Мини поэма. Дедов дом

ДЕДОВ ДОМ

Устав от гама городского
И от соседских тусклых глаз,
Решили мы рвануть в Ушково,
Давно заждавшееся нас,

Где домик старый на отшибе,
Ключ в углубленье небольшом…
Где я нырял, подобно рыбе,
В сугроб из бани – голышом.

Там окна дома чуть кривые,
Пол старый, сколь его ни крась;
На нем однажды я впервые,
Дрожа и дико торопясь,

Познал любовь соседки Аллы –
Она была меня умней
И снисходительно внимала
Смешной невинности моей…

В тот дом друзей своих давно я
Звал, отдохнуть от суеты.
В нем все не так, в нем все иное:
И пол, и стены, и цветы.

Хотя цветов, увы, не будет,
Постиг их временной провал –
Полгода, как лежит в гробу дед,
Что их усердно поливал

И печь топил, нас ожидая,
За сроком назначая срок…
Прости, дедуля, но тогда я
Приехать ну никак не мог. 

А дед был крепок, сух и жилист,
Высок, немного кривоног.
Мы незаметно с ним сдружились,
Он называл меня «сынок»,

Хоть мы не числились роднею,
Но душами срослись вполне,
Болея страстью с ним одною –
Рыбалкой. Вместе на волне

Тягучей Финского залива
Мы провели немало дней,
Дорожа воды терпеливо,
Где судаков и окуней

Огромных я ловил, волнуясь,
И дед кричал: «Не дрейфь, сынок!» -
А я, азарту повинуясь,
Грести в любые волны мог…

И вот сегодня вчетвером мы
Явились в этот самый дом
И, вкусом отдыха ведомы,
Не призадумались о том,

Что в доме и тепло, и чисто –
Почище, чем при старике.
Сияют на свету лучисто
Стаканы у меня в руке.

Ты по-турецки села на пол,
А я застыл, лохмат и тощ,
Глядел в окно, туда, где капал
Январский непонятный дождь.

Не дождь – какой-то недоссанок –
Стекал по каплям тихо с крыш.
И было всем нам не до санок
Ну и, конечно, не до лыж

В натопленной, уютной даче,
Вдали от сумерек сырых.
Поспела закусь и, тем паче,
Литр водки ждал нас, четверых.

Какое счастье! Что за пруха!
Час наслаждения пришел!
Как быстро Юркина Надюха
Закуской загрузила стол.

И нет сомнений, нет печали,
И водка льет тепло в тела…
В дверь как-то робко постучали,
И, поздоровавшись, вошла   

Соседка Алла: «Заскочила
Узнать, как тут у вас дела.
Я печку утром протопила,
Ну и немного прибрала.

Ведь, умирая, дядя Федя
Просил по пятницам топить,
Знал, что приедешь навестить,
Цветы ж велел раздать соседям.

А перед смертью как награду
Мне отписал он этот дом
За труд мой. А гостям я рада,
Как дядя Федя, и притом,

Наверное, приятно было
Ему б узнать, что помнишь нас,
Что возмужал и полон силы,
Хоть за два года первый раз

Приехал…». Тут она умолкла
Под взглядом пристальным твоим,
Нельзя сказать, что взглядом волка,
Но очень даже схожим с ним,

Колючим, как держава наша.
Ты что-то поняла тогда,
Сказав: «Спасибо Вам, мамаша,
Без Вас нам попросту – беда.

Пришлось бы здесь зубами клацать», -
И твой сарказм стал ясен всем:
Еще бы! – нам ведь по семнадцать,
А ей-то – целых двадцать семь!

Смутившись, Алла попрощалась   
И скрылась в темноте сеней.
Во мне смешались стыд и жалость,
Я встал и вышел вслед за ней,

Споткнувшись об одну из банок…
Мутнел сквозь тучи грязный диск.
В лицо мне плюнул недоссанок       
Пучком холодных мелких брызг.
Я в пять шагов достиг беглянки,
Ее уход стремясь пресечь.
Мгновенно вспомнил наши пьянки,
Податливость и губ, и плеч.

Однако отстранилась жестко
И тоном, как лишь дед наш мог,
Сказала: «Ты у перекрестка.
Ступай, тебя там ждут… сынок».

Тут словно сердце мне в мазуте
Измазали, а в горле – ком.
Меня унизила до жути
Она насмешливым «сынком».

Во мне все резко встрепенулось
От мокрых пяток до бровей,
И разобиженная юность
Взывала к взрослости моей.

Решил: друзьям свой гнев не выдам.
Вернулся. Тихо за столом.
Пусть я привык давно к обидам,
Но все же…  Этакий облом!

И тут с апломбом пионерки
Ты протянула не спеша:
«Иди к своей пенсионерке», -
И вновь подпрыгнула душа!

Ушково, вшивый полустанок!
За что меня сегодня так!
Усилясь, капал  полуссанок,
А я твердил себе: «Дурак!
Как нынче ты оплеван лихо!» -
Стоял, не чувствуя дождя…
Ко мне ты прикоснулась тихо,
Неслышно сзади подойдя.

И снова мир залит бальзамом,
И жизнь прекрасна и сладка,
А вечер, ставший чудным самым,
Мне доказал наверняка,

Что я любим, и я желанен,
И нет причин для глупых мук.
Любой из нас не раз был ранен
Словесным выпадом подруг.

Однако, нежность сердце лечит.
Вот он – души шикарный бал!
Себя я, словно бравый кречет,
В любви отважно проявлял.

Той ночью не смыкали глаз мы –
То страсть, то нежный разговор.
Твои безумные оргазмы
В деревне помнят до сих пор.

Но поутру, не засыпая,
Ты перестала быть собой.
Прошла восторженность ночная,
Твердишь в слезах: «Домой… домой…»

А спорить с женщиной негоже
Мне, не владевшему кнутом.
Друзей сопящих не тревожа,
Покинули мы дедов дом.
Ушковский ветер дул и злился,
Ругая нас за наш побег,
А дождь внезапно превратился
В какой-то непотребный снег –

В тяжелый, мокрый прилипало
Капризной похоти зимы…
Внезапно появилась Алла
Из сероватой полутьмы.

Пахнуло запахом помады.
Подавшись к уху моему,
Шепнула: «Знай: тебе здесь рады
Всегда, но только… одному», -

И так же быстро скрылась снова
За кромкой тоненьких перил…
Потом не раз я был в Ушково,
Но в дедов дом не заходил…

…Пусть много мы по миру кружим,
Вчера идет за нами вслед.
Тебя я встретил нынче с мужем
В Ушково. Аж двенадцать лет

Прошло с тех пор, когда ты, плача,
Касалась струганных перил…
«Привет!» - «Привет! У нас здесь дача.
У Аллы, этой старой клячи,
Муж нынче дедов дом купил.