Слушая Вознесенского

Голосом, срывающимся в шепот,
А сказать точнее – шепотом,
Срывающимся в Вечность,
Одна тысяча семидесятилетний
Вознесенский возносил нас в царство
Музыки, зеснеженным предновогодним
Вечером…

Свистели, словно два котла под паром
Измочаленные легкие –
Нелегкая их сокруши! –
Но, все же выдавали то, что кличут
На земле Небесным даром, что рвалось
Обратно в небо из глубин души…

Поэт в безумной спешке
Задыхался, комкал, рвал бумагу фраз,
Он тормозами пауз всякий раз
Насилу контролировал разгул
Метафорических цунами,
И, казалось, сочинял все это прямо вот
Сейчас, на этой сцене – перед жутко
Ошарашенными нами…

Он как будто не на шутку опасался
Заблудиться в букво-нотах,
Оборваться, раствориться раньше
Срока, не успеть чего-то,
На былые силы не надеясь…

Потому-то и летел Орфей Орфеич
Сверхгаллопом по Европам,
На ходу пронзая, празднуя,
Любя и матерясь,
Ну а короче говоря –
Свя-щен-но-действуя…

Вот так, друзья, жонглируя то образин
Обрезками, то образами Образов,
И словно невзначай, по крохам, но
Очеловечивал он целую эпоху –
Этот трижды эпохальный человечище,
Заснеженным предновогодним вечером
В доселе неизведанное проникая
Голосом, срывающимся в шепот,
То есть – шепотом, сры-
Вающимся
В Вечность.