Положено было начало в лесу...

Положено было начало в лесу,
Где хвоя пестрела в очах проходящего,
Где очень при этом ужасно навязчиво
Листва умещалась бельмом на глазу.

Лес хвастать размером своим бы не смог,
Хотя в нем деталь была примечательна:
В нем сильно при этом и очень старательно
Пытался пламенем гореть огонёк.

Был пламень некрупный закован в тюрьме.
Тюрьма та стоит кирпичом окружённая,
Творцом тем была закалённая жизнь уготована
Тому, чья судьба горела в огне.

Жизнь смирную мог бы пламень прожить.
Но творчества ради рождён величайшего
Был. Помыслом мыслить он стал высочайшим,
Оковы свои он хотел бы разбить.

"На что мне, создатель, жизнь эта дана?
Хоть клетка из камня моя, но она как стеклянная.
Я заперт, но передо мной красота первозданная:
Рука из огня не порушит стекла.

Ты пищу мне дал, ты мне срок мой предрёк.
Но мало того, что вместил в дома угол,
Мой Бог, ты ведь что-то со мною попутал,
Ты отдал чужому уж мой уголок".

Тут ветер подул, огонь угасал,
С чем явно мириться дух юный, бушующий,
Рождённый, казалось, в страстях мир волнующим,
За вечную жизнь бы даже не стал.

Тут ветер подул на пламя с мечтой,
Огонь перебросил за камень-охранника.
Огонь разбежался, уча следы странника,
Который его оградил той стеной.

Дитё заметалось по жухлой траве,
К верхам пробираясь с любовию яростной.
Его голос стал для полей громогласнейшей
Ночной эпитафией, не скрытой во тьме.

Поэт разбегался, поэт только рос,
Пока  ни единого места осталося,
Которое в власти его не нуждалося,
В душе беспокойной покой теперь прост.

Что было до жизни его, он вобрал.
Он сжёг зеркала для мечты воплощения,
Посеяв в росинках тонны сомнения,
Он ради себя все растенья сорвал.

Деревья затлели, стволы обломив,
Спускались к кустам, что давно в усмирении,
Спустились к траве, к обломанной тернии,
Утратив последний жизненный блик.

Создатель стоял, наблюдая за тем,
Как дом, в котором чадо живущее,
Под гнетом единого, жизнь заимущего,
В обломках лежал и как тлел.