Я, Анна, лежала желанная - 66

Сорок девятая глава. Майятрица.

люди - это кровь планеты

И Гале остро захотелось это всё рассказать, хоть кому-то.
- Вот, смотри, – сказала она Татьяне. Почему мужик кончает быстро, а женщина долго? Она залила отрезанный кусок хлеба от бутерброда водой.
 - Что ты делаешь? – Удивилась та.
 - Погоди, посмотри, как он набухает. Он стал больше в два раза, нет, в два с половиной... - Вот. А представь себе мужское мышление, - Галя начертила схему из стрелки, сгибаемой под углами. - А женское? Из одной точки расходится много лучей, потом каждый ломается, разветвляется, пересекаются, теряются в бесконечности.
Идеальная структура мышления человечества - вот: точка и три луча.
Это и есть направления Жизни.
Потому что всё, что баба услышала за день, в ней набухло, как этот кусок, и она тащит всё это в постель: шляпки, платья, подгузники, лайки, свекровь, любовника, грядки, квитанции, отопление, кухонный фартук, вантуз. А что берёт с собой мужчина: грудь. Передвигаясь исключительно по прямой, он переходит с рыбалки на сиськи, и вот с ними и делает секс. А женщина е б ётся со всем своим барахлом. Потому им трудно достичь вместе консенсуса. Потому лишь по молодости секс так прекрасен, что эти двое видят пока лишь друг друга. А старичьё же из зависти стараются их отравить слабоумной моралью.

- Мам, а я желанный ребёнок? – почему-то спросила вдруг Галя.
Стелла лишь на миг – совсем короткий, незаметный почти, - заколебалась, и ответила:
- Дак, нуу, конечно… Конечно, мы хотели тебя. Но мы были так молоды, и твой отец…
- «Вечно пьяный, и вечно молодой».
- Был болен, первая группа инвалидности…
И дальше шла обычная история про пьющего и бьющего мужа.
Так вот откуда у меня привычка обвинять! – всех, кроме себя, валить вину, ответственность, - но и тут Галя увидела - и в этом понимании – снимание с себя вины и перекладывание ответственности за происходящее - на мать.

- А во сколько будет обратно рейс из АнкМорпорка от Окурово до посёлка Уха-бы?
На Галю смотрели: пассажирка с вопросом, механик, который ей был симпатичен, водитель, который ей был неприятен, сменщица, которая её презирала, остальные пассажиры, которые Гале симпатизировали, и те, что не очень. Галя услышала вопрос, осмотрела всех по очереди, зафиксировала покадрово всю картину и общую панораму, вернулась к вопрошающей, узнала в ней соседку, с которой в детстве дружила. Женщина повторила вопрос.
- Что, не помнишь? – Доброжелательно улыбнулась Илона.
- Помню… - пролепетала Галя, - я сейчас…
Водитель Толик покрутил пальцем у виска, Галя отследила и этот жест, а время, тугое и плавкое, тянулось как жвачка. Страх сковал и не отпускает. Галя вспомнила, как на экзамене по патанатомии вытянула единственный невыученный билет (1.Лимбическая система. 2.Ретикулярная формация). И вместо того, чтоб как-то сымпровизировать, поискать выход, она впала в ступор.
Есть такие козы, которые мимикрируют под мертвых при угрозе опасности. Тело их коченеет: мышцы схватывает спазм, гипофиз выкидывает в кровь гонадотропин и СТГ , коза валится набок.* Галя была похожа на такую козу. Если ей угрожала опасность, даже мнимая, у неё возникал парез** мышления.
Она густо покраснела, абстрагировалась от эмоций, положила всю картину, будто вышивку, перед собой, вспомнила, где висит в салоне расписание, и ответила Илоне:
- Ознакомься…

Галя с Климом были в Рождество у свекрови.
Снежана Фирсовна была тучна, загадочна и не в себе, хитра, коварна, приторно-слащава, немиловидна, но умело притворяющаяся такой. Галя их отношения с Климом считала сразу, и горестно вздохнула.
//Визит вежливости №2, обратный отсчёт пошёл…//
Гости и хозяева сидели за наряженным столом. Покрытый скатертью и прозрачной клеёнкой с выбитой на ней белой точкой кружевным узором, будто ждал гостей высоких, сервирован был как для банкета, огромные плоские тарели, плейсматы,*** приборы - мельхиор. А гости вразнобой: чета Тарасиков – в нарядных свитерах с оленями, вручную связанными Галей (свекровь проткнула пальцем петли рукава, негромко хмыкнула). Клим, как всегда, был в отутюженных штанах со стрелками, на два размера выше щиколоток брючин. Носки заштопаны женой, в отличие от свитера – прилежно, без зазоров. На Галке были джинсы,  дешёво-рыночные, новые, протестно-ржавый цвет.
За ней сидела Ольга. Седеющие неухоженные волосы забрала в жидкий хвост.  Очки в толстой пластикой оправе и с толстыми линзами увеличивали, округляли по-рыбьи блеклые глаза. Лоб лоснился, щёки впалы, губы уткой, особенно когда жевала деснами салат из огурцов. На ней единственной наряд хоть как-то соответствовал мероприятию: исчерна-синее приталенное платье с блестящим люрексом, со вставкой на груди - мальчишески-худой, гипюровая вставка, колье, и серьги с фианитами, и обрульное кольцо.
 За Ольгой приютился снежанин муж, Евгений. Малютка-старичок, весёлый живчик. Пока жена не видела, он Гале слал намёки: типа, я ещё и-го-го!, при том, не стесняясь Клима, «да он ведь знает же, что я шутя». Дядь Женя был одет в нарядную футболку апаш, подобранную явно не им, нарядные же спортивные брюки с лампасами, кремовые льняные носки (тоже новые) и домашние тапки без задников.
По левую руку от него сидела Геля, снежанина подруга с работы. Что примечательно, как и она, так и Ольга, считали себя первыми подругами Снежаны, ну, то есть, близкими. Ну, то есть, настоящими, и что она им доверяет – «только ей одной» - так каждая думала про себя. Про Гелю можно было подумать так: вот по-настоящему праведный человек, честный, порядочный, приятный и лёгкий в общении, культурный, образованный, с изящным и развитым вкусом. Геля была одета не празднично, но опрятно. Муслиновое платье, кофта тонкого трикотажа на перламутровых пуговицах, оренбургский платок.
И во главе стола сидела Снежана. Королева домашнего эпатажа это Рождество встречала в халате, тонком, ситцевом, в ромашку, отороченном пошлятски-алой каймой. Через тонкий ситец и гипюр исподней сорочки Гале было отчетливо видно, что бюстгалтер и трусы она забыла надеть, а когда наклонялась к сыну, чтоб положить ещё пельмешек, то и застегнуть верхнюю пуговку.
На просторные тарелки стали накладывать яства, а в хрустальные бокалы лить напитки. Ольга была самая раскрепощенная, Тарасиков знала давно, и практически вытягивала сабантуй. Геля на Снежану зыркала влюблёнными глазами, ожидая, когда можно будет скрыться в кухне и поговорить. А Снежана ликовала, чувствуя себя Наполеоном в этом кукушкином гнезде. Женя, рассказав все анекдоты, заскучал, заёрзал, ножками сучил под скатертью, на галин взгляд ответил:
- Да носки…
- А что носки, дядь Жень?
- Соскальзывают…
И лез под стол, чтоб натянуть на тоненькие щиколотки резинки от носков.
Постепенно всё притихло, в супнице застыли жиром пельмени, последний драник перекочевал в тарелку Климу. Тут Снежана объявила с ярким пафосом: «А теперь я подам рыбу», и взмахнула пухлой ручкой, будто приглашая слуг внести. Жест тот был почти красивым. А «почти» - потому, что всё ж он был неотделим от её паскудной натуры. И Галя не верила глазам, и думала – как такое возможно, и объяснимо ли вообще, да разве только мощным гипнозом, чтобы Геля, эта пухлая красавица Геля, - этот добрейший человек, - могла в ней так ошибаться, и не видеть злобного торжества.
- А теперь я подам рыбу, - повторила Снежана меню и с улыбкой оглядела застольцев. Те с улыбками покорно ждали. На лице у каждого стало проступать недоумение, скрываемое тут же, впрочем, видом – «а, это так задумано, сейчас, всё само разрешится».
- Шшеня! – Вскрикнула Снежана. Его имя так произносилось, потому что находился в этом некий шарм. – Шшеня, ты же спишь!
- А? Нет, что ты, я не сплю… Я просто, так вот набок голову склонил, и телевизор смотрю… - объяснил привычно Женя и тут же очень громко всхрапнул.
Только Клим Тарасик знал, что рыбу мать не готовила.





*https://www.dikul.net/wiki/miotonicheskij-sindrom/
**Маленький паралич.
***Ресторанный вздор: под тарелку подставить тарелку и подстелить салфетку для надёжности непротекания блюд.