Змей

Если гадом назвали - и будь, как гад, проползи, растворись, разменяй стократ все былое, как ноги и веки на тонкотелую плоть, что длинна, стройна. Просочившись ползучей водой - теки, кто безног - не оставит следа ноги, растворись, будто речка среди болот, о потомок дающего сладкий плод.
Если стал хладнокровным - дави, кусай, удушай свою боль, оставайся сам. Гад не должен скорбеть, гад на то и гад, чтобы быть одному, не смотреть назад. В серпентарии жизней чужих - сбеги от всех бед и проблем, повторяй изгиб тонких трещин в земле, у корней, в камнях, и тверди: "раз я гад - не возьмут меня".
 
А загонят - сворачивайся кольцом, пусть начало твое единит с концом, как сама Бесконечность, змеиный век. Ни куница, ни ворон, ни человек не убьют всех яиц, не убьют всех нас. Мы давно бережем свой заветный час - нам шипят города и шипят костры, и клыки у людей, как ножи, остры.
Проползают столетия сквозь ушко многих острых иголок с гнилым душком войн и моров, где люди, как стая змей, давят силой колец, кто из них сильней, и кусают своих, рассевая яд, каждый был человек - оказался гад, и змеятся мосты, и змеится дым от пожарищ, чумы и гнилой воды.
 
Раз бездушный - живи уже без души, оставайся, как вечно холодный шип, когда будешь горячую плоть терзать, и лишь кости земле предавать назад. А когда станет тесно - кромсай себя, рвись на части и режь всю длину старья, и восстань, как блестящий в луне стилет. Новый гад лучше старого, разве нет? Пусть в тебе кроме поиска новых жертв всё потухнет останками спящих жерл. Гад не может любить, проклинать, страдать. Он лишь жрет и ползет. Гад на то и гад.
 
Что же стало теперь? Что за боль и кровь? Почему вместо ряда чешуй - перо вдруг прорезалось пролеской через снег? И горячая кровь холодит во сне сквозь текучее тело мое - вовне. Я старался сорвать его, но в войне льда с огнем - проиграл, и теперь еще прорезаются перья, и тьма - их счет. И сквозь линьку - нога, и еще нога. Кто теперь я - и гад, и уже не гад? Почему столь привычный мне прах земной перестал быть надежной во тьме стеной?
 
И разрезана старая чешуя. И стою на ногах я - или не я - оперенный и теплый, и чертит тень острый клюва изгиб и крюки когтей. Что за смертное тело о четырех непонятных конечностях, что за рок извратил меня болью своих плетей? Но так хочется чувствовать и лететь. И поднялся я вверх, посмотрел назад. А внизу снова гада кусает гад, пожирает и душит чужую жизнь. А я в тучах ищу свет родной души. Будет больно и страшно - но я готов. Кратким будет мой век и дождливым - кров. А в тени моей - гады лесов и рек все грызутся в извечной своей игре.