До Рассвета

(Поэма)

Вот и предстали мне неведомые дали,
Что прятали свой лик в сакральной глубине.
Не слышал я родных, которые рыдали,
Их не было со мной – не по моей вине.

Вначале подошел поспешно Провожатый,
Коснулся он плеча, сказал: «Тебе пора.
Ты на полях судьбы, посеянной и сжатой.
Начнется новый путь от смертного одра.

Но прежде чем уйдешь из этого предела,
Ты посетишь дорог скопленье и узлы,
Где ветры бой вели, а сердце отболело,
Где будущих пиров расставлены столы.

В походе отыскать ты должен Ключ Рожденья –
Он от земных дверей и Солнечных Ворот.
Да не скует тебя безмолвное смятенье,
Да осеняет путь бездонный Небосвод!»
—   —   —
И снова я один остался в отчем доме,
Дорога многих лет лежала подо мной,
Она вела меня по выделенной доле,
Хранила до поры бетонною стеной.

Ворвавшись, подхватил меня прохладный ветер –
И с птичьей высоты смотрю на то, где был…
Где я нашел приют на этом белом свете,
Где ждал я и мечтал и где мой взгляд застыл.

Дорожка вдоль домов, пропитанная взглядом, –
Моя душа на ней оставила следы,
По ней ходили те, кто был со мною рядом,
О ком уже давно лишь память и… мечты.

Здесь и любовь жила. А может, и не сталось… –
Любимая ушла, всё прошлое забрав:
Сказала, что любви не то чтоб не осталось,
А не было ее – забывши, буду прав.

Пускай не в мир души – в основы Мирозданья
Пытался я взглянуть – за дальний горизонт –
Сквозь веточки дерев, через окошки зданья…
И хмурым представал всё чаще небосвод.

Дорожки там и тут истории шептали,
На каждой проступал и таял чей-то шаг –
Ушедшее на век в заоблачные дали
На них еще тогда… мне подавало знак.

Осенней пустотой и зимней круговертью
Являло, позабыв о цифрах на часах.
Шаги, что быть могли, но вырезаны смертью…
Что мы не дождались… Последней встречи взмах.

Тут шел и мой отец как будто бы недавно,
А я ловил его глазами вдалеке…
Теперь же за окном и холодно, и рвано,
И жил я меж дорог на малом лоскутке…

В надежде, что пройдут печали, будто тучи,
И в Солнечный восход я буду погружен…
Но снова, как тогда… меня сомненье мучит:
Пред вечностью, как лист опавший, обнажен.
—   —   —
Мне что-то говорил пропавший незнакомец…
Ах да! Он мне сказал, найти я должен Ключ!
Быть может, разгляжу его я из оконец?
Укажет, может быть, дошедший с неба луч?

Но что я ни хватал из памяти – поблекло.
Оно уже прошло, ему уже не быть,
Со мною навсегда, его минует пекло,
Но Двери до Небес мне прошлым не открыть.

И только понял так, всё изменилось тут же:
Теперь не в доме я – дорога предо мной,
Другое время дня, исчезли хмарь и лужи,
Уходит солнце вниз – уносит дальше зной.

Дорога ветерком со мной заговорила:
«История во мне и слава, и тщета,
И немощь, и напор воинственного пыла…
Играл вечерний луч на зеркале щита…

Империи былой шагал когда-то воин,
И поднимали пыль копыта лошадей…
Но, как и всё, поход годами успокоен,
И пыль опять легла, и слава вместе с ней.

Апостола Христа потом нога ступала. –
Припасть бы мне к земле! Спросил я, где тот след? –
За долгие века прошло людей немало…
Он стерся на камнях, но сохранен Завет!

Вдохни поглубже – он повсюду растворился!
Присядь и отдохни на камень у воды…»
И тут же ветерок дорог угомонился…
Но как забрать с собой воздушные Следы?

Побыв немного тут – у ласкового моря,
Пошел я по тропе, не выбирая путь.
И отзвуком в душе, моим стремленьям вторя,
Припомнились стихи, где рифмой стала «суть».

Но где ее искать? На гравии обочин?
У придорожных трав? Довериться столбам?
Ответ тот должен быть, неоспорим, бессрочен,
Дорога же спешит… по ст;пам и стоп;м.
—   —   —
И шли навстречу мне прозрачные виденья,
Всех тех, кто здесь бывал – виденья их судьбы, –
Склонялись, как они молчащие, растенья –
Озера васильков и взрослые дубы.

А вот и донеслись пронзительные ноты,
Роднящие меня с увиденным теперь:
И подорожник тут, и одуванчик желтый –
Цветы из жизни той… И веры… И потерь.

Ошибок и грехов своих теперь заложник,
Я робко подошел и наклонился к ним.
Качнувшись, произнес чуть слышно подорожник:
«Мы дождались тебя! И что сказать хотим…

Всем тем, кого теперь увидишь по дороге,
Не сможешь ты помочь и руку протянуть –
Они у пустоты глотающей в залоге,
Но будет светлый час, и им укажут путь.

Зачем их встретишь ты? Чтобы себя наставить,
Принять прививкой их разросшийся недуг,
Чтобы потом себя в себя взглянуть заставить
И оборвать в себе своих пороков круг.

Но не реши теперь, что сам ты без занозы,
Вошедшей прямо в грудь – над чем не знаешь власть, –
Которая другим прививка от угрозы
Яд в сердце допустить и без поддержки пасть!

Иное средство тут: по Милости Великой
Занозу удалит лишь ангела крыло,
Когда ты воззовёшь из бездны многоликой
К Престолу Высших Сил, с корнями вырвать зло».

«А мы – тебе друзья! Пожмем давай-ка пальчик!
Подскажем, если что… напомним… разъясним!
С тобою мы в пути! – добавил одуванчик, –
И ангел в вышине! И времена за Ним!..

Нельзя тебе стоять: изменчива “константа”,
Минуты – как песок, тут это видишь в явь.
Отобрано пока орудие таланта,
И прошлых мыслей взгляд ты тоже тут оставь.

Смотри, уже стезя ныряет под подошвы –
Давай-ка делай шаг, провалишься, не стой!
Отсюда не уйти тебе дорогой прошлой –
Свершились дни твои, но не пришел покой.

В конце, куда зовут, Восход неугасимый,
Как будто Свет Весны, разрушит «горы льдин»,
Но путь туда сейчас для ног непроходимый.
Поэтому не стой! Хоть страшно, но иди!»

Я вспомнил, как давно с привязанною тапкой
Впервые сделал шаг в квартире угловой…
И, будто в первый раз, пошел походкой шаткой
Вперед, где слышал гром, где обрывался вой.
—   —   —
Там вдалеке уже темнело поднебесье.
Не тучи ли? (Сказал я раньше бы: «Циклон».)
Как будто, наконец разрушив равновесье,
Открыла бездна зев на множество сторон.

И ветер поднялся, всё дальше увлекая
Бесцеремонно к тем темнеющим холмам.
И вот уж не найти спасения до края!
Не доверяю я ни воле, ни стопам…

Как пыль меня несёт… А тьма вокруг всё гуще!
И ветер, поглотив, теперь уже внутри…
Но кто-то задержал пред бездною влекущей,
Опору подложив, он мне сказал: «Смотри!»

Из бездны поднялось невиданное древо,
Мертвяще-серый ствол скрывался в глубине.
Тот вид бы ужаснул до основанья нерва,
Когда пришел бы он всего-то лишь во сне.

Вгляделся в крону я… Да это же не ветви…
Пучки воздушных струй и завихрений сонм!
Сбегались смерчи, как напористые вепри,
Все ветры дули в «ствол» – всё поглощавший трон.

«Смотри! – твердил мне Глас, – людей сжирают силы…
Безверья ветер их от Жизни оторвал,
Дышавшие вчера, мертвы отныне, стылы,
И Алчущий во тьме поглотит этот вал».

«Безверие? Всего? И ожидает гибель?!»
«Унынию оно дает пуститься в рост,
А далее душа у многих как на дыбе,
И разные грехи свой поднимают тост!

Любовью близких душ возводится преграда
Для ветров, что несут ко древу вихрей зла.
Нет ничего страшен такой любви для ада,
Но и она в веках не всех спасти смогла.

Ты видишь это сам. Спеши теперь же дале!
Раздвину смерчи я, поставив мост во мгле.
Молились за тебя и где-то очень ждали –
Отсюда увезти теперь нетрудно мне.
—   —   —
Меня швырнуло прочь – исчезло древо бездны.
Вокруг другое всё – и тихо, и тепло…
Контраст не передать – как всё же тексты бедны.
И облако одно теперь меня вело.

Предстал привычный вид: трамваи и аллеи…
Как будто я опять по городу иду.
Всё так… но и не так… и небо тут синее…
И сквозь спокойный вид я чувствую беду.

Машины по шоссе идут заметно тише,
Расплывчата листва растущих рядом лип,
И словно на холстах рисованные крыши,
А время… этот миг как будто бы прилип.

Прохожие: старик несет кефир в пакете,
На велике, звоня, проехал мальчуган,
Студенты, молодежь… Да только «люди» эти
Как будто бы таят в себе один изъян.

Меня тут словно нет; вопросы безответны,
Что, не понявши суть, задать пытаюсь им;
Движенья коротки, морганья незаметны;
И в их глазах не блеск – туман там или дым.

Я снова над собой услышал тихий голос:
«Не люди то идут, не здания стоят…
Тут чья-то жизнь скользит по бытию, как полоз,
И памяти дает про-явленный наряд.

Один из всех «людей» здесь человек реальный.
Его-то память ты и можешь созерцать.
Он бродит в миражах потерянный, печальный…
Не возмутится гладь сознанья озерца.

Желая отыскать потерянное что-то,
Кого-то повстречать, ушел в себя он весь,
И, не сумев принять минут и дней полета,
Минувшее “творит”… Ты видишь только “взвесь” –

Случайный редкий гость в его застывшем прошлом.
Он тут уж много лет скитается без сна –
Нашли бы мы его по стоптанным подошвам.
Как тяжка явь ему, как здесь душа грустна.

Заглядывает всем неузнанным виденьям,
Которых сам явил, в туманные глаза…
С такою теплотой, с надеждой и терпеньем…
Но сердце будто вновь касается фреза.

Причины могут быть “живых гробов” различны:
Потеря близких душ, невысказанность слов…
Но к будущему здесь слепы и безразличны –
Несчастные на нем поставили засов.

Когда-нибудь они услышат зов из Рая:
Доходит голос тех, кого искали тут –
И рушится мираж, завесу разрывая, –
Они уходят ввысь, где счастье обретут.

Однажды луч Любви достигнет и досюда –
Ваятель этих снов прильнет к родной душе,
Фантомы разметет от солнечного гуда…
А ты иди вперед – тебе пора уже.
—   —   —
Недолго я шагал по дали неизвестной,
И то ли видел я, что подавал мой взор?
Однажды проходил над стонущею бездной
И понял лишь потом, что вдоль нее – забор.

И вот возник у скал довольно крупный город –
Ключом кипела жизнь, что точно не мираж,
В нем все – и старики, и кто был слишком молод –
Работали вовсю, поймали свой кураж.

Ну что ты ни возьми, в руках у них горело!
Садовник и портной, писатель и гончар…
Картина мастерства меня чуть-чуть задела:
«А я бы так не смог… хоть был, наверно, дар».

Но вот промедлил чуть – разглядывая вазу,
Что на моих глазах художник смастерил, –
И… сыплется она! До дна! Почти что сразу
Остались на столе песок да мокрый ил.

Я обернулся – всё ушло в одну секунду,
Разрушилось в песок и пепел или пыль,
Страницы книг – в золу, мосты – в осколков груду,
Где был железный путь – уже торчал костыль.

Но люди вновь и вновь ваяли и лепили,
Упавшее опять старались возвести…
Не знали то, что всё во прахе будет? Или…
И не хотели знать, что кратки их пути.

Печали не найти, и вид у всех бравурный,
Не плачут ни о чем, напротив – смех навзрыд,
Глаза горят, поют… Но в этой жизни бурной
Один вопрос для всех, как понял я, закрыт.

Вопрос тот: почему срок созданного краток?
В том городе никто задать его не смел.
Любой – мастеровит, и труд его был гладок,
Я ж думал, видя всё: «Доделать бы успел!»

Хотел остановить и обратить вниманье,
Подумав, чтоб они решили, что не так,
Но чуть не брошен был за это на закланье –
Спас юноша один за погнутый пятак.

Ушёл, не предприняв ещё одной попытки.
Я понял, что моим словам никто не рад.
Не разрушения – мысль об этом хуже пытки.
К тому ж невдалеке другой виднелся град.
—   —   —
Поближе подойдя, его увидел стены,
Что были выше гор и выше облаков,
А складки серых плит, как великана вены,
Внушали образ рук – защиту от врагов.

От всех и от всего те стены ограждали –
Ни внешний ветерок, ни стайки шустрых птах
Не залетят за них. Всегда чужие дали
Незримы в граде том, не вызывают страх.

Я думал, что меня погонят восвояси,
Но приоткрылись тут огромные врата,
И опустился мост, как бы язык из пасти,
Меня ввела к себе верховная чета.

Показывали мне алмазные соцветья,
В бетоне письмена, их обрамляла сталь,
Часы веков, что тут зовутся «многолетья»,
И массу звездных карт, впечатанных в хрусталь.

Здесь всё ограждено от внешнего влиянья –
И мыльница, и гвоздь ковались на века,
И вечным был венец любого созиданья –
Не ручкой, а резцом писалась тут строка.

«А стены для чего?» – спросил я в изумленье.
«Движения не все в округе учтены –
Неведомое нам возможно завихренье,
Которое падет на монолит стены.

Но если бы оно проникло в наше царство,
Кто знает, сколько бед, ущерба принесло б.
И в малом ветерке достаточно коварства,
Особенно когда подует точно в лоб».

Сказали о часах, о силе равновесья,
О том, что вечность им уже покорена,
Но от вопросов вдруг как будто сжался весь я:
Могущество… и что ж? От ветерка стена?!

А дальше я узнал, что в центре, в черном замке,
«Бессмертные» живут – великие мужи,
С науко-колдовством они «шагнули в дамки» –
Тончайший интеллект весомо послужил.

Теперь как короли на драгоценном троне!
Но издревле они совсем не видят свет –
Иначе луч его пергамент кожи тронет…
Для «вечности» такой необходим запрет.

Меня просили там остаться и учиться,
Освоить опыт их и понести другим…
Устал я созерцать недвижимые лица.
Уйдя стряхнул их пыль – уж лучше быть нагим!

Ах, я же позабыл, мне нужен Ключ заветный!
Но там, где побывал, не быть ему во век.
И я прибавил шаг, а дальше незаметно –
Под горку… с ветерком… – он обратился в бег!
—   —   —
И не заметил я – несусь-то над страною,
Но, разглядев ее, стою уж «у дверей»!
Ее печальный вид объят был сединою,
И флаги теребил нещадно суховей.

А в небе и вокруг – движения и краски:
Картины чудных мест летели дальше… прочь.
Дороги же внутри как будто были вязки,
И что-то изменить там никому невмочь.

Смотрели люди вверх, как неживые куклы,
Где образы чудес парили в облаках.
От горя и тоски их почернели скулы,
Шагов вчерашних пыль лежала на стопах.

Иссохшие глаза скребли минут описки…
Бездомные Времен, хоть бейся, хоть рыдай.
И я увидел знак, торчащий у развилки:
«Тут мимо проходи – Упущенного край».
—   —   —
Покинув тот предел, уже в ином я царстве,
Но схожем – ведь и тут недвижность правит бал.
Подумалось на миг о сказочном лекарстве –
Как будто паралич всех жителей сковал.

Но это не покой – заметно напряженье:
Бунтарства на челе оставлена печать,
И слышится во тьме зловещее броженье…
Но действий нет нигде. Не могут и начать!

Тогда мне свыше Глас поведал суть картины:
«Кипучей жизнь была, и наломали дров.
И вот для силы их поставлены плотины –
Чтоб обездвижить тут. Закон для всех суров.

Подумав, что и я мог быть в таком же месте,
Но там – уж на земле – включили «тормоза»
(Хоть было нелегко, признаться коль по чести),
Пошел я от тюрьмы, куда глядят глаза.
—   —   —
Я вышел в тихий дол, тут озеро ласкало
Неспешным плеском волн и зрение, и слух,
Там, где-то вдалеке, шторма хлестали скалы,
А здесь бы не взлетел от ветра даже пух.

Присев на бережке, глаза закрыл – сморило.
Заснул я или нет… – не в этом суть вещей, –
Привиделся мне край, куда пришел, но сила
Иная тут была и столько мощи в ней!

Не тихий водоем – стихию видел, море!
Но те же берега и тот же горизонт…
А рядом на песке слова возникли вскоре:
«Хранили эту мощь с замахом наперёд.

И озеру не быть – останется болото,
Трясина засосёт и планы, и расчёт.
Как не сберечь добра за пазухой у мота,
Хранимое во тьме с годами утечёт.

Глаза открыв, опять увидел гладь покоя,
Но в этот раз я знал, что прячется за ней.
Ворчливая волна к ногам швырнула комья,
Чтобы подкинул я приют пропавших дней.
—   —   —
Задумавшись о том, чт; нам дается Свыше,
Чт; следует растить, чт; нужно нам унять…
К завалам из камней я незаметно вышел,
А рядом письмена – бумаги фунтов пять.

В них кто-то сообщал: «Мы здесь составим горы
Логических основ, суровых теорем…
Сомненья не пробьют, их не расколют споры,
Они поднимут вверх, где “Знак вопроса” нем!

Гипотезам – долой! Наитиям не место!
Фантазии, как слизь, мы уберем со скал!
Где точность, как кристалл, бессмысленности тесно!
И мы узнаем то, что род людской искал!

Но не было б огрех – логической ошибки…
Войди она в гранит – в основы этих гор…»
Я больше не читал – те свитки были зыбки –
Рассыпались в руках, писавшим их в укор.
—   —   —
Не знаю, долго ль, нет меня тропа водила,
Я вышел на пустырь к большому Колесу.
Открытой там была глубокая могила,
И множество людей страдало навесу.

Крутилось Колесо, как нож от мясорубки,
В могильное нутро бросая горемык –
Не годен механизм на жалость и уступки,
Но скрип его похож на вой и львиный рык.

Людская плоть везде пришита паутиной –
Не шевельнуть рукой и не помыслить бунт.
И, судя по всему, она была старинной –
Та хватка Колеса: какая сложность пут!

Приблизиться боясь, смотрел я в отдаленье,
Как тех, кто шел к нему, бледнел и таял след.
А их была толпа! Я, напрягая зренье,
Прочел на Колесе: «Тут Суета сует».
—   —   —
Всего лишь суета, обычная, не боле,
Но сила велика и ненасытен нрав…
Давно уже в пути, и предо мною поле
Красивейших цветов, пьянящих разум трав!

Вдруг вижу я: душа взметнулась выше радуг,
В империях паря, вкушала трепет звезд,
Но вывернулся взлёт – и обращен в упадок,
А радуги спина – отныне в бездну мост.

И вот уже душа барахтается в луже:
Изнанкой тот полет на поле грязи лег,
Но этот дикий смрад с душой отныне дружен –
И в нечистотах ей всё мнится прежний взлёт.

А хочется страшней, еще страшен паденья!
Сменились полюса – «подняться» и «упасть»!
Закончилось на том ужасное виденье –
На высохшей траве горело слово «страсть».

И там, невдалеке, с другим столкнулся Страхом:
Кошмары всех мастей устроили парад,
Уроды, упыри, обсыпанные прахом,
Людей влекли к себе, и шли их толпы в ад.

Восторженно крича от брызгающей крови,
От разложенья тел, от порванной души,
Лишенные ума с огнем вставали вровень
И падали в него – в объятья жаркой лжи.
—   —   —
А больше говорить не в силах я об этом –
Там жизнь подчинена стремлению не быть.
Над ними небо взор закрыло черным веком,
Чтобы не видеть их! И мне бы позабыть.

Но вспомнил обо всём, когда пришёл к поляне.
Вокруг неё не лес, а будто в бездну щель.
Тянулись из глубин и языки, и длани…
И тут же заиграл в моём сознанье хмель.

Парили как эфир неявленные мысли,
И образы машин, и зданий, и стихов…
Потом стремились вниз какой-то дикой рысью,
Не оставляя вмиг ни черточки, ни слов.

Я понял, ничего и нечто вижу всплески,
Которым тут могу существованье дать,
Иначе скроют их тьмы вечной занавески,
И рухнет в пустоту случайных связей гать.

Вот кто-то дал им желчь – и ожил всплеск уродца,
Восстал огонь и страх… И плоть познала грех!
Другие дали свет – и маленькие солнца
Взмывали в вышину, одаривая всех…

Бурлящее ничто – возможности и только.
Касается души и не дает заснуть.
Но нашей воле знать, что сладко, а что горько!
Не в пустоте – в живом существованья суть.

Я был заворожен… Но грянул Голос грома:
«Отсюда уходи – пока ты не созрел.
Опасна для тебя небытия истома.
Придет и твой черед. Ступай же в свой удел.

И не тревожь души, боясь за день грядущий,
Но слушай, что тебе вещает сердца стук.
Пусть даже будет шторм и ураган ревущий,
Ты станешь созерцать движенье Божьих Рук!

Есть те, кто заглянуть хотел за яви грани,
Гадая на воде, выгадывал тропу, –
Они шагнули вниз с несущей твердой Длани,
И случай, поднырнув, унес их на горбу.

Не бойся и не жди – иди, и будь что должно!
Твое богатство – Путь, в твоем кармане – ум.
Не оставляй имен на камне придорожном.
Завершена судьба, но ждет последний дюйм».
—   —   —
Пришел я, наконец, к холму в цветах и травах,
Что с солнцем дружен был и с далью породнен.
И музыка плыла в двенадцати октавах…
Тревога отошла, как страх вечерний днем.

И все-таки ступать старался осторожней.
Но вижу, вновь со мной мои «опекуны»:
И одуванчик тут, и рядом подорожник,
Куда-то торопя, тянули за штаны.

Здесь в центре на холме одна стояла башня.
Дозорный на стене заговорил со мной:
«Встречаю я Рассвет! Рассвет над всею Пашней!
Тебе идти вперед, где Свет уж голубой».

«Но Ключ я не нашел заветный, – отвечаю, –
И где последний дюйм, что мне пройти дано?
Добавят ли меня с Рассветом к урожаю?..
Плутая по земле, я растерял зерно».

«В чем был последний дюйм? Не видеть здесь другого!
А зерна прорастут, пусть даже грунт сыпуч.
Там ждут тебя – иди! Любовь – всему основа.
Те, кто любил тебя, дадут тебе и Ключ».
Июнь 2018 – июнь 2020