Крещение...

      Шёл мне в ту пору пятый год. Родители, как говаривал дед, сбагрили меня к ним в морозном январе, в канун Рождества Христова, на недельку. Через недельку никто за мной не приехал. Сидела я безвылазно на печи, поигрывая с котом Васькой.
     Ворчали деды меж собой, а мне становилось тоскливо от одного упоминания моего имени в этом ворчании. Много слёз было пролито по ночам. Днём могли услышать, а ночью дверь в горницу закрыта и спят себе деды крепким сном.
     В один из дней пришёл в гости друг деда по австрийскому плену, Иван Диков, высоченный старик, широкоплечий, с басистым голосом. Жена его, Матрёна, никогда не приходила к дедам, недолюбливала она бабушку нашу и знать её не желала.
     Увидев меня на печи, дед Иван рассмеялся и протянул мне конфетку в обёртке невиданной красоты. Потрепав по щеке, произнёс:
     - Опять тебя, Надёка, подбросили дедам и забыли?
     - Опять... Деды ворчат, а за мной не едут...
     - Эка печаль на их головы! А ты айда к нам с Матрёной, внуки к нам только летом приезжают, такой гостье мы рады будем. Говорят, ты поёшь хорошо, стишки сказываешь. Вот и повеселишь нас, стариков. Пойдёшь?
     - Пойду, но беда у меня, пимы прохудились и снег в дырки набивается.
     - О, как! Пимы у дитя прохудились, а у деда, видать, дратва кончилась, - сердито произнёс дед Иван. - Ничего, добежим, а я их потом починю. Одевайся.
     Деды сидели молча у стола, было время обеда. Дед Иван одел меня, туго завязал на спине шаль, пропустив её под руки, и мы вышли из избы. Идти надо было в другой конец деревни. Дед Иван взял меня на руки и понёс.
     Бабушка Матрёна встретила нас радостным смехом. Быстро раздела меня, усадила за стол и стала угощать. Меж собой они и не говорили. Слушали мои незатейливые песенки, поощряя то пряником, то конфеткой, кормили меня вкуснейшими щами и запечённым в печи гусем. Вечером дед Иван подшил мои пимы и на следующее утро я уже гуляла по двору, помогая кормить дворовую живность.
     Дня через три пришёл дед, узнать, когда забрать меня и бабушка Матрёна ответила ему странными для меня словами:
     - А ты, Володька, после Крещения приходи. Чай, от скуки не помрёте с Марфой. У вас и без Надёки внуков полон дом бывает. Пущай поживёт у нас.
     Наступил странный день, оставивший в памяти непонимание произошедшего.
Неделю шила бабушка Матрёна мне одёжку. Длинную рубаху из домотканого полотна, новое платье. Накануне мы с ней долго парились в бане. Косички она не заплела, а только гребнем расчесала волосики. Сладко я спала в ту ночь, уж солнце высоко поднялось, когда стали меня одевать в ту рубаху. Замотали в байковое одеяло, посадили в тулупчик на санках и повезли к озеру Чистому, где была вырублена большая прорубь, вокруг которой никого не было. Дед Иван поднёс меня к проруби в одеяле, потом передал его Матрёне и трижды меня окунул в ледяную воду. Я и закричать не успела, а уже была закутана в одеяло и посажена в тулуп на санки. До дома Диковых мы быстро добрались, благо он стоял рядом с озером. Меня переодели в сухое, напоили горячим чаем с малиновым вареньем, уложили спать на кровать с периной, накрыв тёплым стёганным одеялом.
     Отношение этой пары ко мне было всегда тёплым. Принимали они меня, как самую родную внучку. Никогда мы не говорили о том дне Крещения Господня. Часто снится сон, в котором сильные руки подхватывают меня и троекратно погружают в прорубь...