили меня его слова и не долго не отпускали.
И в свой день рождения я отправилась в солнечный, бережно хранимый в памяти уголок счастливого детства.
Ехала, волнуясь, переживая, и уже на подъезде к Никитинке еле сдерживала нахлынувшие чувства и слёзы. 47 лет назад я покинула эти места! 47 лет ни разу ни побывала там, где солнышко, сиявшее внутри меня ярко и безмятежно, набирало силы для жизненных странствий.
Всё изменилось, всё!
Сгнили и канули в позеленевшую воду речушки Никитинки мостки, с которых братец ловил зеркального карпа, а однажды скинул меня, пятилетнюю, сразу на глубину, одномоментно научив плавать. Некогда золотистая песчаная коса безвозвратно заросла буйной зелёной травой, утратив право называться пляжем, которым так гордился прежний совхоз "Культура"**. Нет больше деревянного моста, по которому я ходила за молоком, неизменно подкармливая на обратном пути прямо из крышечки бидона охранявшую наш амбар кошку. Только лет в восемнадцать осмелилась признаться в этом изумлённым родителям...
Исчезла с лица земли родная одноэтажная школа, а на месте старенького бревенчатого дома, встретившего меня, новорожденную, из Мелекесса ровным теплом голландки и поистине вселенской любовью, стоит крепкое трёхэтажное здание новой школы.
Ушли в мир иной так же, как и мои родители, Бутяевы, Рогожкины и Спасские, совхозные руководители, имена которых золотым сечением прошили мою память...
Но ещё по дороге, связав призрачные воспоминания и фото из потертого домашнего альбома, я увидела Лысую гору — излюбленное место отдыха родителей и других жителей совхоза. А на въезде, по-солдатски охраняя мою Никитинку, по-прежнему высился холм, прежде казавшийся мне могучей горой, где, обласканная тёплыми ветрами и нежным касанием ковыльных колосков, я так любила лежать и мечтать о будущем...
С облегчением нашла белокаменный "учительский" дом, построенный взамен первого, деревянного, специально для нашей семьи, а рядом — памятник Вечной Славы, возле которого, оглянувшись и обнаружив, что меня никто не поддерживает за сиденье, впервые свалилась с двухколёсного велосипеда.
И главное! Меня узнали соседи!
Когда я спросила, помнят ли они семью учителей, живших рядом, бабушка, сидевшая во дворе, охнув, произнесла: "Рая?!"
И небеса вновь обрушились на меня потоком воспоминаний!
Я услышала, что мама была замечательным учителем физики и математики - строгим, справедливым и настойчивым, а папу, который проработал в "Культуре" без малого 13 лет директором средней школы, очень любили за его человеческие качества.
Соседки сообщили, что все эти годы моя закадычная подружка, Людка Сафронова, живёт в этом селе и работает продавцом в магазине! Я понеслась в магазин, выяснив на всякий случай домашний адрес подруги. И не напрасно, оказалось, что у Люды выходной. Купила у её сменщицы арбуз и отправилась к Людмиле домой, совершенно не признав в продавщице вторую свою подруженцию, Ирку Ефёрову. Подозреваю, что в понедельник утром Иринку тоже ждало откровение: Люда, принимая у неё смену, конечно же, рассказала про нашу встречу.
Подойдя к Людкиному дому, с детским восторгом обнаружила на нём номер 13 (а дело было в пятницу, тринадцатого, в мой день рождения, так что для меня тринадцать - число удачи!) и громко позвала подружку, назвав её имя.
"Иду!" — отозвался женский голос из открытого окна, — "Кто там?"
"Рая, Рая Мердеева!" — торжествующе объявила я, уже нисколько не сомневаясь в том, что эти места помнят меня, любят и ждут — что ещё нужно для счастья?
Людка вихрем вылетела на крыльцо и случились жаркие объятья - со смехом и почему-то совершенно без слёз.
Она затащила меня в дом, а мой супруг и его тётушка, любитель поездок и неутомимый искатель новых впечатлений, деликатно отказавшись, остались на улице.
Муж, подсмеиваясь слегка, рассказывал мне потом, что тётя Валя несколько раз беспокойно спрашивала его: "Кто это? Кто это так смеётся?...Неужели Рая?!"
Мы не пили чай, ничего не пили, мы смотрели старые фотографии, обнимались и говорили, говорили, с невероятной скоростью сокращая пропасть лет, лежавшую между нами, и мгновенно вживаясь в жизненные обстоятельства друг друга.
Людка сочувственно спросила: "Помнишь, как ты плакала, когда уезжала?"
А я ответила, что это село, холмы его и овраги, промызганные нами, несмотря на запреты родителей, вдоль и поперёк, и она сама, моя Людка, снились мне долгие годы...
Сначала, пребывая в состоянии полнейшего восхищения и блаженства, я никак не могла понять, что именно вернула мне встреча с малой родиной... Но днём позже, открыв старый семейный  альбом, я внезапно осознала: я в этой жизни не приёмная, у меня есть свои корни, свои, выжженные солнцем, но родные до боли степи и ковыльные холмы, свои родные души, которые никто и никогда больше не сможет у меня отнять.
Словно в мозаику моей жизни наконец-то легли некогда утерянные пазлы, а вместо протеза, застывшего в груди после смерти папы и мамы, вновь застучало живое и такой горячее, уязвимое для слёз и открытое счастью, сердце...
На прощание Люда, ойкнув, побежала за ручкой и листочком, чтобы написать мне номер своего Вотсапа, и радостно сообщила, что в Димитровграде она бывает "чуть ли не каждый месяц".
В ответ я написала свой. Забрала листочек с номером, легкомысленно отмахнувшись от предложения мужа сразу сохранить данные в телефоне...
И только на подъезде к Мелекессу развернула записку.
В ней моей рукой была нарисована солнечная рожица и стоял мой номер телефона...


ЛИСТАЯ НЕДОПИСАННУЮ ПОВЕСТЬ

Листаю недописанную повесть,
в которой, нити детства оборвав,
во весь опор несётся жизни поезд,
на станциях меняя свой состав.
Вагоны разноцветных впечатлений,
родных и близких образов, потерь,
нежданных связей и приобретений,
имеющих значение теперь.
Над суетливым поездом - надмирно -
легчайший шлейф неуловимых снов,
где тает в нежном облаке зефирном
придуманная девочкой любовь.
Зелёные овраги спят в долине
среди нещадно выжженных степей -
всё нереальным кажется мне ныне
среди земных страстей и скоростей.
И вдруг - толчок, вне плана остановка,
в сердечном ритме сбой, сошли с пути!
И всё, что было ранее неловко,
сейчас легко в сторонку отмести!
Почти запараллелено пространство -
на станции "бессрочно" выход мой!
Средь глав страданий, поисков и странствий
открыт почти забытый путь домой.
Как в давнем сне, плывут сухие степи,
просторы из непаханых земель
и лысых гор... И ветер мягко треплет
знакомую ковыльную постель.
Я в детстве. Вот потерянные пазлы
мозаичной картины Бытия.
Такое счастье не приходит дважды
И может испытать его не каждый...

Но повесть не дописана моя…


ПОЧЕМУ МЕНЯ ЗОВУТ НЕ СВЕТА

Почему меня зовут не Света?
Думала всё детство я про это.
Хорошо быть Светой... В корне «свет» -
свет от солнца и других планет
и сиянье самых ярких звёзд…
Солнце обеспечивает рост,
лучиком сквозит через окошко,
грет и щекочет мне ладошку.
Я жары ни капли не боюсь
и сама, как солнышко, свечусь.
Все смеялись – не случится чудо,
Светкой звать тебя уже не будут!
Я смирилась. Но однажды вдруг
мне сказал один хороший друг:
«Ты не обижайся, дорогая,
но тебя зовут совсем не Рая,
на востоке солнце – это РА…
Ты же Света, солнышко…»
Ура!!!
Помню, как сейчас, мгновенья эти:
я счастливей всех детей на свете!
Оказалось, Рая – это свет
солнца, счастья, радостных побед,
свет от самых дальних ярких звёзд…
Замысел Всевышнего так прост...
Не беда, что Светою не стала,
главное, что свет в себе искала.
Вот они – пассажи бытия.
РА-я значит: солнце - это я.

*, **Никитинка - бывший совхоз "Культура"
Елховского района Куйбышевской области,
ныне относится к Кошкинскому району Самарской области