Близкое и незнакомое

ЧАЙНЫЙ ГРИБ

Солнце сравнимое с чайным грибом
плавает в утренней взвеси.
Что-то с рассветом приходит в мой дом,
то, что не взять и не взвесить.
В память оно затекает, как мёд
узкой тропинкой под вязом.
Думаешь, дело к чему-то идёт?
Нет, копошится и вязнет.
Тускло сияет под толщей воды
купол и крест колокольни.
Видно: уазик, пятно лебеды,
взрослые, я – мелкий школьник.

Память не в тот затвердела объём,
в крупный янтарь побережий.
Здесь мне не место, не место мне в нём.
В детстве, в посёлке я не жил.
Солнце не выловишь из глубины.
Не оботрёшь от тумана.
Мысли так медленны и так длинны,
но возвращаться мне рано.

Жаль тот посёлок: над жидкостью гриб,
связки сушеного перца.
Мы б с пацанами такое могли б...
Жаль не моё это детство.
Нет, не устал, не запутался я,
сердце наверно вкипело
в чью-то судьбу, в желтизну янтаря,
в осень и в храм... белый, белый...


ИЮЛЬ

Вьюн упорно к небу вьётся.
Что печалило – прошло.
Утро.
Пригревает солнце –
вот и жужелке тепло.
Что такое быть счастливым?
Жизнь не часто, но добра.
Где испорченные сливы,
там пирует мошкара.
Над дорогой сумрак тает,
чуть ещё осталась грусть.
Мошкаре спокойней в стае.
Кто отстал, тех съели –
хрусть.
Даже шорохов не слышно.
Разве только в свой закут
муравьи сухую мышку
вдоль оврага сволокут.
Мирно всё.
Один (без меры)
растрезвонился сверчок.
Он, конечно, самый первый...
на деревне дурачок.
Знал бы, как жестоки люди
отсиделся бы молчком.
А теперь гадай, что будет
с бедолагою сверчком...


МУРАВЬИ

В мире много сладких территорий.
Всё съедая на своем пути,
муравьи съедают даже горе.
Горе, ты слабеешь, отпусти.

Ух, ты, как накинулись злодеи.
Каждый глубже вгрызться норовит.
Горе, ну, признайся, ты вкуснее
неудач и комнатных обид.

Слаще мёда мне твои потери.
Внутрь тебя проникли муравьи.
Чёрненькие, маленькие звери.
Кисленькие монстрики мои.

Патокой текут на землю силы.
Горе-яство, горе во плоти.
Сытно исчезаешь и красиво.
Так, как ты, никто не смог уйти.