96

Лицо и цветочки давно знакомы –
Я им дал имена, будто подъездной шавке.
Двадцать пять лет беготни от утробы и от закона –
Это хороший зачин для затравки.

Кража книг, слив друзей, телефонная порча,
Гороскопы для мам, ахуевшие ставки, –
Без срока давности и проволочек
Только бабочки в этой посудной лавке.

Начиная с зимы ТЗР и до зноя Стамбула
Я плутал босиком, берега попутав.
Мои кореша – это те, кого жизнь обула.
Любимая даст мастер-класс для Иуды.

Короче, следите за нашей ****атой афишей.
Я на ней тот, что самый красивый.
Поэт – это тот, кого видно и слышно
За шёпотом простынь, в отражении ксивы,

В витрине цветочного, в грядках кладбища,
Под телом богини, что все беды забыла,
Среди толстосумов и возле нищих,
Как скарабей на гнилом побережье Нила.

Священные страхи – мой хлеб насущный.
Побег с вечеринок – моя привычка.
Остаться вдвоём, чернобровая, много лучше
Сплетен толпы и даже наличных.

Видишь теперь как всё это красиво?
Собачка у дома, собранье Катулла,
Щёки, как маки, твои, что краснее ксивы,
Жарче, чем все каштаны Стамбула.

И этот момент, до которого дожил, –
Мне ради него никого не жалко.
Я подписал договор, где нам всё можно.
И скрепил его зажигалкой.