Жоао да Круз и Соуза. Чёрные дети

В каждом стихе пульсирует сердцебиенье,
В каждом стихе пылают огненные солнца,
И в каждой рифме птиц лазурных пенье,
Как в небесах, что распростёрты, раздаётся.

Звенящие рога морских мифических тритонов,
Явившихся из моря в плеске бирюзовых волн,
И шумный гомон дивных птичьих камертонов,
Которыми рассвет оттенка абрикоса полн.

Пылающие львы сих горделивых помышлений
Из древних эр стремятся на высокой быть горе.
Кровавым солнцем создан лев заоблачных селений,
Раскрылся средь огня он, как чертополох в костре.

Вокруг слышна кристальна песнь великих рек,
Звучащих среди сельвы, в девственных лесах;
Земля, чьи мрачны гимны слышит человек,
И созидание миров, что зародились в небесах.

Всё, как паноплию опасную, стальное облаченье,
Сверканьем ослепляет где заточенный клинок,
Как пленника я заключил бы в это заточенье
Сих безмятежных триумфальных строк.

Как пленника в тюрьму сих строф, что полны
Слёз истинной любви, что горько плачут обо всём,
Подобных звёздам и нахлынувшим как волны
В печальном чувстве и безмолвии своём.

Как пленника в тюрьму горячих этих строф,
Как наковальню, в пламени что яростно пылает.
Трепещущие эпосы я в них воспеть готов
Трагедий колоссальных, что Природа порождает.

Чтобы воспеть тоску детей без дорогих одежд!
Не тех детей, чья кожа цвета роз и злата,
Но тех, кто сад цветущей юности надежд
Засохшим видит, без цветов и аромата.

Детей, что прибыли из чёрной ночи очертаний,
Пьют ядовито молоко, потомки угольного чрева,
Средь Дантовых кругов самых суровых наказаний
Проклятых дочерей, что родила в несчастье Ева.

Детей, веками слышат наяву что, не в игре,
Парализующий звон смерти в жуткой увертюре,
Иронию пичуг, смеющихся на утренней заре,
И рта, раскрытого в ужасном вое бури.

Исполненных стыда детей рабов курчавых,
Беспомощных, над хаосом взывающих напрасно,
Чей плач из тысячи грудей отважных, бравых
Звучит пульсациями арфы из эмоций громогласно.

О бронза, что собою создала и плоть, и нервы
В груди, как в суверенной клетке из костей;
О сердце! Ты есть высший центр, центр первый
Лавин опасных человеческих страстей.

Как горн поющий, смехом ты вибрируешь,
Вибрируешь ты также плачем и рыданьем.
Меж смехом и меж плачем ты эквилибрируешь,
Всех поражая своей формой и очарованьем.

Ты к ближним сострадание бескрайне ощущаешь,
Как тот, спустился кто со звёздной вышины.
И мантию пурпурну бесконечно простираешь
На тех детей, чтоб были все они защищены.

Растёшь, как океан, как океан ты прибываешь,
Пока не выйдешь за пределы областей земных.
И в сферах высших, сердце, ослепительно сияешь
И раскрываешься в объятьях утешительных своих.

Широкие объятья раскрываешь перед ними ты,
Объятья ласковые, поддержать что всех сумели,
Им, детям, что собой напоминают чёрные цветы,
Пылающим деревьям, что почти окаменели.

Так много этих грустных маленьких созданий
Среди пустынь безлюдных одиноко бродят
Под жалом всех тяжёлых, трудных испытаний,
В жестокой жажде ласки, коей не находят.

О сердце! По хребту из боли устремись вперёд,
Цветущее, как плод златой под солнцем лета.
Разрушь, прошу, ужасный, дикий, рабский гнёт
Плачущей фаланги ребятишек траурного цвета.