От печали и тоски

       От печали и тоски,
       От любви и жалости
       Умирают мужики
       Не дожив до старости
              ****
Раз повод есть от радости напиться,
А утром встать с больною головой,
Простое счастье - утром пробудиться
И осознать, что ты ещё живой.

Жаль, что сосед не справился с ковидом,
Спасти его, как многих, не смогли,
Но ваши с ним взаимные обиды
Бесследно с горем в прошлое ушли.

Тебе везёт, как с праной в Дели йогу,
Ты сохранил пока иммунитет,
Ты выжил в этот раз и слава Богу,
Что дожил до шестидесяти лет.

А это много в «наших палестинах»
Для мужика: ты ж русский, а не грек,
Живущий на заоблачных вершинах,
Нательный крест - твой скромный оберег,
Подвязанный извечным обещаньем:
«Лишь потерпи и скоро заживёшь!», -
С последующим жалким оправданьем,
В котором слова правды ни на грош,
Одна лишь нескрываемая вера,
Что вытерпит и ад наш человек,
Ведь для него не главное – карьера,
Он не француз, не немец и не грек.

Лукавый вслед на ухо шепчет снова:
«Терпи, терпи, раз веришь в чудеса,
Раз в Библии прочёл первичность «Слова»
И то, что Рай подарят Небеса!»

За окнами ж тоскливо снег кружится,
То дождь слезами душу рвёт с Небес,
От мыслей трезвым хочется напиться,
Раз жизни смысл в терпении исчез.

Есть что жалеть, ведь ты же не японец,
Чтобы дожить, трудясь, почти до ста,
Хоть он, как ты, такой же кроманьонец,
Жизнь не начнётся с чистого листа,
С тех кинолент, с наивной детской верой,
Что зло - у них, всё лучшее – у нас,
Раз навсегда покончили с холерой,
Гагарин первым шар земной потряс.

Играй, горнист, в раю, ты честно верил,
Что нам с тобой завидовал весь мир,
Что не забудут наши все потери,
Не будет лгать подкупленный эфир
Об истинных героях той Победы,
«Забывший» про Освенцим, и Рейхстаг,
Чьи гибли там в боях отцы и деды,
Кто водрузил Победы красный флаг.

На Чёрном море янки портят нервы,
Им не впервой нас всюду донимать.
А мы свои покажем им «маневры»,
Раз позабыли, кто у Кузьки мать.

Играй, горнист, в раю, пока мы живы,
И пусть наш век короче, чем «у них»,
Не все сменили нрав ради наживы,
Корней не позабыли всех своих,
И коль в пути опять не надорвёмся,
Как в девяносто первом, том году,
Прорвёмся, обязательно прорвёмся,
Встречая грудью новую беду.