Мистраль и Сирокко

Атласные кудри с досадой
упадут на плечо не к тому:
от усталости будто лопатой
пригвоздило меня к нему.
Отдохну, не дыша, вороватая,
с легким сердцем его отлучу.
Лампа тускнет подслеповатая,
но остаться я с ним не хочу.

Хмарью судьбы уготована
мне забавная участь шута:
меланхоличного клоуна –
гробовая тоска мне чета.
Вселилась прямая душа
в горячую русскую голову:
мой крест – гробовая доска
и защита от взглядов и холода.

Прямая, как балка от швабры,
душа продолжает ждать
и черт твоих милых абрис
холодной рукой начертать.
Мне сердце нетерпеливое
в стерильности не обуздать:
уж лучше молва перочинная,
чем трусом в тени прозябать.

На свету я лёгкой мишенью
удары учусь принимать:
изнутри их наносит сомненье,
чтобы сил нас и крови лишать.
Дождалась. Мне выделят келью:
сквозняком по каморке гулять,
без слёз и страданий нательных
отшельником песни орать.

Мистралем все вынесу двери,
чтоб песня привольней лилась;
взорвусь в хрустальном фужере,
по гостиной твоей кружась.
Ты узнаешь движенье в портьере
упругих воздушных масс,
чистоту и покой в атмосфере
среди пышных удушливых фраз.

Невозможно нам соединиться.
Я сильный холодный мистраль:
мой воздух прозрачный искрится,
в колокольни задую в февраль.
Ты ж сирокко, палящий в лица,
душной пыли слепая вуаль;
сквозь туманы твои не пробиться,
не проветрить густую печаль. 

Пусть возлюбленный ветер заветно
огнедышит мне в спину без слов,
чем чужой фён в лицо безответно
подменяет эрзацем любовь.
Жизнь ломает людей незаметно:
без шума, без крика, без швов.
Не забудь меня в мире ветреном.
Обручила нас роза ветров.