Утро в тайге

Спал недолго, но, видимо, крепко, потому что проснулся бодрым, а сон если и был, то не запомнился. Пока Андрей спокойно посапывал на своих нарах, я тихо встал, обул резиновые сапоги, которые специально купил к этой поездке, накинул куртку на плечи и, усилием приподнимая дверь, чтобы она не скрипнула, вышел в предрассветную прохладу. Конец августа. Говорят, по ночам здесь уже бывают заморозки.
Рядом появился Бом – пёс породы хаски, с которым мы вчера только познакомились. Он смело подошёл ко мне, сверкнул голубыми глазами, мгновение постоял у моей ноги, дав провести пальцами по его шерсти на загривке и побежал к реке. Я за ним спустился к берегу. Сапоги сразу заблестели от росы. У Бома тоже лапы и шерсть на брюхе были мокрыми. Своими голыми коленями я почувствовал холодные, влажные потоки воздуха, которые возле реки движутся в том же направлении. Река в этом месте делает небольшой поворот и ускоряет своё течение. Вода тёмной, густой массой под лёгким ещё ночным туманом, огибая пологий берег, уходит в только начинающийся день. А день будет ясным. На западном, ещё тёмном небосводе бледным мерцанием догорает звезда. На восточной, светлеющей части неба появляются румяные полосы. Это первые солнечные лучи за горизонтом окрашивают пространство, на котором скоро появится само солнце. Когда у меня на душе покой, я интуитивно ищу то, чем можно полюбоваться. К примеру, когда никуда не спешишь, идёшь по улице и обращаешь внимание на солнце, отражающееся в окнах соседних девятиэтажных домов. Ты идёшь, а солнце, висящее где-то над головой, переплывая из окна в окно, идёт рядом с тобой и ослепляет отражёнными лучами. И в голове почему-то возникают рифмы: солнце-оконце, лучи-свечи, свет-Завет. И хочется, чтобы  такие минуты длились как можно дольше. Бывает, залюбуешься старушкой, сидящей на скамейке в сквере и теребящей в руке осенний лист. Так и хочется подсесть, узнать, о чём она думает в эти минуты. Наверное, о своей молодости, ведь человеку всегда хочется вспоминать о самом светлом в своей жизни.
Тайга быстро просыпается. С каждой минутой, светлеющее небо, всё больше очерчивает остроконечные верхушки пихт и елей, стеной стоящих на другом берегу реки. Подошёл к лодке. Её нос плотно сидит на берегу, но поток воды всё равно пытается раскачать корму, внутри которой тихо плещется немного воды. Этот плеск будто снял с меня наушники, и я враз услышал все звуки, которыми наполнена тайга. Птицы. Их утренние хлопоты, наверное, связаны с поиском пищи, подготовкой молодняка к самостоятельным полётам и даже перелётам в другие страны. Это и трели, и писки, и стрекотания. Каждая пичуга выводит песню, не согласуя свою мелодию с другими участниками таёжного хора. И всё равно получается, как всё в природе, гармонично. Одним словом, над тайгой звучит и усиливается утренняя симфония. Вдруг в тонкий, мелодичный птичий гомон врывается карканье вороны и чей-то протяжный писк. Подняв голову, я увидел забавную картину. Беспорядочно взмахивая крыльями: коршун то резко снижается, то поднимается ввысь, а над ним всячески, пытаясь его догнать, летит ворона. Её хриплый, но звучный голос раздаётся над тайгой, и по всему видно, что она настроена отнюдь не дружелюбно. Да и по жалобному писку коршуна видно, что он нечаянно связался не с тем, с кем можно мирно решить возникшую проблему в столь ранний час.   
Жаль, что я один – нечаянный свидетель пробуждающейся жизни в новом наступающем дне. Андрей ещё отдыхает. Устал вчера – и за боцмана, и за рулевого работал полдня. Легли спать не поздно, погасили керосинку и разговорились. Я заметил, что говорить, рассуждать  на разные темы, вспоминать своё прошлое в полной темноте проще. Лежишь на спине, руки - за головой, расслабленный и говоришь в темноту, как будто беседуешь сам с собой, не скрывая самых сокровенных мыслей. А может это Андрей – простой и искренний человек, так располагает к себе. Он здесь родился, на берегу Кизира, и всю жизнь прожил в деревне Журавлёво. Он так любит эти места, что за все трудовые годы ни разу не тратил свой отпуск, как он сказал «без толку». Он разбивает причитающееся ему время для отдыха на несколько сплавов по любимой реке. Андрей, всю жизнь проработавший учителем в школе, может бесконечно рассказывать про таёжные места, речку Кизир и всю окружающую его природу. Мне интересно было узнать, что Кизир – это правый приток Казыра, который протекает почти параллельно Кизиру и впадает в большую реку Тубу. В центральной части Саян, на границе с Иркутской областью, есть хребет Крыжина, где и начинается горная быстрая, в некоторых местах еле протискивающаяся между скалистых берегов, речка. Не зря хакасы назвали её Кизиром, что означает «режущий».   
Розовые оттенки облаков переместились к югу и северу, а прямо перед моими глазами небо над горизонтом разогрелось до цвета расплавленного металла. И вот сквозь верхушки пихт и елей, как будто через сито игольчатых веток, прорвался первый пучок солнечных лучей. И ещё одна попытка победить такую преграду оказалась удачной, и золотая нитка, распушившаяся на сотни таких же, пронизав туманную пенку, прорвалась и на мой берег. По верхушкам заскользили, поплыли целые снопы золотого света. Над лесом образовалась корона, лучи которой прошивают утреннюю прохладу и окрашивают всё, чего касаются, в золотистые оттенки. На глазах природа меняется, становясь праздничной, торжественной. Косые лучи заскользили по волнам, и осветили её кристально чистую толщу до самого каменистого дна. Река ожила, зашевелилась. Роса на траве и кустарнике вдоль берега заискрилась разноцветьем. Солнце – великое Светило почти поднялось над лесом и стало заливать всё вокруг нежностью, светом и ещё не слишком выраженным тёплом. Мне кажется, что пространство разомлело от этой невероятной неземной щедрости. Тайга на глазах перестаёт быть суровой, река перестаёт быть мрачной, что нам сулит день новый, быстрей всего он сложится удачно. Опять рифмы. Я опять впал в состояние покоя и любования.
За спиной послышался скрип открывающейся двери избушки и голос Андрея: «Привет. Ты давно встал?» Я обернулся. Андрей потягивался, подняв руки, а у его ног крутился и певуче повизгивал Бом.