40 франков

И повторится всё, как встарь...
А. А. Блок

Дороте Пэйнтре уже около пяти минут смотрит на полотно. Мужчина на картине был ей знаком, она его сегодня рисовала в своём сне.

- Это картина неизвестного художника восемнадцатого века - гласил экскурсовод. - Картину однажды заметил граф Ворсье, когда в очередной раз путешествовал по Франции. Он купил её на аукционе, всего за сорок франков. Как гласит легенда, ему даже не пришлось торговаться. Картина, по тем временам, считалась, что говорится, «безвкусицей». Праправнучка графа Ворсье, чтобы справиться с финансовыми проблемами, после смерти своего супруга, продала многие ценности семьи, в том числе и эту картину.

- Извините, а кто изображён на картине? - поинтересовалась Дороте.

- Точно не известно. Однако принято считать, что это один из непризнанных сынов графа Ворсье, поскольку он слишком с ним схож лицом, ну а теперь, идём дальше.

Дороте отстала от группы. Девушку манило полотно. Сегодня ночью оно ей снилось, она помнила тот день, когда была написана картина. Пэйнтре казалось, что это её работа, ей был знаком каждый мазок.

Ночью, когда дождь стучал в окна сильнее обычного, Дороте наконец-то что-то приснилось. В этом сне, Пэйнтре была шестнадцатилетней никому неизвестной художницей. Она прогуливалась по утреннему осеннему парку в поиске вдохновения, но нашла нечто большее, чем идею для ещё одной картины, которую позже продаст за сорок франков. Молодой человек, талантливо играющий на гитаре, привлёк внимание девушки и поменял её жизнь в мгновение.

- la perfection - вырвалось из уст девушки, при виде этого юноши.
Дороте подошла к музыканту.

- Здравствуйте. Я художник... Позвольте Вас нарисовать.

- А Вы хороший художник? - спросил музыкант. Одет он был неважно, его кафтан был изрядно порван, а обувь вся истёрта и в грязи.- Вряд ли Вам нужен мой наряд. Я беден, и картина будет неудачной. Уж лучше напишите какую-нибудь графиню в бальном платье с драгоценностями на руках и шее.

- Я Вам заплачу. - тут же выпалила девушка, заметив, что музыкант уходит. Юноша сразу же остановился и всмотрелся в глаза девушки. Её платье было также худо, как и его. В голову музыканта поселилось сомнение. - Вы? И много ли у Вас монет?

- Я Вам дам сорок франков.

Это были последние деньги у девушки, и она это знала. Но Дороте поклялась себе, что обязательно должна нарисовать этого юношу.

- Хорошо. - сразу же согласился музыкант, ведь у него не было ни единой монеты. - Моё имя Винсент. Винсент Ворсье. Я непризнанный сын графа Андреа Ворсье.

- Моё имя Дороте Пэйнтре. Идёмте ко мне в студию, там я буду писать Ваш портрет.

В студии было темно. Единственное маленькое окно было закрыто плотной тёмно-бордовой тканью. Студия, размерами больше походившая на кладовую, была худо обставлена: стул с красками, старый комод и мольберт - вот и вся мебель. Девушка зажгла свечи и жестом пригласила Ворсье сесть в угол комнаты, где спала Дороте : в множество маленьких подушек и клетчатый бордово-чёрный плед.

- Что Вы ищете? - спросил музыкант, заметив, как девушка интенсивно открывала ящики комода и рылась в них.

- Вот! - Дороте раскрыла перед Винсентом ладонь. - Это фамильная ценность. Господин Ворсье, я хочу, чтобы Вы его надели.

Она протянула музыканту золотое кольцо с рубином. Юноша натянул его на правый указательный палец.
Пэйнтре поправила подушки возле музыканта и поставила рядом с ним пару свечей.

- Возьмите гитару и зажмите какую-нибудь ноту...Благодарю.
Девушка прошла к своему рабочему месту - мольберту.

- Дороте, Вы, по видимому, неудачный художник, раз Ваши работы никто не покупает - признался Винсент, обводя взглядом десятки запылённых картин.

- А Вы, по-видимому, неудачный музыкант, раз Вам никто не бросил и цента.

- Простите, Дороте - тут же извинился Винсент.

- Всё правильно Вами сказано, просто на каждое искусство свой зритель. Мне понравилась Ваша игра, и я уверена, что Вы оцените мою работу, Винсент.
- Посмотрим. - чуть слышно ответил музыкант и слегка ухмыльнулся.
 
Он не смотрел на девушку, её практически не было видно из-за темноты. Возле мольберта горела лишь одна маленькая свеча.

Взгляд Винсента был направлен на кольцо. Рубин, такой красный, как кровь, такой большой, как луна, и такой холодный, как лезвие ножа, под светом жёлтого огня свеч, казался юноше пожаром. Ворсье грезил лишь о том, чтобы это кольцо принадлежало лишь ему одному, и никому больше.

Девушка принялась за работу. Дороте с огорчением посмотрела на краску. В последнее время у неё не было работ, и потому она долго не открывала баночки, а зря - все были полупусты, белил было меньше всего.

- Картина будет в тёмных тонах.
Дороте окунула кисть в баночку с цветом блошиного брюшка и, глубоко вздохнув, коснулась холста. Сначала она оставила едва заметную крапинку, затем ещё одну. С каждым разом мазок становился шире и вскоре вместо белоснежного полотна, её глаза смотрели на ткань цвета блошиного брюшка. Дороте добавляла разные оттенки красного, чтобы разбавить цвет, и вот, подошла к самому важному в этой картине - настало время рисовать музыканта.
 
У неё перехватило дыхание, по телу Дороте пробежали мурашки, она не рисовала человека сорок недель, и ей было страшно, так же страшно, как и любому художнику, перед которым стоит белоснежный холст. И если другие художники боятся испортить красоту холста своим бездарьем, то Дороте боялась, что не сможет передать красоту Винсента Ворсье.

«Совершенство» - только и повторялось у девушки на языке каждый раз, когда она смотрела на Ворсье.

Он и впрямь был совершенством.
Во взгляде его смелых, тёмных, проницательных глаз можно было прочесть целую историю об испытанных и преодолённых опасностях, которые он пережил. В этих больших полуприкрытых аспидно-черных вороньих зрачках с сапфировыми крапинками Дороте видела всю несправедливость жизни к нему. И она не знала, как это изобразить.

- Сыграйте мне что-нибудь, Ворсье. Мне так будет легче работать.

- С удовольствием, Пэйнтре.

Ворсье бледными длинными аристократичными пальцами дотронулся до железных холодных струн гитары и полилась спокойная, плавная и приятная уху мелодия.

С фантастическим мастерством Ворсье касался не только струн гитары, но и души художника, заставляя девушку услышать его тихую и светлую печаль.
 Музыкой Ворсье не только добывал себе деньги на хлеб, но и общался с людьми, и Дороте была единственная, кто его услышал и понял.

Дороте тонной кисточкой касалось глаз Винсента на полотне, такой же тонкой кисточкой, как душа музыканта.
Благодаря мелодии Пэйнтре смогла изобразить утончённость и изысканность души Винсента.

Теперь, когда комната была освещена не только свечами, но и мелодией, Дороти не боялась испортить картину.
Девушка писала тонкой длинной кистью с мягкими чёрными волосками. Она касалась полотна с ласкающей обаятельной и едва заметной улыбкой на своём раскрасневшемся лице. Её маленькие пухлые пальчики держали кисточку и водили по картине, придавая бархатным щекам Ворсье лёгкий румянец, который появился сразу же, как его холодные пальцы начали путешествовать по грифу гитары.

Неприбранные, непокорные, немного кудрявые чёрные локоны, под огнём свеч, приобретали слегка-рыжеватый оттенок. Волосы Винсента, длинные и волнистые, спускались ниже плеч и касались столь прекрасного музыкального инструмента, что Дороте не знала, что здесь совершенней - гитара, способная показать внутренний мир Ворсье, или его великолепные волосы, да и вся его внешность в целом.

- Вы не будете против, если я спою?

- А Вы красиво поёте?

- Если Вам нравится моя игра, Дороти, то Вам должна понравиться и моя песня.

- Тогда пойте.

Вишневые пухлые губы музыканта расплылись в радостной улыбке. Таинственно-медовый вздрагивающий голос повествовал слушателю трогательную историю о юноше, который отправился в опасное путешествие, для того, чтобы добыть своей возлюбленной звезду.

Дороте, с огорчением в глазах, глянула на баночки краски. Ей нечем было рисовать рубин. Не раздумывая, девушка холодным лезвием ножа уколола мизинец. Кровь стекала в палитру и Дороте размешивала её с красками, что у неё остались. Рубин оказалось рисовать ещё трудней, чем Ворсье, и тем не менее, у Дороте получилось передать холодный свет камня.

Сердце Дороте волнительно стучало в груди. Девушка уже завершила картину и она не знала, понравится ли результат её вдохновителю.

- Ворсье, я закончила.

Музыкант подошёл к Дороте, чтобы оценить работу. Он долго молчал, и Пэйнтре казалось, что картина не удалась. Ворсье взял маленькие ладошки Дороти и поднёс к своим губам.

- Это совершенство. - Ворсье коснулся тонких губ девушки.

Утром, когда Дороте проснулась, музыканта не было рядом, не было и фамильного кольца.

На аукционе картину выкупил отец музыканта, заплатив художнику сорок франков.

Дороте пыталась отыскать Винсента Ворсье, но они больше так и не встретились. По слухам Дороте узнала, что её друг продал кольцо какому-то графу и уплыл вместе с ним на корабле, но корабль к берегу так и не пристал, ночью был страшный шторм и судно загорелось. На следующее утро, проходящие мимо корабли обнаружили обломки.

Дороте Пэйнтре целыми днями сидела в тёмной мастерской на холодном полу наедине с воспоминаниями. Она начинала сходить с ума, голоса в её голове спутались. Наконец, не выдержав этого безумия, Дороте вонзила лезвие ножа себе в сердце. По мастерской художника текла кровь, такая же красная, как и утерянный рубин.

- Прекрасная работа. - от воспоминаний Дороте отвлёк чей-то голос. За спиной девушки стоял силуэт с картины. - Позвольте представиться, Винсент Ворсье.