Случай в Ростоке

СЛУЧАЙ В РОСТОКЕ
Зевая, любовался перекрёсток
Как в фиолетовом купается оранж.
С портовых кранов на людишек Росток
Скрипел железными клешнями: «Же не манж...».
Блевотной массою на кинутые сходни
Толпа людей и скарба их стекла.
Не рыбный запах – запах преисподней
В строения бетона и стекла
Неслися с ней: обрывки разговоров,
Культур, надежд – отчаянная взвесь,
Вслед за смиреньем проявляя норов,
Вспышками щерилась то там, то сям, то здесь.
Среди встречающих, не ведая – откуда
Ждать – ждал двадцатилетний идиот
Отца средь новоприбывших... Но чуда
Ещё покаместь не произойдёт.
В таможне гнил котрабандист, окован.
Лицо Луны смесилось из муки,
На небе вздёргивая брови, как подковы,
Подбитые гвоздями в каблуки.
Всё громче зазывали трансвеститы
Из тускло освещенного угла,
Там кто-то отбивался: «Да, иди, ты!»
А гладь морская только и могла
Прошепелявить слепо: «Эка участь...» –
Со всхлипами шмыгнув в подземный лаз,
Чтоб кости омывать всем, кто измучась,
В путь долгий отошел в последний раз.

Юнец всё стыл, истерзанный виною,
Вдруг, слышит кто-то в ноги ластится,
Мурлычет и зовёт: «Иди со мною.
Как пить дать, сыщем твоего отца!»
Намаявшись, один – собачьей травлей,
Другой – душевной, всем чертям назло,
Они ввалились – в русский ресторан ли,
Трактир ли, бар, таверну – развезло
В тепле обоих, фрахтой за постой
Служила дюжина порожняя бокалов,
Хмель, завивая локон золотой
Яд впрыскивал, но совести стрекала
Всё жалили: «Так что же ты, сынок,
Опять не в тот трамвай сел?.. Или – хуже?
Он океаны перешёл, а ты не смог,
Найти его в портовой грязной луже?!»
Печаль гортанную дожал цыганский хор.
Затихли скрипки, сказочны как девы,
Искусными руками за вихор
Укладывались в бархатные зевы.
Чёрен как дьявол, голосист как Лель,
К друзьям подсел, сверкая угольками
Глаз тот, кто ходит по земле ль,
Или летает между облаками.
Без узелков затягивал он нить
Разговора. Сбросив покрывало
Ночь силилась до дна в себя испить
Всю боль лица, что воском оплывало.
 
Цыган вздохнул: «Добро! В последний раз!»
И с глаз исчез, крутнув плечами круто,
И лишь зубов сверкал его алмаз,
Да ушлый глаз подмигивал кому-то.
Под страшный грохот якорных цепей
В тот час заполонивший спящий город,
Спустился с Лирой Золотой Орфей
И душу вытащил из омута за ворот:
Срывая занавес малиновый с петель
Одной ногой, другой цепляем сворой
Чертей: «Всё, милый мой, всё так, как ты хотел!» –
И, выпив залпом свет со щёк Авроры,
Отец предстал пред ним. Толпа цыган
Завыла: «С выходом! Зажги, папаша Борис!» –
Звенел, кружился, таял балаган
Кольцом от сигареты Санта Морис.
Под звуки струн, зашедшихся до стона
У стойки плакал молодой профан,
Как если б перед ним прошёл Иона,
Которого сожрал Левиафан.
А рядом, испуская жизнь из плоти,
Щурясь на свет и погружаясь в мрак,
Прощался с мальчиком давно издохший котик:
«Доволен ты, хозяин, или – как?»
Прошли года, мистический тот номер
Уже никто не справит на показ,
Цыган ведь, говорят, в ту ж ночь и помер:
«Добро – не даром! Эх, в последний раз!»