Апология Декарта. Мысль шестая

    День шестой. Мысль шестая.
Может ли реальности быть больше или меньше?

    Реальности всегда больше или меньше, до тех пор пока она не пришла и не стала единственной реальностью. Такой ответ я даю при помощи Декарта. А теперь посмотрим каким образом можно увидеть этот ответ.

    Начнём с самых фантастических иллюзий: кентавров, крылатых коней, людей с бычьими головами (вполне допустимый вариант для средневековья), фей или ангелов - сколько в них реальности? Или вот так: реальны ли они? Каждый здравомыслящий человек нашей цивилизации сразу же скажет - "нет, не реальны". Но Декарт иначе отвечает на этот вопрос, и как всегда приготовьте стул, чтобы было куда приземлиться, потому что ответ будет шоковым: в них столько же реальности, сколько и в математическом треугольнике. Что скрывается за кентаврами, крылатыми конями, феями или ангелами? - Образы и фигуры. Не важно, что они находятся в диком сочетании, невообразимом сочленении, невиданном порядке, важно, что все они для того, чтобы предстать перед нами, опираются на определённую пространственность или протяжённость, а это и есть единственная реальность в данном случае - и для кентавра, и для математического треугольника. Да, в треугольнике она упорядочена в соответствии с логическим познанием, а в кентавре она сочленена путём вымысла, но во-первых она всё равно здесь одна и та же, а во-вторых никто нам ещё не доказал чья глубина проникновения круче - вымысла или же логики. Смысла или же рациональности. Поэтому, хотя кентавров мы вообще не встречаем и опытным путём не можем их подтвердить, они на самом деле имеют ровно столько же реальности, сколько и мы с вами - в порядке некоторых протяжённых тел. И разве сегодня мы не предполагаем, в соответствии с мыслью Декарта, что вполне можем встретить нечто похожее на "кентавра" на другой планете и при других условиях формирования жизни? И то, что казалось нам лишь иллюзией, станет явью. Но все возможности таких предположений Декарт уже заранее опередил, расчленив и показав нам единственную реальность в данных сравнениях, а также то, как она может работать. Вкратце: да как угодно в пределах самой протяжённости. Ведь то, что на Земле с ней происходит скорее вот, чем вот этак - всего лишь земной проект, но допустимы и другие проекты.

    А теперь перейдём к другой реальности, которая также всегда одна, потому что исключает первую реальность, в том случае когда сама имеется. Мыслительная реальность по Декарту исключает всякое протяжение. Как впрочем, и наоборот. Всё похоже на то, что каждая из этих реальностей работает в автономных режимах отключения друг друга. Я могу осуществить презентацию объектов внешнего мира и презентацию своих собственных движений, но я не могу представлять свои чувства и мысли в виде протяжённых образов, для этого мне нужен другой, через которого я увижу, услышу и узнаю о том, что и мне принадлежит. Но другой это пространство, а самому себе я дан непосредственно через мышление, которое видеть я не могу. Таким образом имеется принципиально невидимая реальность, и эта реальность и есть я сам, как мыслящее существо. Пространство, как таковое, выдвигает требование внешнего отношения, но мне известны также и такие отношения, которые могут быть названы имманентными, внутренними. Обычно мы говорим, что одно переходит в другое, но столь же обычно мы оказываемся и не в силах ответить на вопрос: каким образом? Некогда, помнится, Анаксагор, указывал на хлеб и воду, а затем заглатывал их и говорил: смотрите, сейчас они перейдут в меня. И свидетели его опытов, были вынуждены "смотреть" попристольней и повнимательней, а не просто скользить взглядом равнодушного обывателя, однако тайна так и оставалась "утробой" Анаксагора, осуществляющей этот непонятный переход. В принципе, Декарт, обобщая, мог бы написать и так: всё, что спрятано, свёрнуто и внутренне переосуществлено, всё, что потаённо, как по Хайдеггеру, всё это - избегает пространства. Характер же поведения последнего, то есть пространства, таков, что оно не оставляет места для внутреннего дополнительного измерения.

    Две реальности или два способа бытия не могут напрямую апеллировать друг к другу: реальность протяжённости не измеряется мыслительными операциями, выполненными в ней (вследствие чего и кентавр, и треугольник имеют одинаковую реальность), а с другой стороны реальность мышления подтверждается не тем, что она имеет конкретные телесные образы в своём мышлении. Напротив, всё происходит так, что мы видим следующее: каждая из этих реальностей для собственного удостоверения апеллирует лишь к самой себе. На деле они всегда перемешаны, но стоит как следует их проанализировать, и тотчас же одна из них падает вниз - "вещью в себе" Канта или же "идеей самого себя" Декарта. Они никогда не образуют коротких связей друг с другом, но восходят к каким-то глубинам своих оснований, превращаются в ничто, и лишь после того отправляются в противоположный лагерь. Мышление это "ничтойность" протяжения, его последнее и предельное отрицание, и очевидно, что протяжение обладает той же самой характеристикой по отношению к мышлению. Для познания это, быть может даже и хорошо, - распахивается вся палитра зеркальных возможностей, но для реальности это приобретает катастрофический оттенок: ведь все основные базовые философские вопросы происходят именно отсюда, и даже шире - человеческие вопросы, включая и научные. Может ли душа существовать без тела? Как из неживой природы возникла жизнь или же она не возникала? Какою реальность была там, где не было пространства( в точке сингулярности, в точке Большого взрыва)?

   Декарта часто упрекают в том, что он не показал ясно и отчётливо (как сам того требовал) как телесная субстанция переходит в мыслящую, и как последняя переходит в протяжение. Упрекают в том, что он зарезервировал такие переходы за Богом, признав подобные акты божественными. Наверное, эти упрекающие, хотели бы, чтобы Декарт явил им пару-тройку красивых гипотез на данную тему. Но Декарт, как человек умный понимал, что мы не в силах отвечать на этот вопрос, - пока или принципиально не в силах (как скажет потом Кант), и молчал, упорно сохранял молчание. Упрекающие указывали ему на его тело, которое ходит вместе с его мышлением, но ведь это же был - дубль два Анаксагор (неживое, во мне превращается в живое) - задача, вопрос, но никак не решение. Зачем указывать на наше тело, когда можно указать на что угодно, считал Декарт, - оно всегда окажется смесью, каким-то составом протяжённого и не протяжённого - что же это доказывает? Мы не можем выбраться из этого смешения, не можем разлепить сплавленные куски того и другого, не логично ли было в этот момент заговорить о более высшей реальности, от которой обе?

   Ведь даже само протяжение для мысли - это мысль - мысль о протяжении. А со стороны телесной и само мышление есть протяжение - протяжение мозга или его структур. Спиноза, не стесняясь, скажет, что нет никаких двух субстанций, но есть один сплошной переход. Декарт будет осторожнее - переход чего во что?(ведь необходимо различать). Переход под знаком какой закономерности? Протяжение допускает для себя насилие мышления, но лишь в известных пределах, когда его чересчур устраняют, например, как в точке сингулярности, оно мстит мышлению собственной немыслимостью. Тогда возможно ли представить протяжённость и телесность вне всякой мысли и того, что мы под ней понимаем? Любое протяжение даёт основание различению, а значит предоставляет возможность отражения, ощущения и так вплоть до рефлексии, мышление же как таковое, если не брать его узким образом, как только исключительно рефлексию - это мощнейшая единящая сила. Всё, что мы видим, с чем имеем дело - дело рук и работа этих двух загадочных сил: силы различения и силы единения, силы сворачивания (мышления) и силы разворачивания (пространства). Можно ли выразиться о них так, что это только "половины мира" или каждая из этих "половин" тем и сильна, что непостижимым образом вмещает в саму себя всю полноту реальности? Кажется, Декарт стоял на последней позиции. Он хотел чтобы мы, взяв "смесь", больше не говорили о её составляющих через союз "и", что это мол и то, и другое (и протяжение, и мышление); но чтобы мы могли свести всё, что мы имеем на руках полностью к одному протяжению, допустим (без остатка), но тут же и так же эту же данную смесь могли свести и к мышлению без остатка (чем и занимался Декарт в своих экспериментах).

    Ещё точнее и короче: он хотел, чтобы мы прошли через испытание их отделимости друг от друга, поскольку именно на этом пути он видел возможность встречи с божественной истиной. Отделимые и существующие сами по себе, пространство и мышление - возможны ли они, как вмещающие всю полноту реальности без остатка? Божественный вопрос.