В устье

Привет тебе, мой, солнечным огнём
сожжённый в пепел, правильный читатель.
Я шлю тебе последнее письмо,
как пунктик завещания без просьбы.

Должно быть, всё. Дорога средь равнин,
как и предрёк слепец из ранних текстов,
меня в итоге к морю привела,
где реки завершают бег свободы.

Как странно думать, память обойдя,
про то, что мир без памяти - надёжней,
чем с нею же. Не знаю никого,
кто смог бы вдох без выдоха закончить

не потеряв при этом ничего.
Хотя, я не знаток по части мёртвых,
а в их числе есть всякие тузы
из собранной к судилищу колоды.

Дрожащих рук земная суета
вменяет миру больше, чем убогость,
но меньше, чем величие. Её,
описанную в сотнях фолиантов,

приветствуют боязнью те, кто жив
уверенностью в собственной неволе,
дарующей богатство. А во мне,
увы, всегда сомнение царило.

Поэтому, наверное, и путь
мой был проложен пылью да ветрами,
а не изящной путаницей роз
с разбитой где-то в центре мира клумбы.

Журчание воды - последний звук,
который бы хотел услышать каждый,
проснувшись океана посреди.
Вина любого вместится в стакане

допитого без повода вина.
Моя же просит красного каньона,
чтоб обозначить, что такое край
для сердца, перепетого однажды

как новый псалм. Всмотревшийся в него
сумеет, не воздев в молитве руки,
сорвать благословение небес
и дописать историю без действа,

родившего описанный сюжет
бесславия. Да… кануть в Лету просто,
когда не веришь руслу. Путь, не путь -
для техники воистину неважно,

а значит безразлично и тому,
кто технику бесстрашно подчиняет
желаний ритму. Сутью не споить
измученную обществом натуру,

когда её воспитывала грусть
за день и ночь, что прожиты напрасно.
Тебе, наследник старых перспектив,
придётся нервно сглаживать остатки

моих проступков. Боли вопреки
я рвал над словом раненую глотку
и оголял растерянности нерв,
мешая мысли сделаться стройнее.

С пяти утра до времени потерь
любой из нас, раскаявшихся, ищет
надёжный шанс когда-то преуспеть
в движении своём. До новых меток

доходят нынче далеко не все.
Злой социум не любит одиночек,
слагающих фрагменты доброты
в реальные шедевры неотмщенья…

Обычный люд старается занять
каюты покомфортней при посадке
иль, в крайнем, уж по ходу. Серебро
звенит в карманах модных сюртуков

и мягких шуб, наброшенных легко
на голые тела холодных тёток,
уверенно торгующих собой
во имя одеяльца потеплее

да восхищений тех, кто позади.
Мужчины же, готовы преклоняться
пустому безразличию тоски,
что, всё-таки, в итоге отдаётся

не отразившись в зеркале души,
уставшей пить коктейли из отказов.
Такие вот попутчики теперь,
и на других надеяться не стоит.

Прелестен лик подснежника тогда,
когда покровом снежным мир укутан.
И прелесть эта именно в снегу,
что резко контрастирует с бутоном

столь нежным в этом холоде. Зима
нам дарит комплекс новых ощущений
того, что столь привычно до неё.
Вот так же точно истинные цели:

они вкусны и манят до тоски
лишь только при условии, что разум
ещё не сформулировал их. Ночь
порочных мыслей кажется нам плахой

для сердца благородного, но Б-г
не видит в нас и доли идеала,
а по сему - спасаемся виной
за то, что мы - обычная природа,

а не потомки ангелов. Любовь
единственная крылья нам дарует,
но, превратившись в пламенную страсть,
те крылья безобразно отрезает.

И здесь, увы, не сделать ничего,
чем можно было б в устье насладиться,
впадая в море выплаканных слёз.
Поэтому я таю за улыбкой

и, чуть ударив серою волной
о кручи берегов, сливаюсь нежно
с бескрайней далью вечной бирюзы,
где всё опять становится прекрасным…