Анализ статьи В. Белинского Пушкин первый художник

«У нас нет литературы, я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов… Присмотритесь хорошенько к ходу нашего общества, — и вы согласитесь, что я прав. Посмотрите, как новое поколение, разочаровавшись в гениальности и бессмертии наших литературных произведений, вместо того, чтобы выдавать в свет недозрелые творения, с жадностью предаётся изучению наук и черпает живую воду просвещения в самом источнике. Век ребячества проходит, видимо, — и дай Бог, чтобы он прошёл скорее. Но ещё более дай Бог, чтобы поскорее все разуверились в нашем литературном богатстве. Благородная нищета лучше мечтательного богатства! Придёт время, — просвещение разольётся в России широким потоком, умственная физиономия народа выяснится, — и тогда наши художники и писатели будут на все свои произведения налагать печать русского духа. Но теперь нам нужно ученье! ученье! ученье!…», - так рассуждал Виссарион Григорьевич в своей первой статье об исключительном пути русской литературы, пути, в котором видел Белинский избавление от «западности» что ли, подражательности и напыщенной аристократической пафосности, если так сейчас можно выразиться. Русский критик уже тогда подметил причину отсутствия отечественной литературы: это затишье, чтобы набраться ума, уладить социально-политическую обстановку, подготовить почву для будущих великих дел и творений. Как Ока и Кама, войдя в течения величавой Волги, растворяются в ней бесследно, покорившись мерному бегу волн реки их приютившей, так и русская литература от Кантемира до Батюшкова влилась в благодатные воды пушкинской эпохи. И вливание это видится Виссарионом Григорьевичем в расцветающей «лицейской» поэзии А. С. Пушкина, в его несколько подражательной манере ранних произведений. Критик, окинув взором мудрого олимпийца поле литературной брани, не спешит винить никого за подражания, нестыковки размеров стиха, за льстивые оды и романтические элегии… Белинский старательно описывает литературные явления в неразрывной связи с общественным сознанием и его способностью меняться.
Прежде всего следует сказать, что для того, чтобы перейти к анализу творчества великого русского поэта, Белинскому пришлось перекинуть мост из одной эпохи в другую, подробно разобрать творчество предшественников Пушкина – Державина, Карамзина, Гнедича, Жуковского, Батюшкова. Ведь, по его мнению, муза Пушкина была вскормлена молоком этих самых поэтов своего времени.
Ничто не берется из ничего и не исчезает без последствий – это известный постулат закона сохранения энергии в физическом пространстве. Как мне кажется, Белинский, интуитивно понимал таковое равновесие сил природы, а оттого и делал вывод о том, что без Державина, Жуковского и Батюшкова не было бы и Пушкина… Как и не было бы его, не сложись в Российской империи бы необходимого уровня грамотности и социальной ответственности общества. Одного таланта мало, чтобы стать поэтом. Нужно непрестанно учиться, эволюционировать, формировать стиль и характер, на которые, все же, воздействует общество, та самая поэтическая действительность. Критик говорил так: «Странное дело! Все понимают, что нельзя сделаться великим живописцем, имея какой бы то ни было великий талант, если в годы изучения искусства нет хороших натурщиков; все понимают, что великий живописец, творя идеальную красоту, все-таки нуждается, во время своей работы, в образце действительности; а никто не хочет понять, что точно так же и для великих поэтов образцом их идеальных созданий служит тоже окружающая их действительность.»
Что же тогда получается? Что делает Пушкина такин ценным в глазах отечественного критика? А выходит, что по разным причинам вышеупомянутые поэты не могут соревноваться с Пушкиным в роли мастера искусства, ибо по словам Белинского благодатная почва для возникновения поэтического искусства дала плоды лишь в пушкинскую эпоху; являясь поэтами своего времени, Державин, Жуковский и Батюшков, «оказали великие услуги рождающейся русской поэзии будучи предтечами поэта».
Поэзия Державина была чересчур риторической, нравоучительной. Благозвучная и глубокомысленная, лира Державина не оставила ему места в зале «вечно юных гениев» по причине неготовности читателя, средств русского языка и стихосложения да и самого писателя. «Лучшее, что есть в поэзии Державина, - это намеки на поэзию, часто не достигающие цели по их неопределенности и темноте; проблески поэзии, часто погасающие в водяной массе реторики; словом, это несвязный детский поэтический лепет, но еще не поэзия.»
Поэзия Жуковского показала неистощимые источники поэтических сюжетов, освежилась лексически и избавилась от педантичности. Но была такой интимной и порой далекой от массового читателя. «Поэзия Жуковского была отголоском его жизни, вздохом по утраченным радостям, разрушенным надеждам, поэтическою тризною над умершим для очарования сердцем. Поэзия души и сердца, она чужда всех других интересов и редко выходит из-за магического круга неопределенных стремлений и туманных мечтаний. Это ее величайший недостаток, но это же и ее величайшее достоинство. Она была необходима не для самой себя, а как средство к развитию русской поэзии;» Русский критик полагал, что Жуковский – лишь «средневековый» романтик, а не художник, у которого чистота формы и содержания – это главные ориентиры в творческом ремесле.
Творчество Батюшкова показалось Виссариону Григорьевичу уже не таким содержательным, стихи попадались не эталонные, да и не лишены были некоторые из них нравоучительного подтекста. «Поэзия Батюшкова скользит по жизни, едва зацепляясь за нее; содержание ее весьма скудно и бедно. Самая художественность стиха его не достигла полного своего развития»
Таким образом, выходит, что художником делают человека несколько вещей:
- Желание служить музе, совершенствовать свое мастерство, критически относиться к себе и окружающей действительности. «Органическая жизненность» как стремление автора к плодотворной идее и живой действительности.
- Общество поэта, его аудитория, должны быть готовы, подобно полководцу, рожденному в мирные будни, дабы в час нужды раскрыть свою ценность и умение анализировать события театра военных действий. Это возможно при должном уровне образования и социальной подвижности, чего не могло быть в эпоху Смутного времени, а могло лишь появиться во время петровских реформ. Общество должно иметь свой вкус, моду и элементарное понимание хорошего и плохого.
- Средства языка не должны стать преградой на пути творчества, а должны быть модифицированы Творцом и использованы им со знанием дела. Не дело писать, опираясь на устаревшие, неподвижные средства языка, будь то: старославянская лексика или замудренные синтаксические конструкции, неумелые заимствования или плоды «славянофильства». Слог следует освежить, ведь язык подвижен, как люди на нем говорящие.
- Историческая близость. Отражение опыта жизни народа в произведениях искусства. Проблема этнической самоидентификации. «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!»
Это то, что, прочитав 4 статью, смог выделить я сам. Вероятно, в других статьях изложены иные критерии «художественности» поэта. Но, уже по приведенным мной критериям, можно судить о том, почему Пушкин – Художник, и почему он Первый?
По первому пункту служения музе автор приводит пример с нежеланием некоторых издательств печатать ранние стихи Пушкина. Критик настойчиво предлагает взглянуть на данные образцы, чтобы за одним юношеством и подражанием кумирам увидеть талант и искру Творца. Но, как уже было сказано, таланта мало: необходим труд и самообразование. Ни с одним из пунктов у Пушкина проблем не имелось, а имелись: 1. признание идеи высшего назначения поэта, его роли в развивающемся мире 2. Желание стать мастером слова, умение работать с источником. 3. Способность нести даже заурядным стихотворением черту своего времени, факт образа мыслей. 4. Критичность, самоирония. Александр Сергеевич не пожелал, например, видеть в избрании сочинений некоторые свои «лицейские» труды («Гораций», допустим…), что говорит о строгом отношении к своему творчеству, к себе.
По второму пункту следует привести цитату самого Виссариона Григорьевича о времени, в котором творил великий поэт: «Пушкин явился именно в то время, когда только что сделалось возможным явление на Руси поэзии как искусства. Двенадцатый год был великою эпохою в жизни России. По своим следствиям он был величайшим событием в истории России после царствования Петра Великого. … Чувство общей опасности сблизило между собою сословия, пробудило дух общности и положило начало гласности и публичности, столь чуждых прежней патриархальности, впервые столь жестоко поколебанной. … В это время, вследствие ею же вызванных событий, Франция, столько времени боровшаяся со всею Европою и ознакомившаяся, в этой борьбе, с своими соседями, уже начала отрекаться от своих литературных предрассудков.»
В-третьих, Белинский, анализируя стихи разных периодов жизни Пушкина, приходит к выводу, что автор в них постоянно растет, совершенствуя как рифмовку и стиль, так и стилистические и языковые средства. Можно долго говорить о новаторстве Пушкина, но то, что он реформатор русского литературного языка, ни у кого сомнения не вызовет.
В-четвертых, анализируя элегию «К товарищам перед выпуском» Александра Сергеевича, критик заявляет: «В пьесе "К товарищам перед выпуском" веет дух, уже совершенно чуждый прежней поэзии. И стих, и понятие, и способ выражения - все ново в ней, все имеет корнем своим простой и верный взгляд на действительность, а не мечты и фантазии, облеченные в прекрасные фразы. Поэт, готовый с товарищами своими выйти на большую дорогу жизни, мечтает не о том, что все они достигнут и богатства, и славы, и почестей, и счастья, а предвидит то, что всего чаще и всего естественнее бывает с людьми…Несмотря на всю незрелость и детский характер первых опытов Пушкина, из них видно, что он глубоко и сильно сознавал свое призвание как поэта и смотрел на него как на жречество.»
Если в начале своего творческого пути Пушкин являлся счастливым учеником славных мастеров, то во второй части собрания его сочинений, он предстает созревшим и возмужавшим гением, появляются визитные карточки поэта – оригинальность и самостоятельность. Например, та элегическая грусть, присутствующая в большинстве произведений Мастера. Она не навязчивая и броская, не льются реки слез, не звучат заунывные стоны, напротив, ностальгическая грусть тает в пинте сидра или бокале вина, оживленном взоре или возгласах толпы… Как умело использует Пушкин свой талант, вписывая свою «фишку» туда, где это действительно нужно и узнаваемо.
В заключении статьи Белинский поражается тому, что Пушкину удалось улыбнуться, вспоминая свою юношескую неопытность в ст. «Демон». Он говорит: «Сам этот демон, который прекрасное звал мечтою, презирал вдохновение, не верил любви и свободе, насмешливо смотрел на жизнь, - сам он теперь давно уже поступил в разряд демонов средней руки, - и теперь совсем не нужно быть демоном, чтоб от души смеяться над тою любовию, тою свободою, над которыми он смеялся.»
Итак, подведя итог сказанному, можно заключить, что Пушкин – первый художник на русской земле по целому ряду состоявшихся факторов: и его необыкновенного трудолюбия и самопознания, и непрестанных поисков творческого пути, и ввиду достойных «учителей», заложивших прочные основы стихосложения, и пушкинской же реформы языка, и его рвения и радения за чистоту русской речи, и его «настоящести», способности вызвать интерес у новой аудитории, и его силе характера, которая позволяла ему как поддерживать декабристов, так и смело, по-новаторски, высмеивать «образцовые» собрания сочинений 1816-1825гг.