Песнь песней переложение

Касаньем уст своих меня лобзай,
твой поцелуй вина любого слаще!
А в имени твоём: цветущий май -
благоухающий и свежестью манящий;

как мирро благовонное оно
и потому тебя девицы любят.
Влеки меня в чертог, где нам дано
с тобой, мой царь, слить воедино губы
и восхищаться больше, чем вином,
твоими ласками. Люблю тебя и славлю!
Влеки меня в чертог, где нам дано
разжечь любви пленительное пламя.
О, дщери Иерусалима! Я -
Читать далее..."как гордые шатры Кидара,*
и красота, созревшая моя,
достигла соблазнительного дара.

Она – как полог, что завесил вход
в жилище песнопевца Соломона,
она чиста, как песня пенных вод,
стекающих долиною Кедрона.

Вы не смотрите, что я так смугла –
меня нещадно солнце опалило,
когда я виноградник стерегла
за то, что братьев сильно рассердила.

Они поставили меня его стеречь,
но не уберегла я винограда –
ведь я с тобой, с тобой искала встреч
и место то, где ходишь ты со стадом.
.
Скажи мне ты, кого люблю душой,
где ты пасешь? где в полдень отдыхаешь? –
чтоб не искать тебя в толпе большой
твоих друзей, с которыми играешь.

- О, если ты не знаешь, где найти,
прекраснейшая из прекрасных женщин,
то по следам овец моих иди,
ищи меня по знакам этим вещим.

Своих козлят паси возле шатров
пастушьих, где долины запестрели,
где дуновенья трепетных ветров
похожи на весёлые свирели…

Любимая, похожа ты сейчас
на чистокровную гнедую кобылицу,
что фараон впрягает каждый раз
в свою египетскую колесницу.

Твои ланиты – в нитях жемчугов,
на шее – ожерелия литые,
на щиколотках, в такт твоих шагов,
звенят подвески и браслеты золотые.

- Покуда царь был за столом своим,
дотоле нард мой источал благоуханье.
К моей груди ты мирром дорогим
прильнул, возлюбленный, как робкое дыханье.

Ты – кипера* свисающего нить
в янтарных виноградниках Ен-Геды.**
Как лозы, наши волосы сплелись
в знак нерушимый брачного завета.

- Возлюбленная! Взгляд твоих очей
из-под ресниц таинственных и длинных,
как сполох синий пламени свечей,
как чистый воздух взглядов голубиных.

- Любезен ты, возлюбленный, со мной.
Нам эта зелень будет мягким ложем,
а эти кедры – кровлей и стеной,
и кипарисы рядом с ними – тоже.

2
- Как лилия среди терновых лоз,
среди девиц стоишь, моя принцесса!
- Возлюбленный мой, как гранат, возрос
в кругу друзей, как в середине леса.

Люблю садиться в тень его, когда
душой изнемогаю в знойный полдень.
Так сладок нёбу вкус его плода,
так необычен вкус и благороден.

Ты ввёл меня в дом пира и огня,
любовь твоя, как знамя, трепетала
над головой моей. Налейте же вина,
в котором бы я радость испытала…

под головой моей одна его рука,
другой к себе он крепко прижимает.
- Ах, не будите вы возлюбленной, пока
она сама того не пожелает,

о дщери Иерусалима! Вас
газелями об этом заклинаю.
- Вот голос милого! вот он сейчас
идёт ко мне, идёт ко мне – я знаю.

Как серна, прыгает он по холмам,
как молодой олень взбирается на горы.
И вот уже он появился сам,
Глядит в окно своим горящим взором

и шепчет мне: - Возлюбленная, встань!
Прошла зима и кончились дожди,
цветы раскрылись – смоква и миндаль
в саду, благоухая, расцвели.

И пенье птиц и горлицы призыв
уже слышны и в нашей стороне.
Встань, милая, развей как порох, сны,
приди, моя любимая, ко мне.

Сидит моя голубка на скале
над пропастью, в своей уютной нише.
открой лицо своё – будь посмелей,
подай свой голос, чтобы я услышал

приятное журчанье нежных слов.
- Ловите нам лисиц и лисинят,
что виноградникам приносят зло,
когда они цветами запестрят…

Друг другу мы принадлежим теперь,
покуда день не кончился прохладный,
и тень не убежала, словно зверь.
Вернись ко мне, олень мой ненаглядный!

3
Того, кого люблю своей душой –
его на ложе ночью я искала,
но не нашла, и прежний свой покой
утратила. Я с ложа тихо встала,

по улицам и площадям ночным
искать того, кого люблю, пошла
и, встретив стражу, обратилась к ним:
- Того, о ком грустит моя душа,

быть может, видел кто? - но ни один
из них его в лицо не видел даже.
Я только отошла, как господин
мой – мне навстречу. Так случилось наше

свидание. Его я обняла
и от себя уже не отпускала,
пока в свой дом его не привела –
в покои, где я нынче почивала.

- О, дщери Иерусалима! Вас
газелями опять я заклинаю –
любимую не трогайте сейчас –
пусть спит она, пока того желает…

Кто это, выходящий из песков,
как вихря столб, стоящий над пустыней
в куреньи ароматных смол,
и в окруженьи лёгкой дымки синей,

от ладана струящейся за ним,
идет сюда? То – свита Соломона
несёт тяжёлый царский палантин,
покрытый мягкой тканью из виссона,

на измозоленных и трепетных плечах.
Все воины испытаны в сраженьях,
сыны Израиля, все – при мечах,
все шестьдесят – друзья и окруженье.

Себе носилки сделал Соломон
из кедров, что растут в горах Ливана.
Пурпуром тонким выстлан царский трон,
гирляндами украшен из шафрана.

Его столбы чернёны серебром,
а подлокотники витые –
обложены каменьями кругом
и вставлены в оправы золотые.

С любовью убран палантин внутри,
и тщательно расцвечен и украшен
из Иерусалима дочерьми,
наложницами крепких царских башен.

Пойдите, посмотрите на царя,
о, дочери прекрасные Сиона!
Венец на голове его не зря –
мать увенчала им на свадьбу Соломона…

4
- О, ты прекрасна! Твой невинный и ,
как чистый взгляд голубки сизокрылой
из-под кудрей, что вниз, как водопад,
на плечи льются с неуёмной силой.

Они – как стадо тонкорунных коз,
стекающих в вершины Галаада!
А зубы! Словно лепестки у роз,
как белых овнов стриженное стадо,

которые ведут своих ягнят
от горных водопадов и купален.
Уста твои алеют и горят,
как та заря над выросшим миндалем.

Твои ланиты – половинки тех
гранатовых созревших яблок ранних,
что созданы для ласки и утех,
для поцелуев страстных и опальных.

А шея! Словно белизна колонн
во внутренней Давидовой палате,
где тысячи щитов со всех сторон
блестят, как будто солнце на закате.

Как двойня – на груди твоей сосцы,
как у стыдливой серны два ягнёнка!
Пасутся рядом эти близнецы
меж лилиями нежными тихонько…

Покуда день прохладу дарит нам,
покуда тени убегают мирно –
взойду на холм с названьем «фимиам»,
на эту гору, что зовётся «мирро»...

Возлюбленная, всем ты хороша –
нигде нет и пятна на смуглой коже.
Она, как персик, бархатно-нежна
и на траву весеннюю похожа.

Идём со мной, невеста, с этих гор,
с заснеженных вершин Антиливана –
от львиных логовищ горы Ермон,
от барсов злых Сенира и Амана.*

Сестра моя, взяла ты в свой полон
безропотное сердце безвозвратно.
В плену останусь – так прекрасен он!
С моей невестой мне в плену приятно!

О, как любезны ласки этих рук,
они вина и благовоний слаще –
от аромата их я засыпаю вдруг.
Он ласками пьянящими умащен.

Из уст твоих течёт янтарный мёд
и молоко под языком точится.
Ливанским нардом, что в горах растёт,
одежды пахнут у моей царицы.

- Сестра моя, ты – как закрытый сад,
и – пенье в зарослях незримой птицы.
С Ливанских гор воды живой поток,
колодец в центре молодого сада
питает влагой каждый лепесток,
но сад закрыт – вокруг него ограда.

- О, ветер северный, ты поднимись!
Повей на сад мой, тёплый ветер с юга –
пусть аромат его прольётся ввысь,
пусть аромат наполнит всю округу.

Пусть он придёт, возлюбленный придёт
в свой сад желаний и плоды вкушает.
Ах, как должно быть, сладок каждый плод,
которого он только пожелает!

5.
- Ах, как мне быть? Я собиралась
спать –
накидку сбросила, уже разделась,
и в темноте хитон мне надевать
льняной опять не очень бы хотелось.

Ах, что мне делать? В розовой воде,
лишь час прошёл, как вымыла я ноги.
когда же дверь пойду открыть тебе –
в пыли их замараю по дороге.

Мой суженый просунул руку в дверь
и всё внутри во мне заволновалось,
я встала, чтоб открыть ему теперь,
и мирро с пальцев на замке осталось.

Открыла я ему, а он... ушёл.
Не чаяла я в нём души, поверьте,
когда он говорил. Я всей душой
к нему тянулась, словно к небу ветви.

Искала я его и не нашла,
звала его, а он не отзывался.
И сжалась от тоски моя душа –
ушёл он, отвернулся, отказался.

Я встретила людей, что стерегут
вночи дома и городские стены.
Они меня в глухой загнали кут,
с лица покров сорвали и пелены…

О, дщери Иерусалима! Вас
я заклинаю – если вам придётся
возлюбленного встретить в добрый час,
скажите суженому – пусть ко мне вернётся.

- Чем лучше твой возлюбленный других,
прекраснейшая женщина, что просишь
его найти в селениях чужих
и передать всё то, что в сердце носишь?

- Возлюбленный мой и румян и бел,
лицом с ним десять тысяч не сравнится
других парней. Он – искренен и смел,
и кудри, как крыло у чёрной птицы.

Глаза его – как голуби у вод,
как голуби, что в молоко ныряют,
а щёки - благовонный хоровод
копны цветов, что ярко полыхают.

Как лилия, уста его, а с них
течёт и каплет дорогое мирро.
И на руках в обручьях золотых
сверкают драгоценные сапфиры.

Как из слоновой кости изваян
его живот, и мраморным колоннам
подобны ноги, взутые в сафьян,
стоящие на золотых пилонах.

Возлюбленный мой – как могучий кедр,
растущий на одной из гор востока,
из каменистых благородных недр,
у вод живого сладкого потока!

Вот кто любимый мой и господин,
благие дщери Иерусалима!
Кого ищу, кто мне необходим,
и чья любовь пока неразделима.

6
- Куда ушёл твой суженый, о, ты,
прекраснейшая женщина? Поищем
в городах его следы,
его ограду и его жилище.

- Любимый мой ушёл в свои сады
и в цветники пасти свою отару,
и собирать созревшие плоды,
достойные вкушающего дара.

Друг другу мы теперь принадлежим!..
- Возлюбленная, ты горда, как Фирца*
и хороша, как Иерусалим,
грозна, как над своей добычей птица!

Свои глаза смиренно опусти -
они меня тревожат и волнуют,
когда ты смотришь так – мне не снести
их глубину и ясность голубую.

А волосы – как стадо диких коз,
стекающих с вершины Галаада!
А зубы! Словно лепестки у роз,
как белых овнов стриженное стадо,

которые ведут своих ягнят
от горных водопадов и купален.
Уста твои алеют и горят,
как та заря над выросшим миндалем.

Твои ланиты – половинки тех,
гранатовых созревших яблок ранних,
что созданы для ласки и утех,
для поцелуев страстных и опальных!..

В моём дворце есть шестьдесят цариц
и восемьдесят выбранных для ложа,
и без числа нетронутых девиц, -
но ни одна нисколько не похожа

на ту, что я голубкою нарёк.
У матери единственным и ранним
цветком она росла, а я увлёк
её в свой дом, в глубь царской почивальни.

Увидели её в моём дворце
наложницы, девицы и царицы,
с откинутой накидкой на лице,
и восхвалили с радостью на лицах:

- Кто это, словно нежная луна,
сверкающая, как в ночи зарница,
как солнце в яркий полдень? Кто она,
влетевшая в покои голубица?

- Взглянуть сошла в ореховый я сад
на зелень той разбуженной долины –
не распустился ли в ней виноград,
не зацвели ли яблоки и финик?

Влекомая душой, не знаю как,
я оказалась в этой колеснице.
На ней печать и царской власти знак.
И мой народ вокруг неё толпится.

7
- О, Суламита, оглянись на нас!
Дай вволю насмотреться, Суламита!
- Что вам смотреть? Что привлекает вас
всех в Суламите? Тайной я не скрыта.

Ведь я не Манаимский хоровод,*
чтоб вам смотреть, и не военный танец,
куда приходит прославлять народ
своих героев и своих избранниц.

- Сиона дочь! Сандалии твои
опутывают ноги ременами –
так, дерево сандала раздвоив,
ваял художник ноги эти сами.

Как ожерелье, бёдра округлив,
их выточил, отшлифовав искусно.
Живот твой – чаша ароматных сил,
вино в ней полнится живительно и густо.

Как двойня, на груди твоей сосцы,
как два ягнёнка у стыдливой лани.
Пасутся мирно эти близнецы
среди цветов на солнечной поляне.

А шею - с башней я могу сравнить,
что выточили из слоновой кости,
и жемчуга к ней привязали нить
(соперницы пусть лопнут все от злости).

Глаза твои – два синих озерца,
что у ворот восточных Бат-раббима.**
Такое украшение лица
бывает лишь на лике херувима…

Покрыта лаврами гора Кармил…
Сравнима голова твоя с Кармилом.
В силки кудрей твоих уловлен был
влюблённый царь, и увлечён их силой.

Твой стан на пальму стройную похож,
а груди, словно кисти винограда.
Возлюбленная! Как же он пригож,
глазам моим дарующий отраду.

Подумал я: «На пальму бы мне влезть,
за эти ветви нежно ухватиться,
за эти гроздья, и вдыхать бы смесь –
смесь ароматную гранатов и корицы».

- Уста твои – отличное вино,
оно бодрит и жажду утоляет.
Безудержно в гортань течёт оно,
уста во сне уставшим отверзает.

- Я другу моему принадлежу.
Ко мне его обращено желанье.
Приди! Мы выйдем в поле, за межу,
уйдём с тобой к глухим селеньям дальним.

Смотреть пойдём на виноградник мой –
не распустились ли на тонких ветках почки,
не расцвела ли яблоня фатой,
гранат ли не раскрыл свои цветочки.

Там я обещанные ласки окажу –
ведь бурно расцветает мандрагора!
Там, у двери, тебе я покажу
и старого и молодого сбора

плоды, что для тебя приберегла.
Как мандрагора пахнет сладострастно!
Чарующих цветов я нарвала
и яблок этих майских ярко-красных…

8
- О, если б был ты мне сейчас родным –
на улице открыто б я ласкала,
и ни один меня б не осудил
за то, что я тебя поцеловала.

Тебя к себе я привела бы в дом,
в дом матери моей, в мою светлицу,
учил бы ты меня, а я вином
тебя поила б с рук, как поят птицу…

Под головой моей – одна его рука,
другой к себе он крепко прижимает.
- Ах, не будите вы возлюбленной, пока
она сама того не пожелает,

о дщери Иерусалима! Вас
об этом я прошу и заклинаю.
Пусть спит она, уставшая, сейчас
в руках моих, пусть вволю отдыхает.

- Кто это из пустыни к нам идёт,
на руку милого всем телом опираясь?
Тебя нашла, где яблоня цветёт.
Так, словно я с тобой не расставалась.

Ты положи на сердце, как печать,
надень на руку, словно с камнем перстень
мою любовь! Её не отобрать
и крепкой смерти с преисподней вместе…

О, ревность – будто сотня острых стрел
и огненных в меня вонзают жала!
Ещё никто от них не уцелел,
и я от стрел таких не убежала.

Большой воде любви не погасить,
и рекам не залить её вовеки.
И если бы кто захотел просить
любви в обмен на золотые реки,

на все богатства дома своего –
с презрением он был бы мной отвергнут,
с позором прогнала бы я его,
топтала б золото его ногами сверху.

- У нас есть в доме младшая сестра.
Так молода, что и грудков не видно.
Что будем делать, если вдруг с утра
придёт к ней свататься жених солидный?..

Когда б она была простой стеной,
на ней бы мы построили палаты.
Когда бы – дверью в той стене входной,
мы б положили кедровые латы.

А я – стена! Мои соски стоят
сторожевыми башнями упруго
и потому в его глазах я – клад,
созревшая со всех сторон для друга…

В Ваал-Гамоне виноградник был
у Соломона. Этот виноградник
он отдал сторожам, и приносил
ему за это деньги каждый стражник,

по тысяче серебряных монет…
А мой же виноградник – вот он, ждущий.
Пусть тысяча достанется тебе,
мой Соломон, а двести – стерегущим!

- Хозяйка сада! Все мои друзья
твой голос слушают, внимают речи.
Хочу услышать голос твой и я –
назначь мне день, счастливый день для встречи…

- Беги, возлюбленный мой, как олень,
как молодая лань, легко и споро,
беги, как убегающая тень,
через холмы и через эти горы…

(прошлый век)

-----------------------------
1
* Кидар – чёрный, смуглый.
Сыны Кидара, аравитяне, делали свои шатры из чёрных верблюжьих шкур.
** Кедрон – долина с западной стороны Иерусалима.
--------------------------
2
* Кипер – небольшое ароматическое дерево, цветы которого любят носить
девушки в волосах и на груди.
** Ен-Геди – место в Иудее, известное своими виноградниками.
--------------------------
6
* Фирца (современный Феасир) – город для царей Израиля, захваченный у
ханаанеян Иисусом Навиным (Иис.Нав. 17:3)
--------------------------
7
* Манаимский хоровод – в городе Манаиме, за Иорданом, проводились
праздники в чест ь Иакова и в честь ангелов, которых он там встретил.
** Бат-раббим - ворота в г. Хесбон.
--------------------------

© Сергей Высеканцев, 2011