Мертвые души в оценке Белинского и Аксакова

Для начала, осмотрим ситуацию со стороны. Статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души». С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К. Аксакова. В ней доказывалось, что поэма Гоголя своим содержанием, характером, поэтической формой возрождала в русской литературе традиции гомеровского эпоса. «В поэме Гоголя является нам… древний, гомеровский эпос», – писал Аксаков (М., 1842, стр. 4). И еще: «Созерцание Гоголя древнее, истинное, то же, какое и у Гомера… из-под его творческой руки восстает, наконец, древний, истинный эпос» (там же, стр. 5). По мнению Аксакова, недостаточное уважение к древнему эпосу привело к падению современной литературы; история мировой литературы после Гомера являет собой процесс неуклонного движения вниз, пока, наконец, древний эпос не выродился в современный роман. Белинский в своей статье подверг резкой критике анти-историческую концепцию Аксакова, показав вздорность его сопоставлений Гоголя с Гомером, доказав, что современный роман является не искажением и не порождением древнего эпоса, но есть явление, развившееся из самой жизни, есть «эпос нашего времени», в котором отразилась современная действительность.
Завязалась полемика.

Прежде всего я должен выразить свое отношение к объекту критики. Для меня Николай Васильевич стал особенным писателем. Еще подростком я поражен был его комедией «Ревизор», где все неприятное мне, а именно: драматический характер повествования, отсутствие авторских комментариев, бесконечные роли и действия, которые меня так путали в «Недоросле», шаблонность и замкнутость действия… приобрело вдруг новый взгляд и приковало моё пристальное внимание. Как мне кажется, хоть и сравнение драм далеко не корректно, этому послужили «живые» герои комедии. Да, они смешны, их страх перед лицом неминуемого очевиден, а сама ситуация, казалось бы, анекдотична. Но содержание… Это не пустые болванчики с говорящими фамилиями, (хотя и тут, как мне кажется, Николай Васильевич иронизирует, называя их однозначительными фамилиями) а люди, в которых мы узнаем где-то себя, где-то торговца с рынка, а где-то и саму суть людей. Гоголь смеется, глядя на них, но не журит пальчиком… Зачем? Глядя на эту картину, я сам постепенно узнаю в ней признаки и дня сегодняшнего. Мне смешно. Наконец, русская комедия меня смешит. Но потом мне уже не до смеха: а сколько таких смотрителей богоугодных заведений да судей ляпкин-тяпкиных? И я стал внимательнее читать Гоголя, найдя, что в этом писателе и его творениях близко мне всё.

Я долго могу рассказывать о том, как «вкусно» и дотошливо точно может великий писатель описывать какой-то предмет или характер, барские трущобы или похищение месяца, бедную писарскую душонку или размашистого градоначальника – всё, словом, из-под пера этого писателя доставляло мне огромное удовольствие. И по сей день доставляет: чего стоит только перечитывание ежегодно «Мертвых душ», где все так близко и знакомо, от коих все равно пробегают мурашки или захватывает дух… Поэма Гоголя открыла мне реализм, социальный реализм, с его маниловыми и коробочками, но более всего – с растущими чичиковыми и падающими плюшкинами. Как нравится мне размеренный темп поэмы, внимание писателя к мелким деталям, умещение в разуме огромных синтаксических конструкций Николая Гоголя, умело расставленных в каждой главе, дабы не дать заскучать мозгу. От этого хотя бы мнение мое должно быть интересно читателю… Мнение по поводу горячего спора Константина Аксакова и Виссариона Белинского.

Начну с К. Аксакова. В своей статье «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души» господин Аксаков привел свои аргументы в пользу тезиса о том, что Н.В. Гоголь – настоящий писатель мирового масштаба и общечеловеческих смыслов, который является достойным продолжателем традиций Шекспира и Гомера. Рассмотрим их ближе.

1. «Эстетическое чувство давно уже не испытывало такого рода впечатления, мир искусства давно не видал такого создания, — и недоумение должно было быть у многих, если не у всех, первым, хотя и минутным, ощущением: мы говорим о людях, более или менее одаренных чувством изящного». Аргумент социально-исторический, если так можно выразиться. Он говорит о том, что за столетия своего пути человечество сбилось с истинного пути, извратило свои вкусы и моду, а прежнее, давно минувшее Искусство, это человечество переварить уже не сможет, так как все чаще встречаются легкие по форме и содержанию произведения, не дающие «широкого всеобъемлющего взгляда на мир». Иными словами, социум деградировал.

2. Деградация литературы. Аксаков говорит о том, что в попытках угодить новой публике авторы все дальше от молчаливого созерцания и ближе к анекдоту, к методам манипулирования читателем. В итоге роман – французская поделка невысокого качества, которой еще и подражают. Роман у Аксакова находится где-то внизу бытоописательных эпических жанров литературы.

3. Аргумент о забытом способе описания действительности в повести Гоголя.  «только у одного Гоголя видим мы это созерцание, только он обладает им, только с Гоголем, у него, из-под его творческой руки восстает, наконец, древний, истинный эпос, надолго оставлявший мир, — самобытный, полный вечно свежей, спокойной жизни, без всякого излишества. Чудное, чудное явление!» Будет не раз возвращаться К. Аксаков к этому тезису. Скажет и о медитативности, неспешности повествования Гоголя, и о его внимании к деталям и важным особенностям характеров, и о способности Гоголя проникнуть в самые тонкости человеческих душ.

4. Умышленное сближение мотивов Гоголя и Гомера на поиске сходных средств между двумя поэмами. Множество раз Аксаков сталкивает эти два по-своему замечательных произведения, считая, что Гоголь, столь же равномерно, подробно, со вкусом и интересом описал свою действительность, как сделал это когда-то Гомер. «созерцание Гоголя таково (не говоря вообще о его характере), что предмет является у него, не теряя нисколько ни одного из прав своих, является с тайною своей жизни, одному Гоголю доступною; его рука переносит в мир искусства предмет, не измяв его нисколько; нет, свободно живет он там, еще выше поставленный; не видать на нем следов его перенесшей руки, и поэтому узнаешь ее. Всякая вещь, которая существует, уже по этому самому имеет жизнь, интерес жизни, как бы мелка она ни была, но постижение этого доступно только такому художнику, как Гоголь; и в самом деле: все, и муха, надоедающая Чичикову, и собаки, и дождь, и лошади от заседателя до чубарого, и даже бричка — все это, со всею своею тайною жизни, им постигнуто и перенесено в мир искусства (разумеется, творчески, создано, а не описано, Боже сохрани; всякое описание скользит только по поверхности предмета); и опять, только у Гомера можно найти такое творчество.»

5. Поэма о русских или какой Чичиков не любит быстрой езды. Здесь Аксаков рассказывает об уникальности образов поэмы, узнаваемости в них русского человека и его простых желаний. «Здесь проникает наружу и видится Русь, лежащая, думаем мы, тайным содержанием всей его поэмы. И какие эти строки, что дышит в них! и как, несмотря на мелочность предыдущих лиц и отношений на Руси, — как могущественно выразилось то, что лежит в глубине, то сильное, субстанциальное, вечное, не исключаемое нисколько предыдущим»

6. Сравнения, подобные Гомеру. Речь идет об особой страсти Гоголя, переключившись на один сравниваемый объект, забывать на время об объекте сего сравнения, отдавшись полностью течению мысли об этом предмете или свойстве.
7. Гоголь – украинец. Украина – Малороссия, а значит, как же много в нем нашего русского, вечного, ясного… Меня этот аргумент не убедил совершенно. Я был на Сорочинской ярмарке в украинском «мiсце Великi Cорочинцi»,где о Николае Васильевиче говорили много и не без интереса. Говорили о его украинской самобытности, умении просто и со вкусом нарисовать тихую украинскую ночь. Но, нужно признать, что за мистической «малоросскостью» у Аксакова и реальностью стоит немалый срок жизни писателя в Петербурге: вспомним капитана Копейкина, Акакия Ак. и хоть путешествие Вакулы. Как украинское происхождение помогло бы великому писателю так поразительно многогранно изобразить жизнь огромного города? Никак. А помог опыт общения с людьми и времяпрепровождение в Петербурге, где и были изучены и записаны будущие герои Гоголя.

8. Герои повести – люди. Сложный аргумент. С одной стороны, конечно. Но с чем сравнивать? С Митрофаном? Тогда, да. А взгляни ты на этих маниловых да собакевичей в ваккуме… Это человечные образы? Да, нам ясна их мотивация, цели, интересы (иначе бы не верилось в их существование!!). Ну так и Акакия был интерес… Но это не делает его Живым Человеком. По мне, так в повести мертвы почти все, за редким исключением. А это значит, что говорить о человечности или моральном богатстве этих господ не имеет смысла.

9. Мерило успешности автора – отношение к акту творчества. Это значит, что великим можно назвать того, кто, как я понимаю, от всей души постарался, вложил душу. А как же содержание? А злободневность описанного?

Перейдем к его оппоненту В.Г. Белинскому. Какие аргументы приводит он, что подвергает критике у Аксакова?

1. По мнению Белинского, дело не в обществе, которое вскормлено на легких романах, а скорее в самом критике Аксакове. «Г. Константину Аксакову явно хотелось сказать что-то новое, неслыханное миром; и как у него не было ни сил, ни призвания сказать новой великой истины, то он и рассудил сказать великий... как бы это выразить? -ну, хоть _парадокс_... Удивительно ли, что, развивая и доказывая этот парадокс, он наговорил много такого, в чем он сам запутался и над чем другие только добродушно посмеялись?..» То есть статья Аксакова – сплошное заблуждение молодого человека, не разобравшегося достойно в вопросе.

2. Белинский не считает роман – плодом нетребовательной аудитории и низом эпического рода литературы. Он спрашивает собеседника: «Следовательно, греческий эпос не низошел до романов, как мудрствует г. Константин Аксаков, а развился в роман: ибо нелепо было бы предполагать в продолжение трех тысяч лет пробел в истории всемирной литературы и от Гомера прыгнуть прямо к Гоголю, который, еще вдобавок, и нисколько не принадлежит ко всемирно-историческим поэтам...»

3. К. С. Аксаков видел в "Мертвых душах" то, что было ценно и дорого ему самому: спокойное, "эпическое созерцание". Белинский же отвергал подобную интерпретацию творчества Гоголя изначально. Сущность его реализма он видел в протестующей и отрицающей "субъективности". Именно Гоголя Белинский вскоре будет противопоставлять реализму созерцательному, реализму "свершившегося цикла жизни".

4. Аксаков, например, выдвигал в Гоголе на первый план «акт творчества». Белинский не соглашался с ним: «Без акта творчества нет поэта – это аксиома; но в наше время мерилом величия поэтов принимается не акт творчества, а идея, общее…» Под «общим» Белинский понимал содержание. Ни по идее, ни по содержанию «Мертвые души» ничего схожего, по утверждению Белинского, не имеют с древним эпосом. Ибо пафос «Илиады» – в возведении жизни «на апофеозу», между тем как «в «Мертвых душах» она разлагается и отрицается». Там – пафос утверждения, здесь – пафос отрицания.
«В этих немногих словах высказано все значение, все содержание поэмы, и намекнуто, почему она названа «поэмою». В смысле поэмы «Мертвые души» диаметрально противоположны «Илиаде». В «Илиаде» жизнь возведена на апофеозу; в «Мертвых душах» она разлагается и отрицается; пафос «Илиады» есть блаженное упоение, проистекающее от созерцания дивно божественного зрелища; пафос «Мертвых душ» есть юмор, созерцающий жизнь сквозь видный миру смех и незримые, неве-домые ему слезы. Что же касается до эпического спокойствия, – оно совсем не исключитель-ное качество поэмы Гоголя: это – общее родовое качество эпоса.»

5. Решительный ответ ждали и тезисы о человечности персонажей и «субстанциальной стихийности русского»: «Нельзя без улыбки читать 9-й страницы брошюры, где автор заставляет Ахилла новой «Илиады», плутоватого Чичикова сливаться с субстанциальною стихиею русской жизни в чем бы вы думали? – в любви к скорой езде!.. Итак, любовь к скорой почтовой езде – вот субстанция русского народа!.. Если так, то, конечно, почему ж бы Чичикову и не быть Ахиллом русской «Илиады», Собакевичу – Аяксом неистовым (особенно во время обеда), Манилову – Алек-сандром Парисом, Плюшкину – Нестором, Селифану – Автомедоном, полицмейстеру, отцу и благодетелю города, – Агамемноном, а квартальному с приятным румянцем и в лакированных ботфортах – Гермесом?..»

Итак, по моему скромному мнению, все уже ясно. Мне крайне приятны были слова Аксакова о Николае Васильевиче, как о великом писателе и продолжателе идей Гомера, как о великом нравоописателе и сказителе. Напомню, я обожаю копаться в повести «Мертвые души», а значит: во-первых, отдадим должное самому Творцу, сказавшему в личном письме, что статья Аксакова ему льстит и вышла раньше своего срока, сырой; во-вторых, признаем убедительность всех контраргументов Виссариона Григорьевича, который ни разу не умалял заслуги Николая Васильевича, но четко и доказательно дал понять, что Гоголь – великий писатель, но не мировой. Что из произведений не потеряет идей, переведи мы его на иной язык? Будет ли это так же велико, как у Гомера? Конечно, нет. Только мы, люди, живущие здесь, улыбаемся и плачем при виде Чичикова и Хлестакова.

В заключение хотелось бы привести слова В.Г. Белинского, просящего ответить Аксакова на несколько вопросов. По-моему, именно эти вопросы указывают на несостоятельность теории Константина Аксакова:
«Таким образом, если г. Константин Аксаков хочет оправдаться, а не отделаться только от неосторожно высказанных им странностей, он должен сказать и доказать:
1) Почему древний эпос снизошел (след.унизился) до романов, и считает ли он Сервантеса, Вальтера Скотта, Купера, Байрона исказителями эпоса, восстановленного и спасенного Гоголем?
2) Почему мы солгали на него, говоря, что из его положений прямо выводится то следствие, что "Мертвые души" - "Илиада", а Гоголь - Гомер нашего времени?
3) Почему во французской повести эпос дошел до своего крайнего унижения?»

2022г.