История ночного звонка. Глава 3

И уже идя по своей ярко освещённой вечерней улице, посмотрела в тёмное звездное небо. И вдруг увидела белое облако, а рядом высветился лик. Он увеличивался, как и увеличивалось облако рядом с ним, и Ольга узнала Сергия. Она остановилась, смотрела на его лицо и тихо произнесла.

– Батюшка? Сергий? – Лик исчез. – Хм, странно. К чему бы?

Ольга пошла дальше, и уже подходя к своему дому, оставалось пройти метра три-четыре, как возле рябины, что росла возле самой калитки, увидела человеческий силуэт. Она остановилась, и смотрела на него, видела, как рука человека потянулась к мороженой ягоде рябинке, затем повернулся к ней лицом, и она явно увидела Сергия, его улыбку, его искристый ласковый взгляд, но продолжала стоять, отчего-то не могла сдвинуться с места. Хотя чувствовала, в груди благодать нарастает, как и в прежние встречи с ним.

– Батюшка! – Тихо произнесла Ольга. – Батюшка!
Она шагнула и попала в настоящую благодать, исходившая от его рук, от него всего, она просто утонула в этой благодати.

– Вот и заново встретились с тобой, доченька.
– Что случилось? Или случится?
– А надобен ли случай мне, дабы встретится с дочерью? Мне нет нужды высматривать в беЗконечности случая, дабы встретится с дочерью.

– У меня сердце ёкнуло, уж не с Оксаночкой что?
– С этим ангелочком всё прекрасно. Яко тута судить да, полагать? Почто может случиться? Судя по всему окромя хорошего иже более благодати,  Скоро возвратится домой.

– Как же долго длятся эти полгода. Мариша поступила безжалостно со мной. Безконечность какая-то, прям длится и длится....
– БеЗконечно. Иным образом весьма вечно. Эко ты не уразумеешь. На подходе  рождение радужных небес.
– Радужных небес? Я не помню батюшка.

– Пятнадцать земных лет истекли, время растаяло, как снег, а любовь яко вечность не утратившись, возгорается, яко Финист, яко семицвет Ирии

– Батюшка, я повзрослела, в сказки уже не верю. В той книжице с картинками твоего лица, что похож и не похож на себя, там так загадочно всё сказано. До сих пор не могу понять, как и откуда она у меня оказалась.

– Подарок бабушки для тебя, дабы ты удержала в сознании своём сказ о мире том, о доме настоящем, о радужном пространстве нашем.

– Сознайся батюшка, ведь сказка это. Или мистика? И, как она может сама продолжаться, восполнять новые страницы? Оксаночке читать бывало стану, так иная сказка повествует новую сказку. Это вот как? Вот это я понять не могу. И не было ничего подобного в жизни моей. Так ведь? Не было?

– Пошто сомневаешься? Веровать своему сердечку надобно.
– Ах, батюшка, я и представить не могу, ведь думала, во сне в сказку попала.
– Оксиния наша не сказка, а чистой воды сей явь, существующая материя, структура реальная, вечная и божественная.

– Но, батюшка, ты же сам сказал, время растаяло.
– Молвил, яко время подоспело. Яко жить по солнечным часам. Яко верить в чудеса вдвоём взойти в страну чудес. Миг любви для двоих, яко вечность.
– Батюшка, ты можешь молвить обычной речью? И одежды твои и в этот раз у тебя прежние.

Сергий рассмеялся и тихо произнёс, прижимая к себе Ольгу, положил ладонь ей на затылок и прижал её голову к своей груди, ответил.

– Могу, доченька, без сомнений, могу. Тебе, как не молви, всё понятно.
– Да, батюшка, понимаю тебя, в первый раз встретились, там и не такие слова лились, а я всё понимала. Даже не мозгом, а сердцем, без перевода.

Ольга прижалась щекой к его груди, ощутив мягкость его светлого длинного, до пят, одеяния. На ощупь, вроде бы из шерсти. Но не колкая, а нежная. Лишь временами, словно искорки отлетали от неё. Особенно от накидки, что поверх одежды накинутой, капюшон её откинут с головы на спину, обнажая яркий ореол светлых длинных волос на фоне черно-голубой накидки. Они стояли под самым фонарём, но Ольга уверена, их вообще никто не видит.

– Хоть капюшон скинул, и то хорошо. И почему у тебя накидка мрачного цвета, батюшка? Ты в ней похож, как на картинке тебя рисуют.
Сергий тихо рассмеялся, ответил.

– Пусть рисуют, они создали свой образ меня. И не мрачная она, а сильная. Цвет земли и небес. Сила земли и сила небес. В ней легко перемещаться.
– Может, мы в дом переместимся? Покушаем, чаем насладимся. Я собрала все травки, что ты мне подсказал.
– И до сей поры, мы еси прибудем в твой уютный очаг.

Он улыбнулся, поцеловал Ольгу в макушку, добавил.

– Придёт пора и будет время для назначенного часа, вот и почаёвничаем. Тебя повидал, и ещё раз говорю твоей понятной речью, помысли о радуге небес.

– Радуга. Радужное пространство небес, это что-то! Но всё же это сон.  –
Мечтательно произнесла она, чуть помолчав, дополнила. – Я столько старалась вспомнить, но безрезультатно, а потом, как не нужное старалась это убрать из себя, что даже если, что-то и оставалось в моей памяти, всё стёрлось. Ничего, кроме, как последствий. –
Она рассмеялась, и продолжила. –
Но счастливого последствия, хоть и трудного, и я нисколечко не жалею об этом. Благодарна я тебе, батюшка, хорошие люди всегда вокруг меня.

– Подоспел миг расставания с тобою, доченька, в скором времени свидимся. И прибудет ясный разум в тебе, погрузись в любовь радужных небес.

– Благодарю, батюшка, помыслю обо всём, что будет являться о радужном пространстве. Случаем обмолвилась о тебе Марише, так она теперь будет с расспросами приставать. Надо будет вспоминать. Вот только, как?

– Подоспело время счастию. В добрый час доченька любимая. Свидимся.

Он усилил объятия, затем взял её лицо в свои ладони, чуть нагнув голову, поцеловал в темечко, затем поднял вновь лицо её, поцеловал в подбородок, затем поцеловал в щёки. Посмотрел ей в глаза, улыбнулся, прошептал.

– Запомню твои очи ясные, благодатью сверкающие.

И поцеловал ещё её в глаза, в макушку. И исчез, а Ольга ещё долго стояла, смотрела в ту сторону, где мелькнул его ореол, услышала тонкий звук слов, Сергием ли сказанные, или кем-то ещё, не понятно ей.
 
«Загляни любви своей в глаза, и ты увидишь в них чудеса»

Так она стояла, прислонясь спиной к калитке, сколько она стояла не ведала, но крепчавший морозец пробирался и под шубку, и сапоги, она передернула плечами, произнесла.

– А всё же, холодно, быстрее в ванную, ноги задубели. –
И решительно открыла калитку и побежала в дом. – Батюшка появился, значит, будет всё прекрасно, и главное Оксаночка вернётся. И будем вместе.

«Оксиния, странница наша из Ирия – Ветрана Бореи – из Полиха»
Услышала Ольга, остановилась на крылечке, спросила
– Что?

Но ответа не дождалась, а морозец давал  о себе знать, открыла дверь, из дома пахнуло теплом, уютом и главное необычным ароматом. По приезду, заносив вещи, она не ощутила этот аромат. Его не было, был обычный домашний, ждавший свою хозяйку. Сейчас же здесь тот аромат, который исходил от Сергия, от его одежды, что с удовольствием вдыхала Ольга в его объятиях.

–  А батюшка, что был в доме? Повидимо был, раз его аромат остался. –
Спросила и сама же ответила. – Всё, что надо ему было, он уже провёл, может новость какую в книжицу добавил, а возле рябины просто ждал меня, чтобы свидеться.

Остаток вечера прошёл у Ольги быстро, разложила вещи, пустой чемодан убрала на антресоль, туда же переместилась и дорожная сумка. Приняла ванну, заварила успокаивающий чай, и открыла ноутбук, поговорила с дочерью, и с удовольствием легла в постель, но уснуть не могла. Отчего? Не понятно, возможно смена часового пояса влияет, но спать не хотелось.

Отчего-то вспомнила о старой сим-карте, она знала, что симка оставалась в сумочке. После того, как перед отъездом занесла все номера в новый телефон и новую сим-карту, она вытащила её вновь ещё в аэропорту, решила, что одной сим-карты в новом телефоне достаточно. Ей захотелось её выбросить, и уже занесла руку над урной, вспомнила, что не всю её просмотрела, может, что нужное будет там, решила оставить пока, вновь положила в кармашек, да и забыла о ней. И вот сейчас вспомнила о ней, встала, взяла сумочку, стала искать. Но, увы, сим-карты не было. Вытряхнула на стол всё, что было  в сумочке, все карманчики опустошила, но сим-карты не было.

– Странно! Я же помню, клала вот сюда и больше её не брала не только в руки и не расстёгивала даже кармашек.
Она вновь просмотрела содержимое и сумочки и кошелька, и косметички, но нет, но вновь так и не нашла.
– Ну и ладно. – Спокойно ответила она. – Жаль, там были фотографии маленькой Оксанки, только не помню, переносила я их на съёмный диск  ноутбука. Что об этом думать. Потерялась, так потерялась.
И спокойно легла спать. И всё же уснула, сколько спала, неведомо, но приснился сон.

Первое что она увидела. Вновь берег моря.
А она на валуне не стоит, а сидит с маленькой Оксанкой. Ей было вероятно чуть больше полгода, крошечная девочка, спокойная, когда мама рядом, но не любила расставаний даже на короткое время.

И только однажды плакала при расставании, в первый день посещения детского сада, когда принесла её в ясельную группу частного детского сада. И её с трудом пришлось оставить. Но Оксаночка, как-то сразу поняла, что мамочке без профессии никак нельзя. И она смотрела строгим, но мудрым взглядом своими глазками изумрудинками на мать, когда та говорила ей, что ей надо на лекции или на экзамен, а тот раз, как раз опаздывала на экзамен.

Оксаночка глубоко вздохнула, и протянула ручки няне и была спокойной, терпеливо ждала мамочку. Ольга, никогда не оставляла надолго, была возможность не ходить на лекции, не ходила. И забирала её самой первой из группы, как не трудно было, сама ещё считай, ребёнок была, но трепетно и желанно с отчаянным удовольствием растила дочь. Где-то в сердце порой пробивалась радость, не понятная и не осознанная, и эта радость волнующе касалась и её, и Оксаночки, и кого-то ещё. но вспомнить никак не могла, как бы на неё не напирала со своими расспросами Марина.

Тяжело было, но хорошо, хоть Марина помогала, всегда рядом была. Даже при рождении Оксанки, в родовый зал прорвалась, когда начались роды. И как её не гнали оттуда, не ушла, закутанная с ног до головы в какой-то халат и колпак, на лице маска, и даже стерильные чулки-бахилы. Где она это всё взяла? Но её всё равно признали, как постороннюю. Но не так-то легко было выгнать Марину. Она держала Ольгу за руку и шептала.

– Держись Лёлька, держись, сейчас родим самого красивого ребёнка в мире. Дочь океана. Слышишь, как море волнуется, вспенилось? Отсюда вижу, как море вспенилось пурпурными волнами. Лелька, оно нашу Ксюшеньку встречает, сейчас ещё и дождь пойдёт. Слышишь гром, гремит, раскат какой радостный.

Ольге было и смешно и больно и радостно, и спросила сквозь боль и смех.

– С чего ты взяла? Надо же выдумала. Дочь океана. Может сыночек будет,
А Марина продолжала.

– Лёлечка, не знаю, но в сердце моём радость и шум волн океана. Дочь, точно дочь. давай последние усилие, слышь Марь Степановна командует. Сейчас, давай Лёлечка, давай. вот молодей! Ура! Сейчас, сейчас посмотрим. Покажите, скорее покажите.
Попросила Марина акушерку, та повернула ребёнка к ним ребёнка и произнесла,

– Девочка, какая беленькая, ни тебе пятнышек, и красноты нет.
– Ура, девочка! Ну вот, что я говорила. Давай кричи, солнце наше ясное, возвещай о себе, разворачивай лёгкие, да шире, шире.

Радостно произнесла Марина. И действительно, Оксаночка родилась, и первый крик радостно произвела под гром, сверкнула молния, и полил дождь. Дождь осветился молнией, что всем показалось, осветилось солнцем. И крупные капли дождя забарабанили по окнам.
И вдруг одно окно раскрылось, и влетел золотистый шар, а Ольге только, что положили на грудь дочь, и шар окутал их обоих своим сиянием.

Случилось всё это на глазах всего персонала, что находился в родовом зале, и в немом изумлении смотрели на это. Всех, каждого отодвинуло в разные стороны. Ольга услышала громкий возглас Марины.

– Лёлька-а-а!
И замолчала, а Ольга увидела, как из шара показался тонкий длинный меч, он так же, как и сам шар был золотистым. Кто ещё видел, не знала. И словно кто-то держал меч в руках, и действительно шар расширился, и стал, виден силуэт человека. Он провёл мечом в воздухе над Оксанкой, сделав круг, затем коснулся её плеча.

Ольга и испугаться не успела, увидела, у Оксанки на плече выступила капелька крови, впоследствии осталась родинкой. Оксанка даже не заплакала, спокойно лежала на груди у Ольги. Пыталась поднять голову, и ей это удалось, посмотрела своими изумрудинками в глаза Ольги.

Совсем молоденькая мамочка Оля, ещё ничего не знавшая, о детях знала по книгам, да по рассказам Елены Сергеевны. И, как может ли, держать голову только что родившийся ребёнок?
Не знала, но ей показалась, что доченька ей даже улыбнулась.

А меч провел в воздухе дугу, коснулся плеча Марины, остриём надрезал одежду, чуть обнажив плечо, и повидимо перенёс капельку крови Оксанки на плечо Марины. И Ольга ясно услышала в своих мыслях.

«Ты. Крёстная. Ты крёстная девочки. Здесь, в этом мире, ты крёстная девочки. Родовая память затянута забытьем на время, но в тайных пространствах мысли, твоё  сознание странствовало в знакомом многоликом прошлом. И память оживит заново, и ты увидишь полыхающие зарницы, не сходя со сцены, продолжишь вечно жить, не разрушая гармонию любви в них. Я есть невидимый и судьбоносный призрак, несу грядущее на призрачной своей груди след исчезающих вдали событий. Помни и береги их, обеих»
 
Меч обвёл круг вокруг ошалевшей Марины и вернулся к девочке, воспроизвёл круг, в котором были Ольга с девочкой и Марина. И спрятался в шар.

И через какое-то время молчания, когда золотистый шар оторвался от Оксанки, ещё раз облетел родовый зал и вылетел в окно, окно закрылось само.
Пророкотал ещё раскат грома, и на город пролился дождь. И целый час лил дождь. Струи лились в солнечном и в розовым сиянии.
Ольга лежала оглушённая, прижимая к себе девочку и приходя в себя, услышала в своих мыслях.
«Я люблю вас вечно, тебя и доченьку. Люблю».

Первой опомнилась Марина, оглушённая его действиями и словами, они так ещё и звенели в её голове, в сердце. Она подбежала к Ольге, так как она отступила, оттесняемая шаром.
– Лёлька!
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.


© Copyright: Таисия Абакумова, 2021