Джонни и Сергей

Джонни и Сергей

Нет, Джонни не считал, в отличие от большинства российских неизбалованных собак, Сергея… богом.
Да, кормит-поит, дал приют. Однако, если учесть особенности климата предгорий Шории и нравы местного контингента, работа круглосуточного сторожа могла бы иметь и более высокий рейтинг в глазах хозяина!..
Сами подумайте, каково Джонни видеть этих поднабравшихся самогоночки или водовки мужичков!
Каждый так и норовит  провести жирной, от сала и другой снеди, ладонью по спине, сунуть недоеденный кусок в качестве угощения.
Брр, короче. И не облаешь, Сергей заворчит, обзовет «жирным поросенком»…
А кто же виноват, что с годами брюшко округляется и походка становится утиной? Сам же кормит, как на убой!
Вот и терпишь, ждешь удобного случая поквитаться, приструнить беспечных нахальных дачников-садоводов, гостей из города.
Главное, зачем обзывается прилюдно? Не прав, не прав.
В Кондомушке Джонни считался старожилом. Приехал он сюда добрых полтора десятка лет назад сущим юнцом. Не сразу принял нравы лесных аборигенов.
Ежик Шустрый  (кликухи Джонни всем придумывал сам, подремывая на ватнике, сшитом  хозяйственной мамой Галей,  после приличного обеда на пару с Сергеем или  втроем – семьей) так и норовит на халяву полакомиться из твоей трапезной чашки…
Лай не лай, он, настырный, снова пришлепает к веранде вечером.
Приезжая на выходной, Галина пекла пироги, рассчитывая, что их будут есть Джонни и Сергей, разогревая к завтраку в микроволновке. Но стоило заботливой маме уехать на «Ниве» к станции, нерачительный хозяин начинал угощать его, Джонниными,  пирогами двух Михалычей.
 Собачий нюх у них.
Вскоре после отъезда Галины, как дрессированные, на пару появлялись на тропе  лесной просеки. Делился бы хлебом, так нет. Рокфеллерские жесты! Джонни не готов  уступать свою «косточку» задарма, а потому канючил взамен сладенького.
Одного из Михалычей Джонни окрестил Фермером, он ведь держал кролов, кур и гусей.
Другой получил прозвище -  Усатый Рыбак: в пять утра, прерывая дивный, но чуткий  собачий сон, топал из-за линии по его, Джонниному, проулку к пруду.
У Усатого Рыбака имелась жена – Фифа. Мама Галя ее иногда так называла за глаза.
Однажды  Джонни водил Сергея к ним в гости, разумеется, их пригласили в дом. Джонни  поднапрягся: крыльцо высокое, а брюшко-то солидное. Но с достоинством перевалил через порог. Тут он, не ожидая от себя такого неприсущего ему качества, сконфузился. И вот от чего.
От первой половицы до последней, считай, пол  устлан цветистыми ковриками ручной работы, явно не напольного назначения.
Фифа развела руками: проходите, мол, в избу! А как тут пройдешь, если энти самые нарядные коврики кругом? Потом Джонни решился-таки, ступил на первый коврик, задумавшись, перешел на второй, третий.
Никто не крикнул ему «Фу!», и он дошел до самого большого, темной расцветки, лежавшего на широкой хозяйской постели. На кровати все безопаснее!
Пес помнил, как по молодости ему неумеренно выпивший гость чуть не отдавил лапу. Пришлось его цапнуть, чтобы соблюдал правила приличия. 
Посчитал уместным улечься на темном коврике. Если и замарается от четырехлапого гостя, то хоть не  бросится в глаза пятнышко… Здраво, вроде, рассудил, так ведь? Фифа вдруг смутилась: « Во дает!»
Джонни мысленно, лишь бы  не отправили восвояси вместе с Сережей,  огрызнулся: глупая баба, я ж хотел, как лучше. Еще и сыром угощала, словно я кошка какая…
Он посмеялся про себя над Фифой. Говорила как-то, ее отец держал охотничьих собак, а сама на него поглядывает, как на крокодила-людоеда, со страхом. В ногу лизнул, чисто из внешней симпатии, так чуть не подпрыгнула, бедняжка.
В другой раз, уже нынешним летом, Сергей ходил к Редкозубу в гости  без своего вечного спутника жизни. Тот завел метиса с вот такущей шерстью, Джонни мог не только хай поднять при встрече… 
Веников привел Сергея домой поздним вечером. И не мудрено, что сопровождал: светлый летний костюм, преимущественно для парадных выходов предназначенный,  измаран землей и зеленью. Катил его, что ли, всю дорогу?
Хозяин не скрывал: «Джонни, я с мостика пьяный навернулся…»
А не ходи без меня, не ходи! Мог бы и не оправдываться, и так видно, опять хорош. Джонни хотел позвонить – наябедничать маме Гале, да вот сотовый телефон ему пока не по зубам. Скорее бы специально для собак выпустили!
А ведь Сергей обещал -  научит пользоваться.  Еще и номера там разные, не угадать, какой подходящий для жалобы.
И он еще меня поросенком обзывает, мстительно думал Джонни в тот поздний час, на себя бы сейчас полюбовался…
Если честно, Джонни не умел долго сердиться. Поутру дружелюбно лизнул  хозяйскую руку, безвольно свисавшую с дивана. Пошли перекусим? Если хочешь, опохмелись… Опохмелись, я сказал!.. Едри твою мать! Опять налижешься… Хозяин, видно, так и не выучил толком язык французского боксера за эти годы, хотя  пес его русский знал прилично, включая мат.
Итак, непонятливый Сергей опять наливал в свою фирменную стопку. Джонни насчитал четыре захода и осерчал. Говорил ведь сам вчера – помидоры с утра надо подвязать, а что теперь?
Подвязывать помидоры Джонни за эти годы тоже не научился. Да ведь и не собачье  это дело, если по справедливости. У каждого в усадьбе свои функции.
В очередной раз, проводив жену, сына и внука с мамашей на станцию, хозяин устроил вечерний сабантуй. Во второй половине распития отнюдь не чайных напитков Сергей взял в руки свою голосистую гармонь.  Всякий раз, подпевая ему и гостям, Джонни – трезвенник от роду – милостиво начинал считать Сергея полубогом за душевную игру.
Кобель  играть не мастак. А вот сын пошел в мать: баба Таля и на гармони играла, и рыбачила, и умело колола дрова. Было, было…
Джонни чувствовал теперь приближение своей старости. Иногда психовал, если косточка попадала не по зубам. Ешкин кот, ругался ворчавший на собачью судьбу Джонни, вот оказия, обидно-то как. Жил бы да жил, а силы сдают!
Потом он  успокаивался: в целом его жизнь удалась. С тем и засыпал.
                Июль,2013. На даче.