Шутник

Бродил по свету один шутник,
Он мир веселил, он искрился смехом,
Лес был ему домом, напитком - родник,
И спал он на мху, лишь прикрывшись мехом.

Куда б ни пришел он, был счастлив народ:
ой, здравствуй, любимый, давно тебя ждали,
Вот бражка тебе и вот бутерброд,
Коль ты б задержался, загнулись с печали.

Он им улыбался, на сцену всходил,
Колпак шутовской надевал для затравки.
И люди смеялись, уж не было сил,
А он только начал... (Ну, это для справки).

Потом были байки, курьезы текли,
И зрители, в креслах согнувшись от смеха,
Увидеть, счастливые, уж не могли,
Что клоун в слезах (им была лишь потеха).

Когда расползутся они по домам,
Шутник-балагур тихо сцену покинет.
И снова в дорогу, к другим городам,
Пока его сердце в груди не остынет.

Темнеет, а он все идет и идет...
Нет сил на привал, нет желанья забыться,
Ведь в снах его грусть неизбывная ждет,
А он не готов ей опять подчиниться.

Он душу свою уже в хлам изорвал,
Нет на сердце места живого давно уж.
Но если бы... Если бы он только знал,
Что в дальнем краю его ждут, как родного...

Что если он в дом тот заветный войдет,
Не надо смешить, улыбаться натужно.
Она молча примет и молча уйдет,
Поставив на стол все, что может быть нужно.

Расстелет постель и вернется за стол.
Присядет тихонько и скажет: "Ты кушай,
Я уж постелила". Он встал бы, ушел...
Остаться так хочется... "Дура, послушай:

Ты мне не нужна, мне и так хорошо!"
Взовьется он соколом, грянет. Но что же?
Она не боится... Эх, он бы ушел...
Но так хорошо с ней... Уйти, может, все же?

"Сиди, скоморох, я ведь не для того
Тебя пригласила, чтоб ржать до упаду.
Ты всех веселишь, мне не нужно сего.
Тут можно поплакать, бывает ведь надо

Излить свою боль, свою грусть и тоску.
А кто их готов из людей-то увидеть?
Сиди, я налью вот тебе коньяку.
Не вздумай отказом хозяйку обидеть."

Взметнется и стопки поставит на стол,
Достанет бутылку (и надо ж, хороший...)
"Я выпью с тобой, раз уж ты не ушел",
И выпьет... И мордочку спрячет в ладошках.

И станет понятно ему, что она
Не ждет ничего и не надо ей много.
Такою, наверно, бывает жена,
Та самая, что тебе дадена Богом...

"Останься, мы проговорим до утра
Под вкусный коньяк и шуршание ветра.
Уйдешь, когда будет тебе уж пора
Народ веселить на других километрах."

И ночь напролет говорить по душам
С ней просто о том, что внутри накипело.
О том, что не сказано даже ветрам
(Ведь ветру давно это все надоело б).

Уйдет он под утро, ее не будя.
Ну надо же, спал, и без снов, до рассвета.
Так спал, как лишь спит в колыбели дитя:
Легко и приятно обласканный ветром.

И дальше бродя, по другим городам,
Он будет все так же шутить и кривляться.
Он знает: покой его ждет где-то там,
И стопка, и сон, и там можно остаться.