Долька розовой Луны

                Ире Новиковой,
                с любовью


Жила-была девочка. Имя у неё было красивое, но ей оно совсем-совсем не подходило. Не подходило настолько, что потом, уже давно став взрослой, девочка всё ещё мысленно выбирала себе другое имя. Какое-то такое, чтобы оно, наконец, совпало, а совпав, всё связало воедино. Что надо было связать воедино, девочка не понимала. Просто что-то внутри неё настоятельно требовало сперва совпасть, а потом быть связанным. Но имя, которое для неё выбрала мама,
совершенно ей не подходило и поэтому, наверное, связать ничего не могло. Девочка была светлая, а имя было темное. Внутри девочки был розовый свет и он боролся, не сдаваясь. Боролся с темнотой ночи и с темнотой того имени, которым его назвали.
И свет ведь не просто БЫЛ, он на самом деле был РОЗОВЫМ. Если бы девочку спросили, какой цвет у ее радости, она бы не сомневалась ни секунды: розовый с мелкими нежными блёсточками. Любимый цвет на всю жизнь - розовое варенье, розовое мороженое, розовая ночная, розовые камушки в серьгах, да и потом, через много-много лет - всегда нежно- розовые шарфы и нежно-розовый лак на ногтях.  Она всегда выбирала розовый.
А ещё девочка с ночным именем обожала смотреть на Луну, особенно в те ночи, когда та поднималась огромная и такая чудесно-розовая как иногда бывает грейпфрут на срезе. В такие ночи Луна представлялась ей не целой, а разрезанной на дольки, и каждая долька была сладкой и одновременно кислой. Но больше сладкой, конечно. Такие дольки иногда продавались в магазине, обычные лимонные и апельсиновые, розовых ни в одном магазине не было. А девочка, будь ее воля, выпустила бы в продажу дольки розового цвета и сама бы их покупала, и сама бы их раздавала. Ей нравилось раздавать, нравилось угощать. Вкус у долек был бы тоже розовый, кисловато-сладкий. И они бы никогда не заканчивались.
Девочка была молчаливая и застенчивая, она любила мечтать, но мечтала она о будущем, а не о прошлом. Если бы она мечтала о прошлом, она бы, может, и вспомнила, что на той планете, которая была ей родной, небо было розовым. Вода была розовой. Дожди шли розовые, и листья на деревьях тоже были розовыми. Она только испытывала бесконечную любовь к розовому цвету, не зная, вернее, забыв, что в небе над ее планетой по-прежнему плывет розовая Луна. Она столько времени ее не видела, что уже не помнила про странные полоски, идущие вдоль, словно нарезающие, делящие ту Луну на много-много одинаковых частей. Словно та Луна - нежнейшие розовые дольки, собранные вместе в невидимый пакетик и перевязанные невидимой ленточкой. Подарок кому-то, кто нравится. Или радость для самой себя.
А может, имя девочки, то настоящее ее имя, которое она всё искала и искала, может, ее имя и было объяснением? Не означало ли ее имя в переводе с истинного языка, с языка души «свет розовой Луны» или просто «Лунный свет»? Ведь там, где ее так звали, Луна всегда была розовой.
Иначе откуда, ну откуда такая необъяснимая любовь маленькой девочки к розовому цвету, к Луне и к кисловато-сладким долькам? Откуда всё это, если не из того прошлого, где небо, и ветер, и дождь - розового цвета с крошечными серебристо-золотыми блёстками. Где всё - цвЕта радости.
Где всё - цвЕта юности.
Где всё - цвЕта тех роз, что никогда не отцветают…
Там Луну можно пробовать на вкус и угощать лунными дольками всех, кого любишь. Раздавать их щедрой рукой не глядя, не считая. Потому что - и это самое главное! - потому что лунные дольки там никогда не кончаются.