Рассказ без названия

Он вспомнил его простодушную физиономию и его смешливое: «Да что ж на меня можно донести?! Я и сам ничего такого за собой не знаю...»
Он презрительно ухмыльнулся: «Э, милай! Был бы человек, а что донести найдется!» И продолжил писать донос на соседа по квартире. Отвлекся и опять презрительно усмехнулся. Не нравился ему этот сосед, чистоплюй проклятый. Не пьет, не курит, не матерится. Видишь ты, выше других себя ставит! Говорит: «Не хочу читать. Не досуг мне». А мы напишем: «Когда зашел разговор о политической литературе, сказал: «Не хочу я читать их произведения! Не досуг!» На вопрос «Какого он мнения о возможности построения коммунизма?» усмехнулся: «Да что я могу сказать, простофиля!» А мы, значит, так напишем: «Да что они могут, простофили?!» Таким нехитрым способом все шуточки соседа превращались в насмешки над руководством страны, в издевки над государственным строем. Донос явно тянул на «политическую» статью. А это значило - получи пятнашку и в лагеря на верную смерть.
Он откинулся на спинку стула и оглядел свою комнату. Подумал: «Да, не плохая. Но у соседа-то получше будет. Если удастся прибрать соседову, то и вся квартирка моя!» Блаженно улыбнулся от таких мыслей и привычно написал: «С непримиримостью к врагам трудового народа, Семен Пертушанский».

*
Он с отвращением вытащил на мусорку пропахшую мочей постель деда. Посмотрел на кровать. С ней то что делать? Но и от нее разило, как от общественного туалета. И кровать проследовала на мусорку. За ней отправились дедовы пиджаки, башмаки, грамоты и старые фотографии. В поиске чего-бы еще выкинуть? он достал из шкафа коробку, аккуратно перевязанную ленточкой. Брезгливо раскрыл ее и присвистнул от удовольствия. В ней лежали дедовы ордена и наградные листы к ним.
Антиквар прищурился и деланно вздохнул: «Молодой человек, мы не сможем заплатить за эти награды по полной рыночной стоимости, ведь не известно происхождение этих орденов. Не хочу вас обидеть, но, возможно, они краденые».
- Да что вы?! - забеспокоился он. - Всё дедово. Вот и наградные листы имеются. Читайте: тут «лейтенанту НКВД», тут уже «капитану», а тут «майору Семену Пертушанскому».
Антиквар отсчитал приличную сумму и спросил:
- Не секрет - зачем продаете? Память все-таки.
- Да какая память?! - усмехнулся внук. - Жил трухлявый сталинист, как свинья, как скотина и подох, никому не нужный! В своем дерьме чуть не захлебнулся! Я после его смерти неделю квартиру проветривал!
- А деньги-то вам зачем?
Внук просиял:
- Своих добавлю, «тойоту» куплю! - и продолжил мечтательно: Цвета «салатовый электрик»! Уже присмотрел такую!

*
На кладбище ритуальный автобус, на котором они ехали, пропуская встречную машину, съехал с дороги и одним колесом увяз в глубоком сугробе. Подошли кладбищенские рабочие и началось обычное в таких случаях: «Давай-давай! В раскачку! Навались! Три-четыре!»
Это хоть как-то отвлекло ее от горестных мыслей. Да и слезы уже кончились Казалось, что вместе с ними все глаза выплакала! И только когда рабочие стали заколачивать гробик, она опять зашлась от рыданий. Ее чуть-ли не силой отвели от могилы, и рабочие стали забрасывать ее землей. Удары падающих комьев о гроб и материнские рыдания создавали гнетущую атмосферу. Рабочий по-старше, не выдержав, отошел в сторону и закурил. Спросил у одного из родственников: «От чего малец помер?»
Тот вздохнул и со злобой процедил сквозь зубы: «Не помер! Убил его один мерзавец! Только получил права, как почувствовал себя Шумахером хреновым! На своей салатовой «тойоте» несся под сотню, проскочил на красный свет и прямо на пешеходном переходе перед школой сбил мальчишку!»
А убитая горем мать безумным, ничего не видящим взглядом рыскала по сторонам. Почему-то уставилась на соседнюю могильную плиту и зачем-то вслух прочитала: «Семен Пертушанский. Для тебя честь была превыше всего! Горячо любимому дедушке от признательного внука».

*
Он сидел на корточках и мокрой травой оттирал кровь с ладоней. Поднявшись подумал: «Закопать брата?» «Нет! - его лицо исказила злобная усмешка: Пусть его растерзают дикие звери!»
Перед тем, как уйти, он оглянулся.
Брат лежал на спине, крестообразно раскинув руки и смотрел на Каина кротким взглядом уже не живых, остекленевших глаз.
Спускались сумерки...

*
Смеркалось. В кладбищенской церкви ударил колокол, призывая верующих на всенощную. Рабочие, получив авансом хорошие деньги, весело переговариваясь, копали свежую могилу...