Белые снегири - 45 -7-

6. НАША ПРОЗА

СТАТЬИ, ОЧЕРКИ, ЭССЕ

Валерий ИВАНОВ
(г. Ногинск, Московской обл.)

 ПЕРЕСЛАВСКАЯ ЗЕМЛЯ В ЖИЗНИ ПРИШВИНА
         Часть вторая. Северный лес.

    Поселившись в Загорске в конце августа 1926 года, Михаил Михайлович Пришвин осваивает этот подмосковный край, изучает местную природу и продолжает литературную работу. В конце двадцатых – начале тридцатых годов двадцатого века в нашей стране происходили большие события: люди строили новую жизнь. Не остался в стороне от происходящих преобразований и Пришвин. Он принимает активное участие в работе писательских организаций, встречается с Горьким и ездит по стране.
     Писатель Александр Дмитриевич Тимрот пишет в своей книге «Пришвин в Московском крае»: «Начиная с весны 1931 года Пришвин совершает поездки по родной стране. Едет на Урал, на Дальний Восток (1931), на Горьковский автозавод (1934), по заданию наркомата лесной промышленности в Вологду и Архангельск, в Кабарду (1936). «Всякие мои исследования, - записывает он,- начинаются от себя самого, я тему свою, как пустую бадью, опускаю в свой колодец и, если бадья пустая, бросаю эту тему как мёртвую. А если из колодца приходит вода, то я спящий материал опрыскиваю этой живой водой, и тогда отчего-то забываю себя…».
      Эти слова Пришвин написал в книге «Берендеева Чаща», вышедшей после нового посещения им Переславской земли и Северного леса в 1935 году. Идея «леса» появилась у Пришвина ранней весной 1935 года. Он записывает в дневнике 14 марта: «Завернулось дело с лесом… Если Петю освободят, еду с ним немедленно в Карелию и в Лапландию к Крепсу, а осенью на Кавказ… Если нет – один таскаться не буду, а займусь на месте хотя бы Журавлиной родиной с точки зрения жизни леса. Одновременно же соберу хрестоматию леса (Арсеньев: Уссурийская тайга, Шишков: Сибирская тайга, Мельников-Печерский: Поволжье и др.) и ещё 10 очерков «Лесные письма» в «Колхозные ребята»… Видеть лес от севера до юга и тот же лес на юге по горе».
     Путешествовать по лесу Пришвин к тому времени уже умел на своей автомашине, хотя далеко не везде это ему удавалось из-за её плохой способности преодолевать труднопроходимые участки. Пётр Михайлович Пришвин пишет в книге «Передо мной часто встаёт образ отца…»: «К моменту нашего возвращения из поездки по следам «Колобка» и «Края непуганых птиц» в Загорске  было всего две автомашины: полуторка фитильной фабрики (делала рейсы в Заболотье) и маленькая легковушка, которую собрал некий латыш-изобретатель, живший недалеко от нас, за переездом по Комсомольской улице. Один раз латыш прокатил меня и папу на своей «самоделке» с ветерком, - со скоростью целых двадцать километров в час! Отец восхитился скоростью передвижения и загорелся мыслью стать владельцем такого же аппарата. Он на все лады расхваливал машину и мечтал, какую свободу обретёт и какая перспектива откроется для наших охот. И вот пишется письмо в Правительство (В.М. Молотову) о необходимости иметь автомашину для путешествий и сбору материалов на тему о лесе. С этим письмом я направился в соответствующий Наркомат и через неделю получил разнарядку на приобретение легковой автомашины в г. Горький, где совсем недавно по договору правительства с Фордом был построен автозавод. Отец уехал вместе с шофёром –латышом и очень скоро они появились в Загорске с машиной ГАЗ АА с фордовской инструкцией по уходу. Так в Загорске появилась третья автомашина».
        Автомобиль был получен 26 октября 1933 года. Как написал Пришвин в дневнике, он заплатил за этот автомобиль 5000 рублей. Латыш-изобретатель, о котором пишет сын Пришвина, это Алексей Матвеевич Генрихсон, местный механик.
        Автомобильный завод в городе Горьком был построен в 1932 году известным предпринимателем и изобретателем из США Генри Фордом. В этом же году, ещё при жизни писателя Алексея Максимовича Горького, город Нижний Новгород был переименован в Горький.
      Новую автомашину Пришвин назвал «Машкой» в память о доброй кормилице в трудное время корове Машке и иногда обращался с ней как с живым существом. Когда жизнь улучшилась, корову продали и в сарай, где она была, поставили автомобиль. Позже, в июне 1934 года, Пришвин построил для автомобиля гараж. Михаил Михайлович с сыном Петей бурно осваивали новую автомашину, учились ухаживать за «Машкой», готовились к поездке на ней в любимые места Переславского края. Пришвин был автомобилист со стажем. Каждую свою предыдущую машину он изучил и освоил досконально, но эта, фордовская, требовала к себе особого внимания, но и преимуществ у неё было много. Правда и она не во всём удовлетворяла Пришвина.
         28 декабря 1933 года он записал в дневнике: «Ездили в Москву с Генрихсоном на машине выправлять Павловне хлебную карточку… Мороз (30 градусов). Стекло намерзает. Правим через дырочку… В сильный мороз ехать приходится быстро, если тихо, то от дыхания намерзает стекло в кабинке и ничего не видишь, а при быстрой езде ветер проникает в кабину, хотя бы настолько, чтобы назад отбросить от стекла влагу дыхания».
          В последний день 1933 года Пришвин записал в дневнике, намечая план на начало 1934 года: «В  течение Января закончить «Колобок», печать в «Красной Нови» и в ГИХЛе. С Февраля опыты с машиной: поездка в Нижний на завод и проч. вокруг темы: «машина ищет себе хозяина». Приучить машину, как собаку».
         Приучать машину, осваивать её, в этот раз приходилось долго. Пришвин с начала 1934 года часто ездил в Москву по своим литературным делам, бывал в издательствах, в редакциях, встречался с писателями и читателями. Машина ему очень помогала в этом деле. Ездил на ней он и на охоту в любимые близлежащие места, но полностью она его не удовлетворяла. Машину он использовал круглый год, но её эксплуатация зимой вызывала затруднения, а проходимость  по болотистым, труднодоступным лесным участкам не удовлетворяла Михаила Михайловича.
     Многое в новой автомашине не могло удовлетворить Пришвина. О действиях его в освоении машины пишет Пётр Михайлович в своей книге: «Освоение «Маши» шло с трудом, но и с большой энергией. Когда отец чем-то увлекался, остановить его не было никакой возможности: одна идея порождала другую. Вот, например: при поездке в любимые им места – село Усолье – мы прокололи два баллона, пришлось долго возиться с демонтажом колёс и склейкой камер. Отец нервничал и боялся, что сорвётся глухариная охота. Никакие утешения не помогали. Размахивая руками, он вдруг решительно заявил: «Нет, с этим безобразием надо кончать!»… «И вот по возвращении из поездки отец опять забирает шофёра-латыша и едет с ним в Горький для переоборудования «Маши». Вернулась «Маша» в таком блестящем наряде, что мы всем семейством ходили вокруг неё и ахали. Оказалось, на заводе отец встретился с самим Фордом (отцом или сыном – не помню), тот помог переоборудовать машину. До этого «Маша» являла собой зелёный фаэтон с брезентовой крышей, откидывающейся назад, и слюдяными окошечками. Теперь же перед нами была чёрная красавица с цельнометаллическим кузовом, стеклянными окнами и дверями, но самое главное, - с четырьмя запасными колёсами (два в углублениях крыльев и два – позади кузова на прочном крюке). Так было устранено одно из неприятных и трудоёмких занятий, - ремонт камер в дороге».       Далее Пётр Михайлович рассказывает, как Пришвину удалось придумать разные приспособления для колёс машины, для увеличения проходимости.
       Из дневника Пришвина об этой поездке на завод в Горьком, состоявшейся в 1934 году:
       «1 Июля выехали с Генрихсоном в 9 у. из Загорска, ночевали во Владимире и утром 2-го Июля были в Горьком = 500 килом. 2 – 3 [Июля] в гостинице «Россия» (Интурист) в ожидании разрешения посетить завод. Шмидт Лазарь Юльевич и Агапов Бор. Ник. Жара… 7 Июля разрешение начальника сменить кузов… 8 – 9 – 10 [Июля] борьба за кузов… Приписка: Челюскинцы выгнали из Интуриста в Соцгород.  10-го в 12 н. заправка бензином и выезд из завода. Ночёвка в Соцгороде. 11 [Июля] в 5 ч. у.  отъезд и в 7 ч. в. прибытие в Москву».
    Получив обновлённую, модернизированную «Машку», Пришвин спешит проверить её в поездках по любимым местам. Через неделю после прибытия в Москву он написал в дневнике:  «18 Июля с Чувиляевой Любой и Павловной ездили в Переславль.
     Озеро Плещеево – это действительно моё родное озеро., моя родина. Не было никаких новых впечатлений, но был я у своих и спокойно радовался. В деревнях тоже и тут нигде хлеба нет, и тоже нельзя достать молочных продуктов. И тут тоже, как и под Загорском, огромное сокращение коров и лошадей, а может быть и запашки. Вообще люди живут заметно хуже и хуже». После этой кратковременной поездки в Переславль Пришвин вновь собирается ехать в этот край, отправляется на охоту. В дневнике он записывает: «30 Июля. Сборы на охоту. Что взять…» Следует длинный список необходимых вещей. «31 июля – 3 Августа. Выехали в 9 у. 31-го и приехали в Усолье. Все лодки заняты. Курчевский нарочно из Москвы машину гонял, чтобы лодку заказать.  Поехали на Машке до Хмельников…». Охота продолжалась до четырнадцатого августа, когда Пришвин уехал на Машке в Москву.
        В Москве вскоре состоялся съезд советских писателей и Пришвин принял в нём участие. Он записал в дневнике: «19 – 20 – 21 Августа. До вечера 22-го съезд проваливался: докладчики, начиная с Горького, читали по напечатанным докладам. Напрасно ждали каких-нибудь авансов от правительства и бросили ждать (Сталин в отпуске). Наконец 22-го вечером Чуковский и за ним Эренбург начали «критиковать» и сразу оживили съезд. Так вот ждали-ждали и начали сами. Я решил не говорить, потому что мой приём, исходить в критике современности от своего собственного станка, теперь широко используется, а кроме того ведь нечего же вовсе и говорить: условия писания явно улучшаются, политика…».Первый съезд советских писателей проходил в Москве с 17 августа по 1 сентября 1934 года. В состав Правления Союза писателей, избранного съездом, вошёл и Пришвин. Съезд заканчивался, а уже 26 августа Пришвин снова у себя в Загорске готовится к очередной охоте.
       Михаил Михайлович записывает в дневнике: «27 Августа… Сегодня я встал в 2 часа ночи, было холодно, светила полная луна. Я налил бензину в машину, развёл самовар. В три разбудил Петю. В четыре начался рассвет, и мы выехали в Константиново. Маша вошла теперь внутрь меня… Мы поставили машину за селом возле спящего гаража и пошли болотами по местам Журавлиной родины. Большая стая журавлей, переночевав в болотах, пролетела на поля. Убили бекаса, двух дупелей, одну тетёрку, и это обошлось нам в 9 часов ходьбы: вышли из машины в 5.30 и вернулись к ней в 3 часа. Я благодаря машине осуществил «сказку» в один час…И понял в этом свете, как же тяжело было мне жить раньше в этих болотах и каким чудом я мог сохранить в себе чувство радости!». Село Константиново расположено в тридцати километрах к северо-западу от Сергиево-Посада. В 2019 году принято решение о создании Природного парка «Журавлиный край» на территории Талдомского и Сергиево-Посадского городских округов площадью 75 тысяч гектаров. В состав парка войдут уже существующие заказники «Журавлиная родина» и другие, в том числе и Заказник «Константиновский черноольшаник» площадью 900 гектаров, организованный в 1992 году. В его территории левобережная часть Дубненского болотного массива около села Константиново.               
    23 марта 1935 года Пришвин записал в дневнике: «19-го поехал вечером в Москву и вернулся 22-го утром. Подписал договор на «Север»… Виделся с Крепсом и утвердился, что ехать в третий раз в Лапландию незачем, а лучше отдаться весне в Усолье». О своём посещении Наркомата лесной промышленности Пришвин написал в книге «Северный лес»: «После сплавного заседания мне удалось побеседовать с одним из работников наркомата, который старался внушить мне мысль, что спасение лесной промышленности, невозможно отставшей, заключается в механизации или внедрения в лесную промышленность индустриальных методов…Работник наркомата… выдал мне такую бумагу:
       «По поручению Наркомата лесной промышленности писатель Михаил Михайлович Пришвин посвящает 1935 год работе над лесной тематикой. Наркомат придаёт крупное культурное значение этой работе, считая, что она будет способствовать популяризации в широких массах рабочих и колхозных читателей и советской интеллигенции задач социалистической лесной промышленности и в первую очередь внедрения индустриальных методов работы (механизации всех процессов)».
     И Пришвин едет в апреле 1935 года в Переславский край. 3 мая 1935 года он записывает в дневнике: «Прибыл в этот край в самом начале этого Апреля, в самую-самую распутицу с великим трудом я дотащился… до Леспромхоза, и только я высказал тут своё желание поохотиться на глухарей и попасть в сторожку Антипыча, как высокий человек на длинных тонких ногах, в триковых гетрах и простых башмаках вызвался сам меня проводить…
      Лес рубят – щепки летят.
       «Государственная необходимость приходит как смерть: нужна древесина и лес надо рубить, какой бы он ни был прекрасный». Так подумал я, когда узнал, что погибло красивейшее место в окрестностях Переславля-Залесского, знаменитые сосновые «кручи» на берегу Вёксы. Узнав об этом, я всё-таки не мог удержаться и выразил своё глубокое огорчение Петру Ивановичу Чернову, заведующему этим эксплуатационным участком: - Пётр Иванович! – говорил я, - десять лет тому назад, когда я жил возле Переславля, мы несколько раз при содействии Главнауки спасали «Кручи», как памятник природы, как защитный лес водоёма, как любимейшее место отдыха трудящихся Переславля. Почему вы об этом не подумали?
        -  Лес рубят – щепки летят! – ответил П. И.
        И стал мне горячо говорить о том, какая великая нужда в древесине, как со всех сторон её требуют и как в самом деле это нужно… И понял я, что П. И. превосходный работник, но молодой и смотрит на дело своё упрощённо, ему бы рубить и рубить…
       Так я об этом и сказал директору Леспромхоза, человеку здесь ещё новому:
       - Этот лес, - сказал я, - пойдёт на канал, и как раз это моя тема: я хотел бы изобразить государственную необходимость неизбежной, как смерть: надо, и пусть!
       - Канал тут не причём, - ответил директор, - вот как было…
       За этими кручами, за лесом – вон там подальше – стали в [карьере] торф разрабатывать, и весь берег должен был перейти к торфяникам и те бы непременно срубили. Так вот, чтобы не дать тем, здесь успели лесорубы и торфяникам отдали местечко чистеньким.
       - Но ведь это же преступление: есть закон, охраняющий лес на берегах рек: это защитный лес.
       - Об этом должны думать общественные организации…».
      Ирина Геннадьевна Соколова живёт в Переславском районе, в селе Купанском, частью которого является село Усолье. В местной средней школе она более тридцати лет преподаёт русский язык и литературу. Она написала книгу «Тропа к Пришвину. Переславская земля в жизни и творчестве писателя». Книга издана в 2017 году, её я получил по почте в 2020 году от автора как подарок с дарственной надписью. Книга замечательная. Выражаю Ирине Геннадьевне мою сердечную благодарность. Об этой поездке Пришвина в Усолье автор книги в частности пишет: «В 1935 году Пришвин вновь приезжает на Переславскую землю. На этот раз он готовит материал о работе Усольского леспромхоза.  Михаил Михайлович был неприятно поражён тем, что увидел. В своих дневниках он записал: «… люди вырубили прекрасный лес… Особенно жутко было встретить бор, изуродованный пожарами и порубками». Об этом он написал статью в газету «Известия», имевшую большой резонанс, и бор был объявлен заповедной зоной. Сейчас в списках памятников природы Ярославской области сосновый бор от реки Куротень до села Усолье значится как «Пришвинский бор». Далее Ирина Геннадьевна рассказывает в книге о том, что книга Пришвина «Родники Берендея» была написана под вековыми соснами на знаменитых кручах реки Вёксы. Привожу цитату об этой поездке Пришвина  из книги Соколовой: «Устроился он в конце села среди высоких сосен. Перед домом находилась вышка для наблюдения за лесными пожарами. Каково же было его удивление, когда он увидел, что сосны на кручах срубили. Остались пни и голый песок. «Сталкиваем с берега лодку, плывём – вот правда: вот в реку всей бородой спускается корень огромной, великолепной сосны, мне хорошо знакомой: теперь от неё только этот корень да пень, и дальше – все кручи голые, весь правый берег покрыт штабелями того самого леса, который и речку эту замечательную защищал, и служил источником здоровья множества людей в летнее время», - пишет Михаил Михайлович. Ирина Соколова продолжает:
     «Пришвин не мог равнодушно наблюдать за тем, как губят вековые сосны. «Я схватился, выбрал себе местечко посуше и под песни зябликов… стал писать в газету обвинительный акт, основанный на том, что хотя дерево и не чувствует боли, но человек иногда страдает за дерево так, что удары по дереву ложатся на самого человека».  Михаил Михайлович здесь же, в обезображенном лесу, написал в газету «Известия» статью «Переславские кручи». «Стоном моим, как пулей, стрельнуло статьёй и попало в самое сердце. Понаехали комиссии и стали искать виновников, провели постановление: «Ввести всю чащу от самого озера Плещеева до Усолья в неприкосновенный фонд». «Я спас сосны левого берега Вёксы». Благодарные жители села этот бор стали называть Пришвинским».
    Статья Пришвина «Переславские кручи» была опубликована в газете «Известия» 10 мая 1935 года, а за один день до её публикации Михаил Михайлович записал в дневнике: «Сдал в «Известия» «Переславские кручи»
   Но в апреле Пришвин ещё успел в тех местах поохотиться на глухарей и начать писать первые главы «Берендеевой чащи». Полностью очерки «Берендеева чаща»  под названием «Северный лес» написаны Пришвиным после его поездки на Север в 1935 году. В главе «Маша» очерков «Северный лес» он пишет: «…Замечено у меня одно глухариное лесное местечко в районе Переславля-Залесского. Там, среди сфанговых болот есть сухие гривы, боровые места, куда весной на ток слетаются птицы, а после разбредаются на необозримых ягодниках, покрытых невысокими редкими болотными соснами. С помощью домкрата, лопаты, топора, цепей или верёвок на колёсах мы ухитряемся пробираться на нашей Машке даже и на такие гривы: при умении владеть топором и домкратом, она проходит почти везде. Мне захотелось перед своим путешествием на места северного сплава сначала сосредоточиться на лесе вблизи нас, прочитать в самом лесу несколько замечательных книг, сочетая это книжное изучение леса с охотой в лесу, помогающей мне проникать в такие места, куда без охоты ни за что не пойдёшь и никакая любознательность не загонит.
     Дорога от Переславля до Загорска – одна из самых красивых в сердце страны и всё лесами: на высокий холм взлетаем мы на третьей скорости, с холма выжимаем сцепление и катимся, экономя бензин, и так почти всю дорогу с холм…». Для охоты на глухарей Пришвин вместе с сыном Петей поселились в избушке молодого, но имеющего верный охотничий глаз и чуткое ухо, лесника Николая Серова. О всех подробностях, связанных с охотой на глухарей, Пришвин рассказывает в очерках «Северный лес» в главе «Глухариная охота».  Но пребывание на Переславской земле предшествовало заранее задуманной поездке Пришвина в северные леса.
      Пётр Михайлович Пришвин, сопровождавший отца в этой трудной поездке по лесам, пишет в своей книге об идее отца «остановить весну»: «Ещё при первой  нашей охоте на глухарей в Усолье отец сказал: «Давай, Петька, остановим весну, двигаясь со скоростью её продвижения на север, чтобы лист на берёзе не был больше копейки!». Это наблюдение – примета у охотников (фенологическая), что кончаются глухариные тока («лист на берёзе с копейку»). Эту идею мы реализовали буквально: когда подъезжали к Архангельску, листья на берёзах были «не больше копейки», - как и в начале нашего путешествия, в Усолье. Эта поездка  на север была, пожалуй, самой тяжёлой в физическом отношении, в плане климатических условий и трудностей передвижения. Характерно, что и в литературном отношении она была последним эпизодом, когда отец использовал приём «натурного» описания реальности с почти фотографической точностью…
   … Кроме идеи «остановить весну» перед нами стояла не менее важная задача: найти «место, куда не ступала нога человека». По всем предварительным данным такое место должно быть на границе с Коми-Зырянской областью, так как рек, годных для молевого сплава, там не было и лесоразработки поэтому были невозможны. Наша поездка в «Северном лесе» описана так подробно, что добавить почти нечего, - кроме эпизодов, вошедших в другие произведения либо опущенных отцом из-за нежелания вспоминать о них». Дальше Пётр Михайлович приводит в книге свой краткий дневник этой поездки и комментарии к нему. Дневниковые записи он вёл с подготовки к поездке 30 апреля 1935 года до прихода парохода 19 июня того же года в Архангельск в конце экспедиции.
   В экспедицию в северный лес Пришвин вначале поехал поездом от Москвы до Вологды, куда прибыл 10 мая. 16 мая поплыл на пароходе по рекам Вологде, Сухоне и Северной Двине и 19 мая прибыл в Котлас. Из Котласа поплыл дальше и 20 мая был уже в районном центре Верхней Тойме. Выехав оттуда утром 22 мая, путь до верхнепинежских селений под названием Керге и Согра Пришвин преодолел на лошадях – подводы и верховых, полученных вместе с хлебом, маслом и сахаром   от Секретаря Райкома. Путь этот неблизкий проходил по глухому лесу, долиной реки Тоймы по очень плохой дороге. По пути меняли лошадей. Михаил Пришвин с сыном Петром ехали всё время верхом, было холодно, шёл дождь. 24 мая Пришвин записывает в дневнике: «…В 7 ч. приехали в деревню Керге и остановились у председателя Василия Павловича Чередова.  На следующий день,25 мая, Пришвин пишет в дневнике: «…В 7 у. выезжаем в Согру на лодке. Везёт молодой парень, не очень довольный временем».  От Согры они поплыли на вёсельной лодке вниз по реке Пинеге до устья реки Илеши. Затем Пришвин поплыл на лодке-осиновке по Илеше вверх до её притока, реки Коды, доплыл до её верховья. Дневник Пришвина: «30-е Мая – поездка в устье Илеши. 31-го по Коде до Малой. 1-го Июня по Коде до Рассохи».  Оттуда он отправился пешком искать Берендееву Чащу в сопровождении проводников Осипа Романова и Александра Губина.
        27 мая Пришвин записывает в дневнике: «…Пришёл охотник Осип Александрович Романов (51 г., из дер. Волыново), который будет нашим проводником в Чащи. Этот следопыт совсем как Дерсу. Как и у многих здешних людей у него тоже есть особенная интеллигентность, свидетельство внутреннего благородства, в речи его почти всегда есть скрытое значение, как у героев Ибсена. Говорю, напр., о том, что найти бы надо человека сильного, способного выгрести против бурного весеннего течения Коды, и по возможности был бы человеком хорошим. – Что могутного человека взять, - говорит он, - это верно надо, а о хорошем не заботись: на короткое время мы все хороши. Приписка: Подумав, он назвал Александра Губина: сильнее его нет. Наметили план путешествия:
    1-ый день. От Согры до Илеши: с 6 у. до 12 д. Осмотр Запани, сборы и проч.
    2-ой день. 15 километров вверх по Коде. Ночёвка «У Малой» (в конторке).
    3-ий день. Кода-Рассоха. Ночёвка в бараке.
      4-ый день. Пешком до р. Каргова, впад. В Коду: всего 22 кил., отдых после 10 кил. Чащи. Ночёвка у Кислой речки.
      5) Осмотр Массива.
      6) Обратно по другой дороге. Увидите, как рубили лес: заболит ваше сердце. Переход от Чащи до Коды-Рассохи.
      7-ой день. Обратно вниз по Коде до Усть-Илеши.
      Чащи – это бор-зеленомошник, а вокруг есть беломошники: «увидим, как олени мох унесли на ногах». 
      Осуществление этого плана путешествия началось 30 мая. Пришвин записывает в дневнике: «30 Мая. Переезд из Согры в Усть-Илешу… Выехали в 7у. (поиски своего карбаса) вдвоём. Опасная встреча с пароходами: 4 парохода завозили продовольствие наверх. В д. Волыново к нам присоединился проводник Осип Александрович Романов…». Запись Пришвина 31 мая:   «…В ожидании лодки смотрели на окатку леса женщинами, разговаривали с десятником, фотографировали. Было это возле избушки при слиянии Коды с Илешей… Приехали на двух стружках Александр Осипович Губин и Осип Алекс. Мы поехали с Александром, вещи взял Осип».  Запись в дневнике 1 июня: «…Губин великан, а речь его как у первобытных людей: короткие фразы (стихи) изображают… Спать легли в комнате медпункта, укрыв лавки густо лапником от клопов. Борьба против дворового мха: весь север в клопах…» Запись на следующий день: «2 Июня. Часть вещей и продовольствия оставляем в клети при маленьком замочке (для виду). Все кругом с гордостью говорят, что у нас никто ничего не возьмёт…Вещи несёт Губин до Карговы. Дорога бором-беломошником…». Путь неблизкий и Пришвин пишет дальше: «Отдыхали на «Каргове» в избушке Осипа на Коде. Отпустили Губина. Заперли в клеть продукты и налегке отправились в Чащу с ночёвкой в Исачихе». Переночевав в избушке в Исачихе, путешественники пошли дальше по лесу. 3 июня Пришвин записал в дневнике: «…Перешли через р. Кислую и вошли в бор, похожий на Сокольники или на Лосиноостровский. После всех трудностей нам, конечно, такой чудесный бор был как рай, но в то же время мы были и смущены: зачем было так далеко ходить, если почти такой же рай есть под Москвой. Так вот мы живём и не знаем и не хотим понять, что живём в раю… Вечером пришлось поругаться с Петей, и я, расстроенный, ушёл в «Чащу» и сидел в ней далеко за полночь, слушая стон деревьев. Утомление, холод, ветер сковали мою мысль, и я чувствовал не мир, а себя, свою древесину. Лежало гигантское дерево, упавшее между двумя тесно стоящими, из него был вырезан кусок, по которому лесоруб высчитывал годы, я сосчитал: двести лет. Тут же рядом лежали куски авиацион. бруска. Там и тут на подрумяненных волокнах стояли знаки самых высоких сортиментов: всё было, но деревья [погибли], и я шёл дальше, замечая…». В этой цитате ярко проясняется глубокая тревога и озабоченность Пришвина за судьбу недоступного человеку северного чуда, пришедшего к нам из далёкого прошлого клочка прекрасного, уникального леса. На следующий день, 4 июня, Пришвин записывает: «… Две линии: одна линия кубометровая (сплав, рубка, характер древесины и проч.), другая линия культуры: и вот эта линия на севере обрывается: трудно чувствовать поэзию леса, если видел конец…Приписка: Между тем обе линии могут сойтись …
       Мы идём обратно к Кодаве по ледянке, с которой возле верховья Коды мы должны свернуть на путик Осипа».  В дневниках Пришвин не пишет о двух происшествиях, произошедшем на их обратном пути. Первое из них случилось вскоре после того, как он со своим сыном встретили проводника Осипа и он повёл их за собой. Вот что об этом пишет в своих воспоминаниях Пётр Михайлович Пришвин: «Мы двинулись в обратный путь. Во время нашего движения я обычно шёл в стороне от группы с винтовкой, стараясь взять что-нибудь для еды, к обеду и ужину… В этот раз мне удалось взять глухаря и рябчика, которых вполне достаточно для троих мужчин на обед, ужин и завтрак. Делая полукруг, чтобы выйти к отцу и Осипу, я не нашёл их следов и стал загибать ещё круче. К моему удивлению, я нашёл их следы уже в конце круга. Спросил проводника, почему они повернули так круто, и он пояснил, что услышали медведя и пытались подойти к нему. После полуденного отдыха я отозвал папу в сторону и поделился с ним своим сомнением, что идём правильно. Он же, слепо веривший в способности Осипа, резко одёрнул меня, посоветовав не лезть не в своё дело. После ночёвки Осип до завтрака куда-то ушёл и долго не возвращался, вернувшись, он решительно заявил, что сбился и не знает, куда нам идти. У него был такой растерянный и виноватый вид, что стало ясно: надеяться на него нет смысла… Продуктов у нас почти не было, патронов тоже, и если ошибиться и выйти не к путику Осипа, а в сторону коми-зырян, то населённых пунктов не будет примерно пятьсот километров. Столько пройти мы не сможем. Размышляя так, я перехватил взгляд отца, устремлённый на меня, и понял, что теперь надежда у него только на меня. Пришлось мне взять обязанности проводника, уповая на своё умение ориентироваться без компаса. Я припомнил слова Осипа, записанные мной в дневнике: «Мой избяной ручей из-под лета на север бежит». Следовательно путик Осипа расположен с юга на север, он тянется почти на тридцать километров. Отсюда следует, что нам надо двигаться с востока на запад».
      Далее Пётр Михайлович подробно рассказывает, узнав по расположению мха, где север, он распределил обязанности путникам и они пошли. Он вспоминает: «Шли мы маршрутом ровно двое суток с краткими остановками для отдыха. Я строго выдерживал направление маршрута и лишь изредка поглядывал на Осипа. В конце вторых суток Осип вдруг упал на землю и не поднимался, обхватив руками ствол дерева. Подбежав к нему с двух сторон и заглянув в его лицо, мы увидели, что он беззвучно шевелит губами и из глаз его текут слёзы. Наконец, он произнёс слово «мой» и показал на ствол: на нём ясно виделось знамя «воронья пята», -  мы спасены, мы вышли на путик Осипа!».
     Второе происшествие на обратном пути случилось вскоре после первого и Пётр Михайлович продолжает вспоминать: «Но, как известно, беда не приходит одна, к вечеру у отца открылась дизентерия и он с трудом добрался до становой избы Осипа. Далее он рассказывает, как они с Осипом уложили отца в лодку и повезли его по широкому ручью в ближайший медпункт, но там не было лекарств, были одни перевязочные средства. Далее Пётр Михайлович пишет: «Положение становилось безнадёжным: отец быстро слабел. В запани я взял большую лодку с распашными вёслами, уложил отца на подстилку, укрыл его от дождя тряпьём и лапником и двинулся вниз по Пинеге. Конечно, я понимал, что если болезнь будет прогрессировать, отца мне живым не довезти. За целые сутки я перебрал в сознании разные варианты спасения отца, и, наконец, решился на один весьма рискованный. В Загорске на нашей улице жил извозчик «Божья пчёлка» (о нём я уже писал) – прототип Мазая, который все болезни лечил одним средством – большой дозой водки со специями. Я уговорил отца рискнуть. Сначала в котелке сварил кулеш из свежего рябчика с пшённой кашей, который папа называл «шти-каша, шти-лапша» - это было и «первое» и «второе». Жидкость в миске была на первое, а каша с куском рябчика – на второе. У меня в заначке хранилась четвертинка водки. Вылив её в кружку, я добавил соль, перец, горчицу, всё это размешал и вручил отцу. Он с трудом, но до капельки выпил зелье, съел порядочно и первого и второго, а затем выпил кружку чая. Заснул он мгновенно. Накрыв его для утепления всем нашим тряпьём и лапником от дождя, я продолжил спуск по реке. По инею, который оседал на «одеяле» вокруг отверстия для дыхания, можно было определить, что отец жив…».
      Далее Пётр Михайлович пишет, что это событие его отец хорошо описал в «Северном лесе» («Берендеевой чаще»), но вместо себя он описал его. Пётр Михайлович приводит большую цитату из этого произведения, описывающую происшедшее, и даёт комментарий к ней: «В этом описании есть ещё одна неточность, отец проспал не шесть часов после зелья, а целых двадцать четыре. Проснувшись, потребовал сразу же крепкого горячего чая и, напившись, встал на вахту. Лекарство за сутки воскресило человека, и после этого я поверил в него на всю жизнь».
      Внимательно читая описание Пришвина путешествия в Чащу, я всё же обнаружил всего одно предложение о его болезни в дневнике за 11 июня: «Пропущено описание болезни в Усть-Илеше (объелся свежей щукой) и фельдшер: пинежские сухарики – «филипповские, старого запаса». Видимо, в качестве лекарства были предложены фельдшером сухарики, но Пришвин не пишет лечился ли он сухарями. 
      И ещё об одном тяжёлом испытании в этом путешествии написал в воспоминаниях Пётр Михайлович: «Нигде и никогда до и после этого я не встречал такого количества клопов! Они бродили целыми полчищами  не только в жилых домах, но и в становых и едомных избушках охотников, - несмотря на то, что люди в них не жили с января по сентябрь месяц. Чего только мы ни предпринимали против них – всё было бесполезно: ножки кроватей ставили в банки с водой, но тогда клопы падали на нас с потолка: подвешивали над собой простыни -пологи, - они делали двойное падение – с потолка на полог и с полога на кровать – и доставали нас; ложились на землю  во дворе избушек, - они настигали нас по земле. Мы были искусаны так, что отдельных укусов уже не ощущали, кожу жгло так, будто кто-то стегал  тело крапивой. Они трудились над нами не только ночью, но и в течение всего дня без передышки. Здесь только в полной мере я понял, что значит долго оставаться без сна. При больших физических нагрузках в течение дня к вечеру мы были как осенние мухи, с трудом передвигая ноги».
       Несмотря на тяжелейшие испытания в пути, Пришвин продолжает ежедневно описывать в дневнике увиденное. Путешествие подходило к концу и он пишет в дневнике за 19 июня: «19 Июня -  9 Мая = 41 день путешествия в «Чащи», чтобы увидеть лес, незнакомый с топором. Лес мы увидели не лучший Лосиноостровского. Мы увидели то, что было возле нас и что мы знали хорошо, но мы, пройдя великие согры и рады с суродьями и долгомошниками, поняли, сколько надо природе истратить всего напрасно, чтобы создать прекрасный девственный лес. Но может быть, и не совсем напрасно? И разве наша человеческая жизнь, наше движение в обществе к лучшему не оставляет за собой таких же суродий и долгомошников?».
       С 20 июня, оказавшись в Архангельске, Пришвин ещё несколько дней знакомится с организацией местных лесозаготовок, встречается с людьми, посещает огромное предприятие по лесопереработке и с тревогой думает об охране леса. Он записывает в дневнике: «23 Июня. В пользу охраны Чащи. … Нам достали билеты на 24 вечер 9-30. Значит, 26-го утром мы будем в Загорске, и всего путешествия с 9-го Мая по 26 [Июня] = 48 дней…».
        «Двести-триста лет и северному лесу конец: он умирает, гниёт; а на юге и полторы тысячи – всё ещё здоровый лес. А сколько нетронутых лесов на Кавказе (не дают). Вот хорошо бы после севера посмотреть лес на Кавказе и, может быть, какой-нибудь холёный лес в лесокультурной базе». Домой из Архангельска Пришвин ехал на поезде, с ним в купе ехали и другие пассажиры, о них он кратко рассказал в дневнике. И, наконец, запись в дневнике перед возвращением Пришвина в Загорск: «26 Июня. В три ночи сошли в Александрове (наш поезд в Загорске не останавливается) и ждали местного поезда до 5.55 ут…
     Пока мы ждали на Пинеге, когда распустится берёза и зацветёт черёмуха, у нас отцвели сады, и мы, увидев цветущую черёмуху в Архангельске, приехали домой к отцветшим садам. Но зато мы поняли…(Вот это и есть главная тема всего моего путешествия: Чащи = Лосиноостровский заповедник.)».
      Поездка в Чащу была у Пришвина четвёртой по времени. Первое путешествие в леса Севера он совершил в 1906 году, тогда Пришвин жил в Петербурге: в Олонецкую губернию он отправился за сбором этнографических материалов. В этом же году появился в журнале «Родник» и первый напечатанный рассказ Пришвина «Сашок». В 1906 году родился его старший сын Лев. Результатом этой поездки стала книга «В краю непуганых птиц», изданная в 1907 году. Вторую поездку в леса Севера Пришвин совершил в 1907 году, он изучал жизнь поморов, плавал на малых и больших судах по Белому морю и Северному ледовитому океану, побывал в Карелии и Норвегии. После возвращения из путешествия, наполненный впечатлениями от приключений, Пришвин работал над книгой, изданной в Петербурге в 1908 году. Книгу он назвал «За волшебным колобком». Третью поездку на Север с посещением Беломорского канала, Хибин и Соловков Пришвин совершил в 1933 году, по материалам поездки написал очерк «Отцы и дети». 
     После четвёртой поездки на Север Михаил Михайлович Пришвин написал очерки «Берендеева чаща», впервые напечатанные в журнале «Наши достижения» (1935, №12, 1936, №№ 1, 2, 3). Позднее, в собраниях сочинений Пришвина эти очерки под названием «Северный лес» печатались с добавлением двух глав: «Тетерева» и «Запонь» (вторая «Запонь»).
     Переславская земля послужила пусковым механизмом для совершения четвёртой поездки Пришвина на Север. Причина поездки одна: писатель глубоко чувствовал надвигающуюся опасность гибели лесов России. Он хотел увидеть чудесный, нетронутый рукой человека уголок северной природы и сделать всё, чтобы его сохранить для потомков и в дальнейшем прекратить чудовищную вырубку лесов без возобновления посадок. Безобразную вырубку деревьев на берегу Плещеева озера он увидел перед поездкой на Север.
      В 1945 году Пришвин написал сказку-быль «Кладовая солнца». Главными героями в ней были дети-сироты: Настя и Митраша. Они жили в селе вблизи города Переславля-Залесского, у них отец погиб на Отечественной войне, мать умерла от болезней. Митраше было десть лет, Насте – двенадцать. Подробнее эту историю расскажу в следующем тексте.
      В конце своей жизни, в 1953 году, Пришвин написал повесть-сказку «Корабельная чаща», где героями были также те же Настя и Митраша. Дети направились из родного села вблизи Переславля-Залесского на север на поиски отца – лесника Василия Весёлкина, считавшегося погибшим на Отечественной войне.  Они узнали из его письма, что их отец жив, лечит свои раны на далёком севере, на Пинеге, недалеко от Корабельной чащи. Герой повести сказочник Мануйло, прототипом которого был проводник Пришвина на пути к Чаще Александр Осипович Губин. В конце повести, после различных приключений, долгих поисков, детям, к их радости, удалось отца найти: помог им это сделать Мануйло. Корабельную чащу дети увидели, она была спасена, как написал Пришвин, «хорошими нашими простыми людьми».
        Много лет прошло с тех пор, как ушёл от нас Михаил Михайлович Пришвин, но остались его художественные произведения, дневники и память о великом писателе, человеке, смотрящем в будущее. Благодаря Пришвину удалось сохранить для нас чудесные, уникальные уголки русской природы, в том числе и Корабельную чащу.
      Писатель Олег Игоревич Ларин живёт в Москве. Своё творчество он посвятил русскому Северу. Ларин повторил многие маршруты Пришвина по Северу, в вышедших книгах рассказал о своих путешествиях. Он написал очерк о путешествии в легендарную Корабельную чащу. Очерк опубликован в сборнике «Воспоминания о Михаиле Пришвине», изданным и выпущенным большим тиражом в 1991 году.
     Очерк начинается с рассказа об одной из наиболее ярких встреч Ларина на Пинеге со старым человеком, который напоил в своей избе чаем приплывших на плоту вместе с ним людей, нарубил дров, истопил печь и уложил гостей спать. Пока Ларин спал его приятели вместе с хозяином избушки с раннего утра были на рыбалке, наловили много рыбы – хариусов. Почти всю рыбу наловил старик и её показали разбуженному Ларину, сказав, что фамилия старика Губин и он уплыл к себе домой. Это оказался тот самый Александр Осипович Губин, о котором Ларин читал в книге Пришвина «Северный лес». Ларину не удалось в этот раз как следует пообщаться с Губиным, он не знал, что это тот самый пришвинский герой. Летом следующего года эта встреча с Губиным состоялась благодаря помощи Петра Михайловича Пришвина, которого разыскал Ларин в подмосковной деревне Федорцово. Пётр Михайлович много рассказал Ларину о своём отце, о поездке в Чащу, о их проводнике Губине и рассказал, где его можно найти. Из его рассказа Ларин узнал, что Губин – герой и «Корабельной чащи» -  последнего произведения Пришвина. И встреча его с Губиным состоялась будущим летом, в 1972 году, в лесу, в его избе. За чаем Губин много рассказывал Ларину о Пришвине, об их путешествии к Чаще. Он рассказал и о дальнейшей судьбе Чащи, частично пострадала она во время войны: деревья использовались для нужд авиации и флота. Но в Чащу вместе с Губиным Ларин не отправился, мечта сделать это в будущем у него осталась. Через несколько лет Губин умер.
     Мечта эта осуществилась. Как удалось добраться до Чащи писателю Ларину, можно узнать из его подробного очерка. В каком году это произошло он не написал, вероятно, это было в начале 1980-х годов. Помог ему найти Чащу инженер Выйского леспромхоза Николай Иванович Шарапов, совсем недавно побывавший в этом чудесном лесу. Он рассказал Ларину, что «примерно одна треть массива выгорела, точнее – опалена огнём где-то в семьдесят втором – семьдесят четвёртом годах». В дальнейшем сопроводил его на вертолёте МИ-2 и по лесным тропинкам до пришвинского леса директор Ертомского лесхоза Коми АССР Николай Васильевич Коврижных, который тоже впервые добрался сюда и полюбовался красотой увиденной Корабельной чащи  вместе с Лариным.
     В конце очерка Ларин написал, что через какое-то время Коврижных «обратился в лабораторию лесоведения Академии наук СССР с официальным ходатайством о создании в Чаще особо охраняемой территории на правах ландшафтного заказника или мемориального лесопарка… Он требовал сделать всё возможное, чтобы пришвинский лес остался неприкосновенным памятником природы, её эталоном». Когда очерк был написан и уже Ларин читал его вёрстку, Коврижных прислал ему вырезку из районной газеты, в которой, в частности, сказано: «Постановлением Совета Министров Коми АССР № 193 утверждён ботанический заказник республиканского значения  площадью 1182 гектара с уникальным участком спелых сосновых лесов. По единодушному мнению заказнику дали имя последней повести М. М. Пришвина – «Корабельная чаща». И далее говорится, что на территории природного памятника запрещаются все лесозаготовительные работы».
      Ботанический заказник «Корабельная чаща» учреждён в 1989 году. В информации, опубликованной в интернете в 2015 году написано: «Ландшафтный заказник «Корабельная чаща» располагается на границе с Удорским районом Республики Коми. Согласно проекту, его площадь 14,9 тыс. га, более чем на 80% малонарушенные лесные территории». Таким образом, площадь ботанического заказника «Корабельная чаща», созданного в 1989 году, в настоящее время увеличилась во много раз. Ещё в одной публикации в интернете сказано: «В 2015 году Всемирный фонд дикой природы организовал научную экспедицию в Верхнетотемский район Архангельской области. Целью исследования стала лесная территория, широко известная благодаря повести М.М. Пришвина «Корабельная чаща». В ходе экспедиции учёными и экологами были обследованы старовозрастные массивы, включая сосняки 250 – 300-летнего возраста, не тронутые хозяйственной деятельностью человека». Далее в этой публикации сказано, что цель заказника – предупредить сплошные вырубки лесов. Такие леса представляют высочайшую ценность уже не для кораблестроения, ценность их экологическая и эстетическая.
    На этом вторую часть текста о жизни Пришвина на Переславской земле я заканчиваю. Продолжение и окончание – в следующей, третьей части.
  22.12. 2021 г.