Людмила Парщикова

ЛЮДМИЛА ПАРЩИКОВА
(1951 - 2015)

Ни от чего Господь не уберёг.
В долине рожь знобит зелёной дрожью,
и подорожник никнет вдоль дорог,
и бэтээры прут по бездорожью.
И образок на выцветший мундир
из-под тельняшки выбился некстати.
И чьё-то чадо сквозь прицел следит
за точкой, где у сына на груди
заложницею бьётся Божья матерь.

* * *

Взрослые могут быть разными,
а дети – только хорошими;
с мордашками измазанными,
с волосами взъерошенными,
или постриженными под нуль –
июль,
и просто некуда деться
от жары, от радости, от соседства
с глазастыми одноклассницами,
одетыми в ню...
Я никого не виню,
просто пытаюсь согреться
ретроспективами детства:
выше пояса травами,
велосипедными травмами,
льдом родниковой воды,
лазейками в чужие сады,
подсвеченными одуванчиками;
солёными – из глаз – фонтанчиками
после трепки вчерашней,
а если уж очень страшно –
возможностью к маме прижаться...
Но согреться не получается,
ибо – не успеешь разбежаться –
детство кончается.

* * *

Спит, согревшись на печи, Емеля.
Муромец на жёсткой лавке дремлет,
подперев дыханьем ветхий кров.
Рано.
Петухи зарю не пели,
и покуда дух не явлен в теле –
не буди, звонарь, колоколов.
Не пугай Вселенную набатом –
пусть посуществует благодать
на планете, по какой когда-то,
может быть, ходила Божья Мать.
Не тревожь уснувшего.
Пусть спит он,
жизнь передоверив небесам.
Не зови воителя на битву.
Час пробьёт – и он проснётся сам...

* * *

Над водой, затянутою ряской,
то ли миг, то ль вечность простою.
Не вспугни нечаянною лаской
душу присмиревшую мою.
Этот берег, жёлтый и безлюдный,
этот в небо уходящий лес –
самое бесхитростное чудо
в мире расшифрованных чудес.
Может чья-то память растолкует
шум дождя, росу на стебельке
и меня, счастливую такую,
на вселенском стылом сквозняке...

* * *

Плачет ли ребёнок за стеною,
милостыню ль просит инвалид –
вроде, слава богу, не со мною
происходит.
А во мне болит.
В перевоплощения не верю.
Но темно колотится в висках
смертный ужас загнанного зверя,
птицы ли подстреленной тоска.
Словно где-то в недрах подсознанья,
как на ветке – капелька росы,
на незримой нити состраданья
мирозданье зябкое висит...

* * *

Неизносимо сиротское рубище.
Сколько б ни выпало радостей в будущем –
не на чьей выплакаться груди:
Нету со мной самых близких и любящих –
тех, кто баюкал, и тех, кто будил.
За полночь лягу и встану чуть свет.
Судная доля моя неделимая –
так получилось, что любящих нет.
Только любимые...

* * *

Музыкой в голове
вольный гуляет ветер.
Яблоки по траве
шлёпают, словно дети.
Греется паучок
на стебельке отвесном.
Под золотым лучом
мне ли не хватит места?
Тонкий небесный шёлк
в спелой листве полощется.
Боже, как хорошо!
Как уходить не хочется...