я был един

наверно я был един - в пепле я был,
как в стекле. я был трущобами,
дикими непролазными трущобами
возникновения. я был стволом дерева,
и я рос ввысь, я плыл, как лебедь-река,
лебедь-корабль. я плыл, и стирал все наличное,
все существующее. я стирал - и был един,
я не распадался, не шелушился, не расслаивался.
в горестях я был един - и черная туша горела в огне,
черные бедра грели диким огнем,
дикие чресла горели,
дикая власть зачерпывала из возникновения
и щедро одаряла. власть сияла в очах, она пригоршнями
засыпала, она - как она, как никто,
отражаемый в стекле. негде было прилечь,
прикорнуть и забыться. я листал книги,
как реки, как озера плоских нив.
в радуге пепельно ликовал великий,
и протягивал свои ладони,
и сопел, и щурился, и ликовал -
я ему отдавал все, и себя, и других.
заклание длилось вечность - так он горел,
так он блистал себе вопреки.
горение собирало яства на земле,
и воскуряло их, и просило милостыню
у звезд. надгробие блистало -
идеально оно было, как экстаз.
я был взъерошен, я пас лилии у причала,
и белое надгробие ликовало в перстах моих,
в моих перстах. белым лебедем пело ликование,
и я благодарил звезды за этот миг,
миг чревовещания. белые лилии падали к моим ногам,
и я забавлялся ими, я их рядил в порфиры,
я их унижал несметным бивнем.
белый вепрь блистал в ночи - и протягивал свои козни
земным богам. боги были бедны,
как алмазы. я дорого поплатился,
чтобы вернуть их на олимп. я болел белым кристаллом,
я жил им во мгле, и белые груди протягивали мне
все дары земные, дары волхвов.
я отрекся от них, я блистал своей душой в ночи,
как луна, и отражался в мрачном пруду.
белые кристаллы горели во мгле,
и приветствовали меня своим удушьем,
задыхались своим затмением.