вдоль дождя

я иду в погост - в север я иду немыми очами.
север кличет меня свирепым именем,
я отвечаю ему, я ему пою и продвигаю
к окончанию свое слово. гимны верещат
под фуфайкой, кража стелется вдоль дождя.
кража обитает в кармане, в небе она -
как обветшалое слово, катастрофа мысли.
я внимаю буквам, я ищу в слове,
в говоре, как в кармане - бесстыдная стужа.
немое слово уже в постели - так оно тихо,
как ветер, там оно проходит по мосту,
и отделяет настоящее от мысли.
нельзя делать грубо в изяществе,
нельзя проповедовать излишек, ведь он
поет, он отделяет себя от ничто.
песнь входит в руки, и нежится там,
и истекает соком. песнь открывает губы для слова,
песнь срывает цветы греха. я отхожу от скрипа,
и губы просят дождя, ветра они просят
спелыми именами. я вхожу в ветер,
и пою спелой дланью. яблоки ненастья уже гремят
своими телами, грозди греха - как ветер
на закате дня. рога стучатся в ворота,
и открывают себя для имени. я, как погост,
молчу у двери, и не даю себе войти.
погост просит, он дает себе пить,
и линии дождя уже крепки, и губы уже
в положении, север уже в кровати,
как тополь. кренится немая буква,
пророчит она спелое время.
раскидистыми именами мы горды,
и я валяюсь в полночи,
я ее обнимаю сквозь время листопада.
вот вечер, он один, как ничто,
и никто ему друг. вечер - он навсегда,
он не подымет тебя с земли,
он не пропоет твое тело,
он не войдет в твою ночь.
вечер - он нигде и никогда,
вечер, как восток тих на закате имени.
вечер шлет приветствия в яму,
и мы жаждем их, как никогда.
сколько стали в твоем слове?
ты приходишь и уходишь - слово
остается ночевать, оно навсегда на кладбище
безумия.