Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 1ч

             {{{{** Леонид Губанов **}}}}            
          Русский поэт, художник-оформитель,
создатель неофициального литературного объединения СМОГ,-
        \\ Самое Молодое Общество Гениев //
Один из ярчайших русских поэтов второй половины ХХ века
           отечественного андеграунда*.
    Родился: 20 июля 1946 г., Москва, СССР.
  Умер: 8 сентября 1983 г. (37 лет), Москва.

В 16 лет Лёня собирал на улицах и площадях больше народа,
 чем заполненные залы у Евтушенко или Бэллы Ахмадулиной.
   О его поСЛЕДУющих выступлениях со своими стихами
спрашивала вся Москва, быстро его узнАвшая и поЛЮБИвшая !!!!
   И простыми словами,- коммунисты его закололи,
видя в нём самого главного своего оппонента с 1962-го в поэзии,
   и второго "врага СССР" после Александра Солженицына !!!!

Губанов Леонид Георгиевич 1946-1983
      \\\\  Избранное ////
      *  *  *  *  *
 Сиреневый кафтан моих обид...
Мой финиш сломан, мой пароль убит.
И сам я на себя немного лгу,
скрипач, транжир у поседевших губ.

  Но буду я у родины в гостях
до гробовой, как говорится, крышки,
    и самые любимые простят
мой псевдоним, который стоит вышки.

  Я женщину любимую любил,
но ничего и небосвод не понял,
и сердца заколдованный рубин
последнюю мою молитву отнял.

Гори, костер, гори, моя звезда.
И пусть, как падший ангел, я расстрелян,
Но будут юность в МВД листать,
когда стихи любовницы разделят.

А мне не страшно, мне совсем светло,
 земного шара полюбил я шутки...
В гробу увижу красное стекло
и голубую подпись незабудки!


              \\\\\  ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ПОЛЕЖАЕВА  ////

                Погибну ли юнцом и фатом на фанты?
                Юсуповым кольцом на Гришкины следы?
                Не верю ни жене, ни мачехе, ни другу
                В чахоточной стране, где казни пахнут югом.
                Где были номера, и Англии, и ангела,
                тень моего пера, что грабила и лапала.
                Сходились на погост, и в день рожденья сыщика
                мы поднимали тост за лучшего могильщика.
                И шебуршала знать, когда нас запрещали
                в такие годы брать. Мороз по завещанью,
                стеклянная пора, где глух топор и сторож,
                где в белый лоб дыра, где двух дорог не стоишь.
                Где вам жандармы шлют гнилой позор допросов.
                Где всем поэтам шьют дела косым откосом.
                Где узнают карниз по луже с кровью медленной
                полуслепых кулис... Там скрылся всадник медный.
                Где девки, купола, где чокнутое облако...
                Россия, как спала? С утра, наверно, робко вам?!
                И щами не щемит во рту народовольца,
                и брежжит динамит, и револьвер готовится.
                Горбатая Москва Россия зубы скалит.
                Копеечной свечой чадят ее секреты.
                Печоркин горячо напишет с того света.
                Ворую чью-то грусть, встречаю чью-то лесть.
                Белеющая Русь, я твой порожний рейс!
                Толпа, толпа, толпа, среди бровей поройся.
                Не дура та губа на бронзовом морозе!
                О, если б был пароль для тех ночей начальных,
                то тот пароль - мозоль. Храни меня, отчаянный!
                Как снятие с креста, судьба моя печальная,
                Храни меня, звезда, счастливая, случайная!
****   
       Жизнь - это наслаждение погоста,
           грубый дом дыма,
  где ласточка поседевшей головою бьется
      в преисподней твоего мундира.

                Жизнь - это потный лоб Микеланджело.
                Жизнь  -  это перевод с немецкого.
                Сколько хрусталя серебряные глаза нажили?
                Сколько пощечин накопили щечки прелестные?

                Я буду стреляться вторым за наместником
                сего монастыря, то есть тела,
                когда твоя душа слезою занавесится,
                а руки побелеют белее мела.

                Из всего прошлого века выбрали лишь меня.
                Из других - Разина струги, чифирь Пугачева.
                Небо желает дать ремня.
                Небо - мой тулуп, дородный, парчовый.

                Раскаленный кусок золота, молодая поэтесса - тоска,
                Четыре мужика за ведром водки...
                Жизнь - это красная прорубь у виска
                каретою раздавленной кокотки.

                Я не плачу, что наводнение в Венеции,
                и на венских стульях моих ушей
                лежит грандиозная библия моего величия
                и теплые карандаши. Темные карандаши всегда Богу по душе.

                Богу по душе с каким-нибудь малым
                по голубым распятиям моих вен,
                где, словно Пушкин, кровь ругается матом
                сквозь белое мясо всех моих белых поэм!

 *  *  *
                Моя свеча, ну как тебе горится?
                Вязанья пса на исповедь костей.
                Пусть кровь покажет, где моя граница.
                Пусть кровь подскажет, где моя постель.

                Моя свеча, ну как тебе теряется?
                Не слезы это - вишни карие.
                И я словоохотлив, как терраса,
                в цветные стекла жду цветные камни.

                В саду прохладно, как в библиотеке.
                В библиотеке сладко, как в саду...
                И кодеин расплачется в аптеке,
                как Троцкий в восемнадцатом году.

                Ждите палых колен,
                ждите копоть солдат
                и крамольных карет,
                и опять баррикад.

                Ждите скорых цепей
                по острогам шута,
                ждите новых царей,
                словно мясо со льда,

                возвращение вспять,
                ждите свой аллилуй,
                ждите желтую знать
                и задумчивых пуль.

                Ждите струн или стыд
                на подземном пиру,
                потому, что просты
                и охаять придут.

                Потому, что налив в ваши глотки вина,
                я  -  стеклянный нарыв
                на ливрее лгуна.

                И меня не возьмет
                ни серебряный рубль,
                ни нашествие нот,
                ни развалины рук.

                Я и сам музыкант.
                Ждите просто меня
                так, как ждет мужика
                лоск и ржанье коня.

                Не со мною - так раб.
                Не с женою - так ладь.
                Ждите троицу баб,
                смех, березы лежать.

                Никуда не сбежать,
                если губы кричат.
                Ты навеки свежа,
                как колдунья-свеча.

                О, откуда мне знать
                чудо, чарочка рек?
                Если волосы взять,
                то светло на дворе!

 \\\\  МОЛИТВА ////

                Моя звезда, не тай, не тай,
                Моя звезда — мы веселимся.
                Моя звезда, не дай, не дай
                Напиться или застрелиться.

                Как хорошо, что мы вдвоем,
                Как хорошо, что мы горбаты
                Пред Богом, а перед царем
                Как хорошо, что мы крылаты.

                Нас скосят, но не за царя —
                За чьи-то старые молебны,
                Когда, ресницы опаля,
                За пазуху летит комета.

                Моя звезда, не тай, не тай,
                Не будь кометой той задета
                Лишь потому, что сотню тайн
                Хранят закаты и рассветы.

                Мы под одною кофтой ждем
                Нерукотворного причастья
                И задыхаемся копьем,
                Когда дожди идут нечасто.

                Моя звезда — моя глава,
                Любовница, когда на плахе,
                Я знаю смертные рубахи,
                Крахмаленные рукава.

                И все равно, и все равно,
                Ад пережив тугими нервами,
                Да здравствует твое вино,
                Что льется в половине первого.

                Да здравствуют твои глаза,
                Твои цветы полупечальные,
                Да здравствует слепой азарт
                Смеяться счастью за плечами.

                Моя звезда, не тай, не тай,
                Мы нашумели, как гостинцы,
                И если не напишем — Рай,
                Нам это Богом не простится.

   \\\\ НАПИСАНО В ПЕТЕРБУРГЕ ////

                А если лошадь, то подковы,
                что брюзжат сырью и сиренью,
                что рубят тишину под корень
                неисправимо и серебряно.

                Как будто Царское Село,
                как будто снег промотан мартом,
                еще лицо не рассвело,
                но пахнет музыкой и матом.

                Целуюсь с проходным двором,
                справляю именины вора,
                сшибаю мысли, как ворон,
                у губ багрового забора.

                Мой день страданьем убелен
                и под чужую грусть разделан.
                Я умилен, как Гумилев,
                за три минуты до расстрела.

                О, как напрасно я прождал
                пасхальный почерк телеграммы.
                Мой мозг струится, как Кронштадт,
                а крови мало... слышишь, мама?

                Откуда начинает грусть?
                орут стрелки с какого бока?
                когда вовсю пылает Русь,
                и Бог гостит в усадьбе Блока?

                Когда с дороги перед вишнями
                Ушедших лет, ослепших лет
                совсем сгорают передвижники
                и есть они, как будто нет!

                Не попрошайка я, не нищенка,
                прибитая злосчастной верой,
                а Петербург, в котором сыщики
                и под подушкой револьверы.

                Мой первый выстрел не угадан,
                и смерть напрасно ждет свиданья.
                Я заколдован, я укатан
                санями золотой Цветаевой.

                Марина! Ты меня морила,
                но я остался жив и цел.
                Ф где твой белый офицер
                с морошкой молодой молитвы?

                Марина! Слышишь, звезды спят,
                и не поцеловать досадно,
                и марту храп до самых пят,
                и ты, как храм, до слез до самых.

                Марина! Ты опять не роздана.
                Ах, у эпох. как растерях,
                поэзия - всегда Морозова
                до плахи и монастыря!

                Ее преследуют собаки,
                ее в тюрьме гноит тоска.
                Гори, как протопоп Аввакум,
                бурли - бурлючая Москва.

                А рядом, тихим звоном шаркая,
                как будто бы из-за кулис,
                снимают колокольни шапки,
                приветствуя социализм!

\\\\ СТИХОТВОРЕНИЕ О БРОШЕННОЙ ПОЭМЕ //// 

                Эта женщина не дописана,
                Эта женщина не долатана,
                Этой женщине не до бисера,
                А до губ моих — Ада адова.
                Этой женщине — только месяцы,
                да и то совсем непорочные.
                Пусть слова ее не ременятся,
                Не скрипят зубами молочными.
                Вот сидит она, непричастная,
                Непричесанная, ей без надобности,
                И рука ее не при часиках,
                И лицо ее не при радости.
                Как ей хмурится, как ей горбится,
                Непрочитанной, обездоленной.
                Вся душа ее в белой горнице,
                Ну а горница недостроена.
                Вот и все дела, мама-вишенка,
                Вот такие вот, непригожие.
                Почему она просто — лишенка,
                Ни гостиная, ни прихожая?
                Что мне делать с ней, отлюбившему,
                Отходившему к бабам легкого?
                Подарить на грудь бусы лишние,
                Навести румян неба лётного?
                Ничего-то в ней не раскается,
                Ничего-то в ней не разбудится.
                Отвернет лицо, сгонит пальцы,
                Незнакомо-страшно напудрится.
                Я приеду к ней как-то пьяненьким,
                Завалюсь во двор, стану окна бить,
                А в моем пальто кулек пряников,
                А потом еще — что жевать и пить.
                Выходи, скажу, девка подлая,
                Говорить хочу все, что на сердце.
                А она в ответ: «Ты не подлинный,
                А ты вали к другой, а то хватится!»
                И опять закат с витра черного,
                И опять рассвет мира нового.
                Синий снег да снег, только в чем-то мы
                Виноваты все, невиновные.
                Я иду домой, словно в озере,
                Карасем иду из мошны.
                Сколько женщин мы к черту бросили —
                Скольким сами мы не нужны!
                Эта женщина с кожей тоненькой,
                Этой женщине из изгнания
                Будет гроб стоять в пятом томике
                Неизвестного мне издания.
                Я иду домой, не юлю,
                Пять лягавых я наколол.
                Мир обидели, как юлу, —
                Завели, забыв, на кого.
                11 ноября 1964

 ОСЕНЬ  (масло)   Владимиру Алейникову

                Здравствуй, осень, — нотный гроб,
                Желтый дом моей печали.
                Умер я — иди свечами.
                Здравствуй, осень, — новый грот.

                Если гвозди есть у баб,
                Пусть забьют, авось осилят.
                Перестать ронять губам
                То, что в вербах износили.

                Этот вечер мне не брат,
                Если даже в дом не принял.
                Этот вечер мне не брать
                За узду седого ливня.

                Переставшие пленять
                Перестраивают горе...
                Дайте синего коня
                На оранжевое поле!

                Дайте небо головы
                В изразцовые коленца,
                Дайте капельку повыть
                Молодой осине сердца!

                Умер я, сентябрь мой,
                Ты возьми меня в обложку.
                Под восторженной землей
                Пусть горит мое окошко.
                1964
  \\\\ НОЧЬ ////
                У меня волосы — бас
                До прихода святых верст,
                И за пазухой вербных глаз —
                Серебро, серебро слез.

                По ночам, по ночам — Бах
                Над котомками и кроватями,
                Золотым табуном пах,
                Богоматерью, Богоматерью.

                Бога, мама, привел опять
                Наш скелетик-невропатолог.
                Из ненайденного портного
                Вышел Бог — журавли спят.

                Спрячу голову в два крыла,
                Лебединую песнь докашляю.
                Ты, поэзия, довела,
                Донесла на руках до Кащенко!
                Май 1964
\\\\  СЕРЫЙ КОНЬ ////

                Я беру кривоногое лето коня,
                Как горбушку беру, только кончится вздох,
                Белый пруд твоих рук очень хочет меня,
                Ну а вечер и Бог, ну а вечер и Бог?

                Знаю я, что меня берегут на потом
                И в прихожих, где чахло целуются свечи,
                Оставляют меня гениальным пальто,
                Выгребая всю мелочь, которую не в чем.

                Я стою посреди анекдотов и ласк,
                Только окрик слетит, только ревность притухнет,
                Серый конь моих глаз, серый конь моих глаз,
                Кто-то влюбится в вас и овес напридумает.

                Только ты им не верь и не трогай с крыльца
                В тихий, траурный дворик «люблю»,
                Ведь на медные деньги чужого лица
                Даже грусть я тебе не куплю.

                Осыпаются руки, идут по домам,
                Низкорослые песни поют,
                Люди сходят с ума, люди сходят с ума,
                Но коней за собой не ведут.

                Снова лес обо мне, называет купцом,
                Говорит, что смешон и скуласт,
                Но стоит, как свеча, над убитым лицом
                Серый конь, серый конь моих глаз.

                Я беру кривоногое лето коня.
                Как он плох, как он плох, как он плох!
                Белый пруд твоих рук не желает понять —
                Ну а Бог?
                Ну а Бог?
                Ну а Бог?
                Осень 1964

 БАНДЕРОЛЬ СВЯЩЕННО ЛЮБИМОМУ  ( Александру Галичу )

                Молись, гусар, пока крылечко алое,
                сверкай и пой на кляче вороной,
                пока тебя седые девки балуют
                и пьяный нож обходит стороной.

                Молись, гусар, отныне и присно,
                на табакерке сердце выводи,
                и пусть тебя похлопает отчизна
                святым прикладом по святой груди.

                Молись, гусар, за бочками, бачками
                на веер карт намечены дуэли,
                да облака давно на вас начхали,
                пока вы там дымили и дурели.

                Молись, гусар! Уже кареты поданы.
                Молись, гусар! Уже устали чваниться.
                Гарцуют кони, и на бабах проданных
                любовь твоя загубленная кается.

                Молись гусар! Во имя прошлых девок,
                во имя Слова, что тобой оставлено,
                и может быть твое шальное тело
                в каких-нибудь губерниях состарится.

                Молись, гусар, пока сады не поняли.
                Молись, гусар, пока стрельцы не лаются,
                ведь где-нибудь подкрасит губы молния,
                чтобы тебе при случае понравиться.

                И только тень, и только пепел, пепел,
                паленый конь, и лишь грачи судачат.
                И только вздрогнет грязно-медный гребень...
                А снявши голову по волосам не плачут!

\\ ВАЛЬС НА СОБСТВЕННЫХ КОСТЯХ //

                ...И когда голова моя ляжет,
                и когда моя слава закружит
                в знаменитые царские кражи,
                я займу знаменитые души.

                Сигареты мои не теряй,
                а лови в голубые отели
                золотые грехи бытия
                и бумажные деньги метели.

                Пусть забудется шрам на губе,
                пусть зеленые девки смеются,
                пусть на нашей свободной судьбе
                и свободные песни ведутся.

                И когда черновик у воды
                не захочет признаньем напиться,
                никакие на свете сады
                не закажут нам свежие лица.

                Я пажом опояшу печаль
                и в жаргоны с народом полезу,
                и за мною заходит свеча,
                и за мною шныряют повесы

                В табакерке последней возьми
                вензель черного дыма и дамы.
                И краснеют князья, лишь коснись
                их колец, улыбавшихся даром.

                Этот замок за мной недалек.
                Прихлебатели пики поднимут.
                Словно гном пробежит уголек,
                рассмеется усадьба под ливнем.

                Не попросят глоточка беды
                горбуны, головастики знати,
                и синяк у могильной плиты
                афоризм тишины не захватит.

                А когда голова моя ляжет,
                и когда моя слава закружит,
                лебединые мысли запляшут,
                лебединые руки закружат!

 \\ ПЕРИСТЫЙ ПЕРСТЕНЬ //

                Этой осенью голою,
                где хотите, в лесу ли, в подвале,
                разменяйте мне голову,
                чтобы дорого не давали.

                И пробейте в спине мне,
                как в копилке, глухое отверстие,
                чтоб туда зазвенели
                ваши взгляды и взгляды ответственные.

                За глаза покупаю
                книжки самые длинные.
                Баба будет любая,
                пару черных подкину ей.

                За таки очень ласковое
                шефу с рожею каменной
                я с презреньем выбрасываю
                голубые да карие.

                Ах, копилушка-спинушка,
                самобранная скатерть,
                мне с серебряной выдержкой
                лет пяти еще хватит.

                За глаза ли зеленые
                бью зеленые рюмки,
                а на сердце влюбленные
                все в слезах от разлуки.

                Чтоб не сдохнуть мне с голоду,
                еще раз повторяю,
                разменяйте мне голову,
                или зря потеряю!

   {{{{{{{{{{{{{^^*^^}}}}}}}}}}}}}}
БоевОй ДонбАсс – Боевая ГОРловка – НовоРУСЬ   
        * ДНР – НовоРОСсия *
П\с – 1:
      ОткрОйте для себя ГубАнова Лёню   
@@^^> http://stihi.ru/2019/11/09/8465
 Красные чЕрти сгубили поЭта ГубАнова!!
@@^^> http://stihi.ru/2019/10/16/9944
  Мои любимые стихи Лёни Губанова
@@^^> http://stihi.ru/2019/10/16/870
 С 21-го века Леониду Губанову
 http://stihi.ru/2017/05/25/2694

Открыл в 1988-м Лёню ГубАнова. Сегодня Кузнецова
@@^^>   http://stihi.ru/2021/02/15/792
П\с - 2:
 Мне жаль не знАющих Лёню Губанова...
    http://stihi.ru/2021/11/29/1009
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 1ч
    http://stihi.ru/2021/11/29/1107
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 2ч
    http://stihi.ru/2021/11/29/1167
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 3ч
    http://stihi.ru/2021/11/29/1551
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 4ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1601
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!!5ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1649
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 6ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1718
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 7ч
    http://stihi.ru/2021/11/29/1786
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 8ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1837
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 9ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1875
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 10ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1900
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 11ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1932
Первый поэт Медного Века Русской Поэзии!!! 12ч
   http://stihi.ru/2021/11/29/1958