Я о любви всё меньше говорю...

                * * *
Ночные мысли странны и печальны,
И рваный сон не прогоняет их,
Что в жизни всё, наверно, неслучайно… —
И ветер шквальный,
Бьющий вдруг под дых….
За расставаньем будет чудо встречи,
За встречей — ком колючий из обид.
Сутулятся  с годами больше плечи,
Закат всё чаще в сумерках кровит.
А в снах приходят мёртвые живыми
И обнимают ласково меня.
А все дожди, что стали  затяжными,
Задуют дым любовного огня.
И страх глядит в ночи  в проём оконный.
И капель стук —  костяшки чужака.
И скрип зловещий  у дверей балкона,
Что открывает чёрная рука.
Уснуть, забыться!
Снова видеть маму…
Она уже, должно быть, заждалась…
Но  если я во тьму из этой  жизни кану
И потеряю с миром этим связь?
Я всё ещё люблю
И скрип тяжёлый петел,
И шарканье шагов под самым потолком.
А лучик на полу от фар летящих светел,
И хочется пройти по свету босиком.


                * * *
Ещё июнь ушёл за окоём.
И напоследок небо хмурит брови.
Мечтала: проведём его вдвоём.
Но, видно, время кончилось любовей…
Так значит нужно в тишине опять
Грустить о близких,
Что давно за краем.
И боль который год нельзя унять,
Прикинется хоть сад заросшим раем.
Усыпанная шишками тропа,
Что сосны побросали мне под ноги. —
Как камешки их чувствует стопа.
А в сердце пали шишечки тревоги
О том,
Что скоро дачу покидать…
И улетать, как птице, в райский климат,
Где ждут давно меня отец и мать.
И перелёт страшит неотвратимый.

                * * *
Вернулась тихая река
И ощущение покоя
Под лёгкий шелест ветерка…
Но облака бегут в три слоя.
И над кувшинкой стрекоза
Зависла, будто засыпая.
И заросла травой коса,
Где ласточки сбивались в стаю.
Не строить им  в песке свой  дом…
Зарос шиповником весь берег.
И узнаю всё здесь с трудом,
Хотя ключом открыла двери…
А может,  в доме всё как встарь —
То я другая: постарела.
Листает время календарь
Под скрип уключин заржавелый.


                * * *
Я спать ложусь,
Когда уже рассвет
И розовым подкрашен лес  за Волгой.
Я здесь живу такую бездну лет,
Что колет сердце память мне иголкой,
Как прошивает лайнер высоту,
Оставив нитку  млечными стежками.   
И память поведёт опять  к утру
Меня к родным, что там  за облаками.
И я не сплю.
Гляжу в окно на вид,
Где   чёрный цвет
Стирает  в кровь  восходом.
Ночь холодна.
Меня чуток знобит.
И пустячок осталось до ухода.      
Смотрю на домик,
Тот,
Что строил дед —
И получил инфаркт,
Таская брёвна в гору.
Но сосны порубил в саду сосед  —
И крышу снёс ему, и вишню у забора.
Лежит раскрытой книжкою чердак,
И доски  — как  затёршиеся строчки…
…Всей дачной жизни постепенный крах,
Да  каждый год  моленье об отсрочке.


       * * *
Вот и июль.
И жара, как в десятом,
Душном, для мамы последнем  году:
Маревом  белым,
Затёкшим в палату,
Дым возвратится   в последнем бреду…
Скоро и я потянусь за тобою,
Словно от лайнера робкий дымок.
Сердце своё навсегда успокою,
Стану травой, шелестящей у ног.
Буду нашептывать странные строки,
Ветру отдавшись,
Как струны смычку.
Ранить, как лезвием  нежной  осоки,
Если протянутся руки к сверчку,
Что заиграет  на тоненькой ноте
Грустную песню, что  осень  идёт,   
Только не чувствуешь это в цейтноте,
Хоть и всё знаешь о смене погод.


                * * *
И десять лет живу  в глуши одна
Средь гроз и ливней,
Вспоминая лето,
Когда, как саван, скрыла  пелена
Из дыма
Розоватый край рассвета.
И, как в тумане, жили весь июль
И привыкали к горькому удушью.
Жара шальная пострашнее пуль,
Земля вся в ранах, вспоротая  сушью. 
Мы здесь на даче маялись вдвоём
И о разлуке навсегда  не знали.
То лето в  память залегло репьём,
Хоть время крутит бешено педали.
И скоро руль вильнёт куда-то вбок,
Где бездорожье, лужи и опока,
Да  у дороги полевой цветок,
Что к колесу прижался одиноко.


                * * *
Не уходи из памяти моей
И шелести травою вдоль дороги.
Являйся на стене среди теней.
Кидайся, как пырей  ползучий, в ноги.
Репьём цепляйся за цветастый клёш,
Собачками останься на подоле.
Я так боюсь, что навсегда уйдёшь –
И буду слышать  буйный ветер в поле.   
Свети во мгле далёким маяком
И посылай сигнал предупрежденья.
И волосы трепли мне сквозняком,
И среди сна являйся наважденьем.
Пока жива,
Живёшь и ты во мне.
Я,   как лунатик,  вновь  иду по краю.
Я снова в поэтической волне
И лунный свет в кошёлку собираю.
А ты свети,
Веди меня во мгле.
Пусть босиком иду сквозь боль   по стёклам,
Что  звёздами мерцают на земле   
И  посылают всполохи мне  в окна.

                * * *
Я разучилась чувствовать вкус слёз:
Они, как пена, от  волны на море.
Я попрощалась навсегда, всерьёз,
Когда втянуло в свет тот  в коридоре.
Но так  привыкла к серым, будним дням,
Что отмахнулась, вырвалась наружу.
Я так боюсь тех двухметровых ям,
Где чуешь кожей даже летом стужу.
Пусть в тучах день
Толкает ветер в грудь,
Стучит в висок тугими кулачками.
И капли на листве,
Блестящие, как ртуть.   
И  прячется слеза за тёмными очками.
Не вынести глазам
Тот  солнечный ожог.
Несётся сердце вскачь по кочкам на болоте.
О, если бы продлить земной, короткий  срок,
И думать о душе, что крутится в цейтноте.
 

                * * *
Не видела соседей только год.
Но сердце закололо:
Постарели.
И близкие воды набрали в рот.
А птицы всё играют на свирели.
Здесь всё другое:
Лилии в воде,
Что приколоть так хочется на платье.
И в комнате живут шмели в гнезде,
Что поселились прямо над кроватью. —
И я боюсь усесться на постель:
Гнездо в стене как раз у изголовья.
И чувствую, как ветер дует в щель, —
Так папа гладил волосы с любовью.
Здесь даже мыши нынче не шуршат,
Но сон разорван,
Словно ситец ветхий,
Что положили постирать в ушат. —
Так жаль, что птице отлетать от ветки,
Засохшей, в чёрной плесени от гроз…
…Любимые, как там за облаками?
И крылья нарывают  от  заноз,      
И я лечусь по-прежнему стихами.

            * * *
Закрою я глаза —
И нежность наплывает.
И злые голоса
Несёт, как тучу, краем.
Младенческой рукой
Мне веки свет щекочет.   
Такой в душе покой.
Не будит криком кочет.
Но пальцем, как дитя,
Луч разжимает веки: 
И вижу, что культя
У тополя-калеки
Нависла над прудом
И тянет  древо  в воду.  —
Я только лишь о том,
Что тащат в пропасть годы.   
В два пальца ветра  свист
Вслед улетевшей галке,
Он на руку нечист,
Хоть дует из-под палки.
И муравей ползёт,
Бедро щекочет нежно.
А жизнь летит вперёд
И кажется безбрежной.
Но  немощь  по пятам      
Крадётся, горбясь, тенью.
И птичий в небе гам
Уже не тот  весенний:
С тревожной ноткой он,
Что улетать от дома,
От облетевших крон,
В страну, что незнакома.


          * * *
Ушла жара.
И возвратилась грусть.
В саду большом такое запустенье!
Где каждый куст я знала наизусть,
Плутаю нынче  в  дебрях из растений.
Трава по пояс,
Клёны, тополя —
Всё в рост идёт,
И всё чужое стало.
И глинистая плотная земля
Лежит подобьем насыпного вала. —
То сель сошёл,
Как в детстве:
И вода
Неслась с  тем грозным рёвом  водопада,
Что, кажется, сметёт всё без следа
Ухоженного яблочного сада.
Змеились всюду мутные ручьи.
Сбиваясь в стаи красными боками,
Там яблоки   в них  плыли, как мячи,
И их ловили детскими сачками.
И сель за селем
Вкапывал дом в грунт:
Так нашу юность погребают годы.
Спит под землёй сошедший с гор валун.
Лишь все капризы те же у погоды.

                * * *
С утра визжат назойливо косилки,
Как сверлят душу,
Убирая нерв,
Звенят, как мелочь в жестяной копилке.
А я живу среди высоких сфер…
Трава по пояс,
Ластится крапива,
Но оставляет, облизав, ожог.
Живу хоть месяц я неторопливо.
Плету из строк задумчиво венок.
Ужели всё?
Лет шесть ещё иль десять?
И зарастёт дорога в дедов дом.
На яблонях лишай,
На брёвнах плесень.
И веет, веет  в щели сквозняком. 
Я мысль о том, как муху, отгоняю,
Но вновь жужжит, как трель бензопилы,
Что скоро-скоро подойду я к краю,
Ведь падают подмытые стволы.
За воздух не удержишься корнями.
И старится не только дачный дом.
Пока ж тянусь, как дерево, ветвями
Я ввысь, что реет  в тучах лоскутком.   

                * * *
Давно и с  любовью достроен.
Впускать  в старый дом звук шагов?
Он ветхий и жить не настроен,
Но терпит  в углах пауков.
Он помнит так многих,
Что были,
А  после ушли в никуда,
Оставив по горсточке пыли.
Как с крыльев чешуйки — года.   
А, может быть, всё-таки стоит
Услышать здесь скрип половиц?
Как старый рояль,  дом настроить
И слушать   здесь пение птиц?


               * * *
О чём кричите, во;роны,
Над летнюю рекой?
Гляжу во все я стороны,
Гоню прочь непокой.
Но вы так надрываетесь,
Что снова  всплыл погост,
Весь в белой, снежной  завеси
Обледеневший мост;
Ажур оградки кованый
Заботливой рукой;
И вся рябина  склёвана.
И ветер верховой,
Мотавший ветки голые,
Как будто  заводной…
И сердце, будто полое,
Заполнилось виной.
Зачем  кричите, во;роны,
Над зеркалом воды?
И голоса,
Как сорваны
При крике от беды.
 

                * * *
Как подняться мне в небо,
Коль быть перестала крылатой,
Как стряхнуть эту глину,
Прилипшую пудом  к ногам?
Не за суетность ль  целей всей жизни расплата,
Средь которой слагала стихи по слогам?
В выходные  ль, иль ночью,
Устав от цейтнота,
Когда птиц щебетанье врывалось в окно?
И назавтра  весь день подавляла зевоту.
Птице, прежде чем петь,
Нужно клюнуть зерно.
Отлетает душа от угаснувшей плоти,
Словно птица от ветки с багряной листвой,
В тёплый край, где поётся на солнечной ноте,
Хоть из дома  отлёт
Вверг в минорный настрой.
Отлетает душа,
Оставляя нам глину,
Что налипла свинцовою тягой в груди,
Пригибая к земле,
Как рюкзак с грузом спину.
И не хочешь совсем
Следом в небо расти.


               * * *
И тёплый дождь
Вдруг всё перевернул.
Такой нежданный, пахнущий озоном.
И гром, как будто самолёта гул,
Не сильный, но стекло дрожит со звоном
На старенькой веранде…
Кап-кап-кап…
И звук  — как стук тяжёлый на погосте.
И на крыльце следы кошачьих лап,
Пожаловавших от соседки в гости.
Ещё не осень.
Летняя гроза.
Но ластится тоска,
Как будто кошка:
Замрёт, следя за птицей, для броска…
Как хочется пожить ещё немножко!
Смотреть на ветки вековой сосны,
Что колют небо жёсткой   щёткой хвои,
Зелёные с  весны и до весны,
Неумираньем сердце беспокоя.    


                * * *
Исколот спицами дождя
Речной песок на дачном пляже.
И в кучку мокрого тряпья               
Струится дождевая  пряжа:
Ткёт  небо занавес весь день,
Вгоняя мимоходом в скуку.
И чёрен старенький плетень.
Ссутулюсь, словно уж старуха,
И нет сил плечи распрямить
И перестать о прошлом  думать,
И не тащить из ливня нить,
Чтоб в стих об отпуске засунуть.
А годы селем прут с горы
И тащат камни, и гнилушки,
Что светят ночью мне из мглы
У развалившейся избушки.


                * * *
А волны — будто бы на море. —
Так ветер  речку раскачал. 
И лодка вроде на приколе,
Но отогнал её причал.
Запахло осенью,
Уходом,
Опавшей огненной листвой,
Хотя ещё не время года,
Когда торопятся домой
С постылых дач,
Устав от влаги,
От ледяных, без сна ночей.
За Волгой небо —
Будто стяги
Растянуты из кумачей…
Тревожно, горестно, дурманно.
Смешалось всё,
Как трав настой.
И день торопится туманный
От спички вспыхнуть берестой…
Уж сколько  тех, кто  заболели,
Ушли, махнув рукой навек…
Летят  погодные качели,
И так недолог лета век.

         * * *
Ну, вот и всё.
И отпылал июль.
И завтра дождик утречком зарядит.
Приблудный ветер повернул вдруг руль,   
И  травы перепутаны, как пряди.
И лилии, что нежила река,
Закрылись в ожиданье непогоды.
Сгущаются, темнея облака,
И тают мне отпущенные годы.
Прощаюсь снова.
Лишь бы не совсем…
И растянуть б природы увяданье.
Вотру в морщины заграничный крем,
Но морщат лоб опять воспоминанья
О том,
Как я летала стрекозой
И крылья слюдяные распускала,
И гнулась ветром тронутой лозой,
И близких слишком робко обнимала.
Объятья б сжать  — и не раскрыть тиски…
И отодвинуть оползень лет грудью,
Что жизнь шутя разносит на куски.
Старею, как отравленная ртутью.   
Но мне б ещё лет двадцать чистить кровь
Здесь воздухом,  настоянным на мяте.
Бывает же и в старости любовь: 
Цвет розовый – лишь в ветреном закате.


          * * *
Бабье лето,
Полуденный зной,
Будто в самом разгаре июля.
Только листья окрашены хной,
Только мёдом наполнен уж улей.
И не можешь себя обмануть.
И сжимается сердце в мурашках,
Что в снега начинается путь,
И погибнуть, замёрзнуть букашкам.
Вот и кончилось время любви.
Нет и горечи.
Просто усталость.
Только всё цепенеет внутри, 
Что не так уж и много осталось.
Снова время смиряться с зимой,
С гололёдом, дорожек заносом,
С той последней печальной  порой,
Что тебе ухмыляется косо.


                * * *
Уже привыкла без зимы,
Хоть тучи снежные нависли,
Но ветки всё без бахромы…
И всё грустней о жизни  мысли...
А белый лист, как будто снег, 
Впитает гарь, и пыль, и копоть,
И тушь, что слёзы смыли с век.
И всё сойдёт,
Как чёрный ноготь:
И цвет фаты;
И смерти цвет,
Когда лицо белей подушки,
Из  барабана тот билет,
Что оказался без игрушки,
Пустой и чистый,
Как тот снег, что поутру замёл дороги
И сделал невозможным бег,
В сугробах заплетая ноги…
Раскрутит память всё, как бинт
Тугой, —
Не скрутишь снова так же.
И ждёшь на белый лист  лавин,
Что с гор сойдут из строк однажды.

             * * *
А нынче не было зимы.
Ноябрь  слезливыми  очами
Смотрел из сумрака и тьмы
И не качал луну ночами.
Снег сыпал рисовой крупой —
И тут же превращался в кашу.
И листьев прошлогодних слой
Был чуть припудрен, приукрашен.
Висела в воздухе тоска,
Как взвесь молочного тумана.
Казалось, что зима близка
И набивает снег в карманы,
Чтоб подстелить под скрип саней,
Всю улицу закутав в саван…
…А жизнь становится ценней,
Когда из моря  жизни — в гавань…
Но нет…
На улице весна
Берёт аккорд на водостоках…
И, будто зуб больной десна,
Лелею странную тревогу… 

          * * *
Пустые улицы…
В заплатках окон свет:
Все по домам сидят на карантине.
Не купишь к морю синему билет…
И во Всемирной тонешь паутине.
В ней фейки, страхи, одинокий крик
И невозможность обниматься с другом;
Прозрение, что жизнь — лишь краткий миг;
Молитвы, чтоб земля не стала пухом…
Но потянуло
Воздухом дышать,
Апрельским,
Что пропитан талым снегом,
Ведь  от себя никак не убежать…
И кажется всё мороком и бредом…
…Стучат по тротуару каблучки,
Как те часы,
Что счёт ведут до взрыва,
Что мир разносит в мелкие клочки… —
И я иду домой так торопливо,
Хотя никто не ждёт…
Но здесь не по себе…
И улица какая-то чужая.
И дождь играет на сливной трубе,
Как в путь последний горький провожая.

                * * *
Я, как оса,  в тебе оставив жало,
Разорвала всю душу и нутро.
Махнув ладошкой,
Юность провожала,
Что прыгнуло в последнее метро.
И нет меня.
Уже летать не смею.
И лижет старость ухо языком,
Что ничего уже я не успею.
Из  будущего тянет сквозняком.    
Ты сквозь стекло глядел так виновато.
И уносил тебя вагон в туннель.
Я  рану залепила мягкой ватой,
Но боль качала сердца колыбель.


               * * *
Гудят, гудят колокола,
Но храм закрыт на все  задвижки.
Блестят без солнца купола…
Все переделаны делишки.
Тревога в воздухе стоит,
Хоть тёплый ветер треплет чёлку.
И в масках странноватый вид,
И кажется:  все смотрят  в  щёлку
На этот мир,
Где буйный март
Взорвал в один день  тёплый почки.      
И я смотрюсь в сей мир, как в шар:
В нём все бредут поодиночке…
Чудят кривые зеркала…
Тяну ладонь — лишь воздух плотен.
И так боюсь,
Что скроет мгла
И этот мир из сюр  полотен…


                * * *
А в воздухе даже не пахнет весною,
Хоть снег почернел и почти весь сошёл.
Я чувствую куклой себя заводною,
Что крутится в танце, как в омуте чёлн.    
Грачи прилетели, и мухи проснулись
Меж рам,
Что заснули в преддверье зимы.
Тревога и боль птицей с юга вернулись —
А гнёзда средь снежной висят бахромы.
Опять на разломе…
Как в март тот метельный,
Кидавший в окошко больницы крупу,
Где снег станет маме последней постелью,
К которой  торили в сугробах тропу, —
И я провалилась,  тонула в сугробе
И выйти на трассу уж не было сил,
Барахталась в море тоски и ознобе    
Средь поля заснеженных старых могил.
...А нынче всю зиму стояла погода,
Как будто бы март заигрался с пургой.
Наверно, от этого чувство ухода
И жизнь — как  река с ледяною шугой.         

        * * *
Ну,  вот и всё.
Ты больше не жилец.
Глотаешь воздух
Пойманной в сеть рыбой,
Ещё не понимая, что конец,
Придавленный какой-то шалой глыбой.
Уже не здесь…
И два шага до «там»…
И жизнь мелькнула призрачной зарницей.
И тень не ходит больше по пятам.
И капает раствор в иглу в ключице,
Но ничего не в силах поддержать…
Жизнь утекает ручейком весенним.
И за руку тебя не удержать…
А из окна повеяло сиренью…         
Как это горько уходить весной,
Когда сад розовеет нежным цветом…
И птичье пенье где-то за стеной,
Что гнёзда вить пора, ведь скоро лето.

          САМОИЗОЛЯЦИЯ
На каждый рот надет платок.
Все лица встречные в заплатках.
И на компьютере урок,
И руки потные в перчатках…
Ворота кладбищ на замке.  —
Туда попасть  одна причина.
И я стою на сквозняке.
И сеть плетёт паук-кручина. —
Она невидима почти.
Блестит на солнце паутинка.
И лижут мне глаза лучи,
Но гнусь от ветра, как былинка,
И, как пружинка,
Снова вверх,
Туда, где птиц наивный щебет.
И мир стал больше на размер.
А сводки цифр  — не детский лепет…

           * * *
Ещё чуть-чуть…
И снова май…
И маета опять приходит.
И жизнь не плещет через край,
Пыхтит, как старый пароходик.
Ещё как будто бы вчера
Тугих бумажек были свитки…
Но лотерейная игра
И время в панцире улитки
Почти закончились, увы…
Полна ракушка шумом моря,
Что не идёт из головы.
Сама с собою нынче в ссоре.
Неужто дальше только шум
От моря жизни,
Что ракушка
Хранит  в себе?
Пришло на ум,
Что в цель стреляла лишь хлопушкой…

                * * *
К утру в окошко заглянули листья:
Как по бумаге перья заскребли,
Был снег лишь на черёмуховой кисти,
И стёкла, что помыла, уж в пыли.
Внезапно лето в гости постучало.
На карантин закрыта плотно дверь.
О, если б жизнь могла начать сначала,
Не обошлась опять бы без потерь.
Я снова б в вечность провожала близких
И повернуть хотела б время вспять.
И снова  б стрелка приближалась к риске,
И не могла б ничем давленье снять.
И тишина закладывала б уши,
Как будто в яму прыгнул самолёт.
И не было  б ни островочка суши,
Где я могла зарыться, словно крот,
Что перестал мир видеть в ярком свете,
Где пропадали тени, и цвета…
…Внезапно  снова оказалась в лете,
И нет для жизни белого листа.               

             * * *
И завтра будет день,
Но нас в том дне не будет.
Как вспенилась сирень,
Напомнила о чуде!
Но пятипалый лист
Искала я напрасно
Под соловьиный свист
На том закате красном.
И верила в любовь,
В звезду, что  к ночи ярче…
Из ран на тучках кровь… 
В висках стучит всё жарче:
Кузнец,
Кующий свет
И музыку из слова…
И губы шепчут бред
О счастье  —               
Вниз подковой.


                * * *
Я о любви всё меньше говорю.
И не тревожит взгляд, копьё пустивший.
И время жизни ближе к ноябрю,
Где каждый лист на ветке сонной лишний.
Впадаю в спячку,
Ожидаю снег,
Что сединой опутает весь город.
Как короток любви и жизни век!
В затылок дышат
Тишь и вечный холод.
И я уйду,
Как близкие ушли,
Мысль отгоняя,
Что зима под боком,
Что небо лепит крепкие снежки,
Не яблоки,  налившиеся соком.      

                * * *
Снег выпал мягкий и пушистый —
И посветлела за ночь мгла,
Как  скатерть
Белая,  был чистый,
Что с новогоднего стола. 
Деревья обернулись ватой
И скрыли чёрный свой скелет.
А мне  припомнилась палата,
Где ночью не тушили свет…
Там свет последний лился маме
Сквозь явь и сон,
Где снег, как лист,
Что разорвали в мелодраме
За то, что он без букв и чист…
И снег последний вился роем
Каких-то белых сонных пчёл,
Чей улей стал вдруг  неустроен
И  догнивать  уж обречён…

              * * *
Текут ручьи —
Снег выпал ночью,
А  днём стал серым тротуар.
И набухают снова почки.
И изо рта не вьётся пар.
Не пахнет в воздухе весною.
И Новый год не блещет льдом.
Не принесла я в дом и хвою.
И только в горле  снежный ком
Стоит, не тает
Кляпом влажным.
Стреляют — будто бы война
За домом там, многоэтажным.
И я опять грущу одна.
Не провожаю,
Не встречаю…
Года идут за годом год…
Я их уже не отличаю…
И жду,  что кончится завод.


                * * *
Остался мир  последних лютых вьюг,
Худых сугробов,
Звона водостока,
И постаревших, в ржавых пятнах рук,
И снегом заметённая дорога.               
Ушёл из жизни цвет и сладкий вкус.
Всё – как вода, что с крыши набежала.
И, что живая, лишь напомнит грусть
И где-то в сердце тоненькое жало.
Отмельтешила жизнь, на юг ушла,
За стаей птиц озябших улетела.
И серебрятся снегом купола.
Больницы запах, старческого тела…
Они ещё пока что далеко…
Ещё из букв кладу свои узоры,
Как злой мороз,
Что расчертил  окно
И на деревьях вывесил подзоры…


            * * *
Сказал приятель:
«Ёлку наряжать,
Что срезали в лесу ещё душистой, —
Как  в путь последний
Друга провожать
И думать:
«Жизнь летит, как лайнер, быстрый»…
Но человек уходит –
Слёзы льём
И пустоту не знаем, чем заполнить.
А тут глядим в расцветший окоём
И сердце бьётся в радости неровно.
Взрываются петарды за окном,
И небо всё раскрашено салютом.
Летишь к земле   слезящимся пятном,
И пахнет мандаринами, уютом…


               * * *
Кончается тяжёлый год.
В нём лета не было:
Лишь осень…
И от ворот дан поворот
Зиме, прикрывшей снегом озимь.
И город — в сумерках весь день,
И воздух волгл и пахнет тиной,
И потеряли вещи тень,   
Жизнь — колея с размокшей глиной.
Сквозь дождь мерцают огоньки,
Как отраженье теплоходов.
И в лужах  светятся круги
И исчезают, словно годы.
Свобода нынче – девять дней,
Как у души, что кинет землю:
Эфиром плавает над ней,
К сухому жмётся, жмурясь, стеблю.


                * * *
Окончилась рождественская сказка.
От ожиданья чуда – ни следа.
Я по асфальту волоку салазки,
Не прокатившись в них по корке льда.
Ушла любовь с бенгальскими огнями
И пахнет серой
Палочка в руке.
И почему-то больше уж не тянет
К огням цветным, что манят  вдалеке.
Я так боюсь игры неверной света
И миражей, оранжевых во мгле.
Когда лицо, зардевшись от ракеты,
Напомнит:
Всё сгорает на земле.


            * * *
И ангелы оставили тебя.
Впустили в дом,
Комфортный и обжитый,
Где липкими колючками репья
Приклеился к гнезду,
Что было  свито,
Но после опустело…
Только пух,
Свалявшийся лежал
На тонких прутьях.
И возвратился твой мятежный дух,
И сердце застучало,
Хоть и в струпьях.
Пожить ещё,
Где солнечный есть свет,
Не   голубой, волшебный
Из   туннеля…
Хоть знаешь:
На песке глубокий след
Осыплется, не  прожив и недели…
Как на ветру остаться  ледяном?
Летят   минуты, как песчинки в бурю.
И узнаёшь себя уже с  трудом.
Но для чего-то ангелы вернули?