Притча

Стоптанной стопой ступая,
Смерть приходит к Богачу.
Говорит карга слепая:
«Я давно тебя хочу
обернуть в земные своды.
Что же ты понур и вял?
У червей свои заботы –
труд и хлеб нужны червям.

Такова твоя планида.
Вечный объявив шабат,
одинокие хасиды
заплутали по гробам,
и прокуренные ламы
обретают под землёй
ледяной покой нирваны –
и тебе пора домой!»

Но сахиб со старой спорит:
«У м-м-меня с-с-свои д-д-дела!
Ждут меня ликёр и море,
кокс и сочные тела.
Убери свои лапищи –
я ещё могуч пока!
Душу свежую ты ищешь?
Так проведай бедняка!»

Бычить на хозяев мира
даже Смерти не резон.
Для Харона пассажира
ищет Смерть среди промзон.
Было слово – стало дело.
В отсыревшей темноте
тускло остывает тело
на обшарпанной тахте.

В поле безымянный холмик;
в холмике гниёт Бедняк.
Смерть, над ним склоняясь, молвит,
соловьится так и сяк:
«Что ж ты срок мотаешь куцый
под кормилицей-землёй?
Вызревает по кибуцам –
глянь! – картофель боевой.

Вдоль Янцзы и Хуанхэ, б**,
рис и гаолян растёт.
Стоптанные спины-стебли
снова гнёт честной народ.
На Оке и на Кубани
зреет всякое г***о.
Дрючат шл*х мажоры в банях.
Всё цветёт и пахнет вновь!

Хороводами и орги-
ями балуется Русь.
Буздыряет «три семёрки»
весь безбашенный Союз.
Львовский кушает евреек –
не буквально, образно.
Солнца луч тебя согреет –
подними своё гузно!

Хватит в двухметровой шахте
преданно кормить червей.
Я твоей подземной вахте
положу конец. Живей!
У меня к тебе заданье:
хоть ты сторож, не палач, –
во дубовом во кафтане
пусть найдёт покой Богач»

Глядь – за новым пассажиром
возвращается Харон.
Богатей задушен жиром,
выросшим со всех сторон.
Зрелищем последним в жизни
для холёного дельца
стал косматый тощий призрак
в роли адского гонца.

В чём мораль у сказки-дряни?
А морали вовсе нет.
Смерть торжественно нагрянет,
если сдулся твой сюжет,
и кому б ты ни был нужен,
толку ноль её трясти –
в танце всех она закружит
на балу у вечности.