У огня нет тени

"У огня нет тени"

Не живёшь не живёшь
словно сон словно сон
если ты вдруг умрёшь
крутанёшь колесом.
Забурлил во мне зверь
поперхнулась вода
Что мешает теперь
оказаться в тогда?
Не открыт не закрыт
глаз твой рот или нос
Не держал не ловил
то что шло под откос.
Не прощал, не любил,
но винил, ревновал
из пастушьих могил
выдув стадный бокал.
Спят Китай спит Луна
Спят киты и волна
только ты ухнул в сон
не вполне, не сполна.
Вновь рука в мозжечок,
здесь морская болезнь,
танцевать не под счёт
хочешь, что стонешь весь
будто судно в шторма;
не привинчен к земле.
я упал на штурвал
что на поруки семье.
И не только во сне
была ночь и разгул.
В среднем раз в день
схлопочем тоску.
Я не то что в судьбу
верю, просто я слаб
Что угодно могу
кроме не делать зла.
Имя мне не дано
как и смелость в пути
я смакую вино,
хоть и пью взаперти
погребов без око;н,
без шнурков и ремня.
Продувной бесогон -
не равняйся в меня.
Хоть и лучше из всех
я предвидел финал
Моих чувств неуспех
сердец насобирал.
Лишь в одном был я прав -
торопись успевать.
Подавляет дыра
свой зевок, на кровать
опустившись в пылу
гальванических ласк.
Как напрасно золу
приводил я в экстаз.
Не живёшь не живёшь
верховодит метель
Если ты вдруг умрёшь
прослезится апрель.
Всяко я не всплакну
долгом прочных плотин.
Ел я жизнь, как одну
какаду крокодил.
Никотин, этанол -
к верху дном допоздна
Ночью сон проколол
как хромые глаза
засосался в астрал.
Что астралопитек
В мыле ве;ка бежал
намывая побег.
Имя мне человек,
остальное - кино
разухабистых нег
в деловом кимоно.
Попивая мате;
и листая гламур
не понятен Мане
и Сезанн, и "Биг-Сур".
Напиваясь от мглы
удалялся Тибет
на бродские холмы
и в сердце к тебе.
На сумбуры я скор -
от космической раны.
И пьян я на спор
и тверёз до нирваны.
Целофановый март
накрахмаливал швы.
Кнопку ощупью "старт"
искал для головы.
"Не живёшь" я твердил
про себя про себя
отхлебнул я чернил
душу осеменя
не боясь черноты,
как смерти не в срок -
дал её мне черты,
словно пророк,
что я гадюку и медведя
потом невозмутимо
злил и с джином бредя
в лампе алладина.
Не в поисках славы
я, слава померкла б.
Крепкие сплавы
не склад фейерверков
ищу, иль жестоко
вру с новою силой.
Поддаться пороку,
но чтобы красиво,
не цель даже, так
отдушина нерва.
Что трудно, жена
поскольку не стерва.
Так что ж и не жить бы
при всей обстановке?
Какие ушибы
у божьей коровки?
В ней весу щепотка
воздушного риса.
А меня бьёт животная
ши;за,
что тонна без грамма,
и в брюки и в куртку.
До океана
ловил я попутку,
чтоб соли бы тяжесть
забрали мою.
В панировочном пляже
я это спою.
"Живём мы в раю
минуту, секунду" -
шепну фонарю
и тут же забуду
куда я пешком
бродил в суматохе
свистящим мешком,
где мои вздохи
одни лишь и небо
смирения сверлит
прощаньем рассвета
с дощатой таверной.
Где братья, друзья
свисаемы с люстры,
знаю, здесь яд -
лекарство по-русски.
И я русский вусмерть.
Я - грустно-синий.
Мой ум заскорузлый -
похмелье России.
Я не чую страны, как
не чуял поэт,
но я лишь забулдыга,
которого нет.
Ведь если бы был я,
то стал бы герой.
Сначала бы крылья
спалить за спиной,
с которыми позже
расхвален веками.
Нырни лишь в безбожное
пламя.
Не живёшь, не живёшь,
ну что ты заладил...
колени и руки дрожью
на скатерть
кубок вина опрокинув
на счастье,
бью я и эту картину
на части.
Без начала толком
и конца, но всё же
мочалил долго
по чумазой роже,
до правды блеска
и тщеславья мимо,
меня не брезгуя
пошевелило,
бича под лавкой,
что дышит редко.
В душе не главное
грудная клетка,
но с ней гораздо
сердечней стуки.
Усну, ведь, пастой
измажут, суки.