Устраняя скрип духовности живым огнём

               
   Скажу очевидным, что сполна за время бытия встречал я всполохи зла и добра, исходящие от дьявола и чародея вселенной с лицом всемогущего огня.
Еще, будучи мальцом,  познал я горе и страх, когда по соседству на моих глазах дотла сгорела дюжина избушек под соломенными крышами, объятых пламенем и криком ужаса мечущихся людей с вёдрами спасительной воды.
Или в противоположной скажем  аду стороне, когда звериный нрав огня в твоей власти, когда ты вхож во врата его души в пределах необходимого общения. Так, уходя в ночное с табуном в сытые луга, ты сидишь в кругу пацанов под звёздами у костра и печёшь в нём с собой прихваченную картошку, слушая, открыв рот, забавные байки из - под уса деда Прошки – старшего за надзором лошадей, подбрасывая сухой валежник в искромётный стержень пред тобой огня, что в ответ являет поле любви и взаимопонимания. 
   Пишу, объятый восторгом восхищения от удивительного случая, заставшего врасплох чувственную нотку новоявленной неожиданностью  духовной пищи, касаясь  творческой нити гончара.
Взглядом обычного обывателя до того смотрел я на огонь – больно, сытно, тепло… и потому был далёк от мысли, что  вдруг он станет мне верным другом, помощником и наконец творцом, вручая ему содержимое из - под руки колосом сердца на гончарном круге. Не думал, что припадая на колено, буду часами кланяться посланцу Бога при закладке в топку печи золотых поленниц дров, шептаться и спорить, искать потоки ветра для его ровного дыхания, устранять каприз, обжигая мне лицо и руки, выплёскиваться наружу. Терпения и сил его я набраться  просил, чтоб завершить нами начатое дело. Мой друг доверял мне, но не знал смогу ли я?  А я не святой, стоя на помосте  обжига, без опыта, в тумане случая, чтоб издать крик победы и надеть Свыше посланный венец.
История с виду довольно - таки проста.
Начну с того, что по весне в течение двух-трёх дней ежегодно сжигаю довольно приличный ворох разнородных ветвей после обрезки плодовых деревьев и всевозможных декоративных кустарников на садовом участке и за его пределом.
   В тот памятный, тронутый зеленью вечер, в догорающий костёр непоседа - внучок бросил  сляпанную с кулачок свою глиняную поделку, предварительно спросив: «Деда, можно, ты же обещал?». Я кивнул с лукавой улыбкой и предупредил, что: « Огонь может порвать на кусочки созданный им шедевр, не смотря на то, что ты мой внучок».
А наутро, спозаранку, растолкав мой седой сон, он потащил к сложившему крылья костру. Присев на чупурки, я извлёк из жаро-дышащей горки пепла, а вернее скатил прутиком на землю чёрный «уголёк». И некоторое время погодя, взял в руки остывшее,  космическое тельце человечика. «Деда, дай, дай мне посмотреть!», - просил, прыгая козлёночком,  малыш.
Первое, что поразило меня – фигурка была цельной, резкий перепад температуры не разрушил лепку изрядно тонюсенького черепка, и второе, сдув с «уголька»  лёгкий налёт сажи и потерев ладонью до лоска в час восходящего луча, он ослепил необычайно радужной чёрной смолью и  выразительностью объёма в целом и так слабовидящий мой рабочий глаз.
 Помню, как напряглась извилина мозга, чтоб повторить сие кровное зрелище, упав страждущей каплей в душевное озерцо моей любви.
Любопытство не заставило себя долго ждать и пять простеньких игрушек, завёрнутых в пищевую фольгу, осели, чуть притопленные в тлеющем слое золы, а  сверху были припорошены небольшим количеством щепы и сучьев.
Через пятнадцать минут костёр издал боевой клич, и до обеда языки пламени владели вольницей горения, пока  не прекратил  подачу позывных огня.
Ну, а  ближе к заходу ниже купола церквушки томной вечёрки, я склонился, затаив дыхание, в осОке нетерпения над «гробницей» любопытства, осторожно вороша дрожь пепла под трепыханием рядом гуляющего ветерка. И без сознания охваченный волненьем,  пал  ниц, увидев око древности в плазме жара, дыхнувшее теплом благодарности. «Получилось, о, Боже, случилось, благодарю Тебя!», - вскричал поражённый результатом до предела натянутый стальной нерв.
Придя в себя, шок трепета без промедления предложил ржавую бочку для некоего удобства в процессе обжига и в ней утолить бум нарастающего вдохновения, что в последнее время в кельи одиночества тяжко поскрипывало.
   Без лишних слов, в бездонном приюте бака я применил метод костра, предварительно «наварив» жаростойкую подстилку из золы для закладки изделий в фольге, обложив их расщепленной «соломкой» поленца, а после возгорания питал его досыта всякой всячиной, что может гореть, создавая, казалось мне, благодатную атмосферу для благополучия обжига. Три часа спустя прекратил насыщать раскалённый добела зев бочки пищей обожания, прикрыв плотно крышкой. Почесав затылок, а что же дальше?… И бухнул в неё на авось, оказавшись под рукой, полведра сухостоя туи вперемешку с еловыми шишками, остатками роскоши прошлой осени.
Не прошло и минуты, как  оказался я в щупальцах дикой копоти из всевозможных щелей, с боков обгоревшей в прах бесхозной бочки.
Скованный бетоном растерянности, я таращил глаза, не зная, что и думать, и всё  же на моё счастье  копилка лба не подвела, позволив избежать каверзного тупика и... «А, что если», -  подумалось тогда, «эта «гадость» и есть основа задымления черепка сосуда?!». Позже утвердил моё предположение Сергей Феньвеши, традиционный мастер по чернолощёной керамике, что она является продуктом сгорания смолы, будь то осина, берёза или дуб…
Одним словом,  вал копоти сдох, утратив силу стойкости, освободив бочку от пут своего влияния, что  ждала умозаключения  под дулом моей неуверенности.
Пока думал да рядил, а это час с лихом, решился, кусая губы, взять щипцы-ухваты от обварной керамики и начать, страшась – угадал или не угадал, сдвинув крышку, вылавливать из мерцающей зольной пены причудливые  «угольки» в виде птах, коней и прочего, на основе традиционной игрушки из красной глины.  Всё шло, как по маслу, но  на кроткий миг пришёл в замешательство, что не вся конструкция некоторых форм была охвачена равновесием копчения, мешала прилипшая, обугленная фольга. Рядом стоящее ведро с остатками туи оказалась спасательным кругом, когда  машинально я ткнул пёструю расцветку горячей свистульки с образом петушка на плетне в её чрев с сухостоем. И, братцы мои, случилось, случилось рождение чуда, отчего вне себя я чуть не сошёл с ума при виде дива дивной красоты новорождённого чёрно - дымчатого черепка, лежащего в ладонях его родителя.
  Возможность думать глубже спровоцировал минус фольги, предложив собрать небольшую коробчёнку из кирпича, – условно печь с топкой и на колосниках площадку для размещения и обжига сосудов, и иной почитаемой  народом  мелочёвки. Будучи  неуверенным в правоте мышления, собрал её без раствора, ссылаясь на будь, что будет.
В день обжига находился в прострации неизвестности, ища интуитивно границу подачи топлива для завершения набора, на глаз, апельсинового свечения огня внутри тулова печи с черепками. Где-то через час падения температуры, горловину топки заполнил всем чем мог, включая берёзовые поленья. И копоть, язви её мать, как из бочки, не заставила себя долго ждать, «нагло» заявив мне о халтурной кладке. Но и тут палата ума не подвела, вспомнив о завалялом в сундуке рулоне стеклоткани. В нарезанные определённой длины куски, я наскоро одел насквозь горячую печь, что смогло укротить чрезмерную летучесть смоляной гари.
   И, о, да, рассвет был праздником торжества, принёс венок удачи на ступень пытливой судьбы, когда я, не дыша, вскрыл бережно полуостывшую девственницу-печь и увидел всё, что Бог мне послал! Душа плясала от радости, удовлетворённая итогом случайности. Да и я не ожидал от седины юные всполохи упрямства, сохранив траекторию незыблемого движения.
До поздней осени шёл кочкообразный процесс познания волшебства, идя примитивным путём к неизведанному явлению сказочного сна в реальной, правдивой истории на плечах сегодняшнего дня.
   По весне 2022г., с прилётом грачей и скворцов, мечтаю с сыном, что вскоре вернётся из длительной, ангелом  непредусмотренной  командировки, сложить  мысленно воображаемую царственную печь для живого огня, согласно правилу кладки с учётом пробных сторон наблюдения.

                2021г.