Елена Кузьмина

ЕЛЕНА КУЗЬМИНА
(род. в 1956 г.)

Я нетолерантна и непозитивна,
Убога, совкова и неперспективна!
Я старая русская. Нет мне покоя
От этих фантомных огней за рекою,
Где столько столетий деревня стояла,
А нынче бурьян и кусты краснотала –
Для многих давно надоевшая тема.
Пространство России пустынно и немо,
И только эфир множит хохот вселенский.
Я буду стоять у дороги смоленской
И ждать, когда к дому от стольного града
Мои неразумные двинутся чада.

ПЕЛАГЕЯ

Памяти Фёдора Абрамова
и его героинь

А по северным рекам стояли тогда деревни.
Не были берега кисельными, реки – молочными.
Чтобы жизнь текла и земля не твердела кремнем,
Работали бабы денно и нощно.
Пели, бывало, сердца грея,
Мужиков вспоминая, отданных военному лиху,
И жила в деревне одной Амосова Пелагея,
Золотоволосая пекариха.
Статью слыла богатырской, а как же иначе.
Без богатырской стати столько хлеба не выпечешь.
Хлебную буханку, как младенца, надобно вынянчить,
А буханок тех – тысячи!
Слава о хлебе Пелагеином шла повсеместно,
Из дальних краёв приезжали, Христа ради просили,
И кормила Пелагея хлебом все деревни окрестные,
Врать не буду, может, и пол-России.

Ветер из века двадцатого приносит скупо
Запахи клевера сладкого, чаще – полыни.
Была мне в юности Пелагея, что гамлетовская Гекуба,
Прочитанной книги литературная героиня.
Когда и выросло мифа сего золотое дерево?
Не заметила – неба коснулось ветвями.
Вижу: идёт Пелагея с работы в свой терем,
Травы ночные стелются под ногами.
Ныне дни убывающие считая скаредно,
Поминаю её со сродники, душой светлею:
Упокой, Господи, в селениях праведных
Пекариху абрамовскую, Амосову Пелагею.

* * *

Отпевали мамку Венькину,
мамку глупую, красивую,
молодую, несчастливую…
За окном синички тенькали,
заливало церковь солнышком,
Венька съёжился воробушком
на скамейке под иконами.
Мужики ворчали сонные:
полтора часа – не менее –
батюшка служил размеренно.
Голосок срывался слабенький,
то взлетая вверх, то падая.
Повторял слова отрадные
Веньке тайно ангел пламенный.
И какие-то мгновения
Венька видел, как воочию! –
шли блажени непорочнии
вместе с мамкой в даль весеннюю.
…И потом, уже за речкою,
на кладбищенской окраине
думал: здесь ли бесконечное,
где ни слёз, ни воздыхания?!
И в своей унылой горенке,
всё твердил полночи истово
те слова, что ангел горестный
подарил ему таинственно.

***

День зимою был захвачен,
Листопад сгорел дотла.
По дороге белой кляча
С кукурузой воз везла.
Над зелёно-жёлтым грузом
Колыхался снежный пух.
Нам хотелось кукурузы,
Мы стихи читали вслух.

И учительница пела
Пушкинский великий стих
Еле слышно, неумело
На романсовый мотив.

Улыбалась нам смущённо,
Отирала слёзы с глаз,
Подпевал заворожённый,
Удивлённый третий класс.

За окошками темнело,
Наступали холода…
Если бы она не пела,
И не плакала тогда, –

Унесли б меня метели,
Эти бури, Боже мой!
Если бы тогда не пели
Мы с учительницей той.

Прожила бы я иначе
В стороне совсем другой,
Где давно никто не плачет
Над пиитовой строкой.

Без спасительного слова
В череде докучных дней,
Без товарища милого
Бедной юности моей.

В неродной, чужой сторонке
По дороженьке пустой
Повезла б меня клячонка
Да на вечный непокой.